Как пишет одна тайбэйская книга по стратагемам, однажды китайские центральные власти послали в район бедствия очищенный рис, однако по дороге из центра в провинцию, оттуда в округ, а затем в уезд происходила каждый раз «кража балок и подмена столбов», и содержимое груза менялось на глазах. Когда мешки прибыли к месту назначения, там оказалась кукуруза плохого качества. Но как бы пострадавшие ни возмущались, погревшие на этом руки чиновники могли бы ответить двумя строчками из стихотворения Ли Бо (701–762) о плавании в 1000 ли [1 ли примерно равно 0,5 км] по Янцзы мимо Трех ущелий: «Не успел отзвучать еще/Крик обезьян с берегов — /А уж челн миновал/ Сотни гор, что темнели вдали» [ «Рано утром выезжаю из города Води» («Цзао фа Бодичэн», 725 г.). Пер. А. Гито-вича].

Когда после окончания Второй мировой войны продажные правительственные чиновники занимались возвращением в собственность государства фабрик и предприятий поверженных японцев, по свидетельству той же книги о стратагемах, все мало-мальски добротное оборудование они продали, положив вырученные деньги себе в карман, а проданное ими оборудование заменили старьем. Захваченное японцами современное оружие они растащили, сдав вместо него в арсеналы старое, негодное оружие.

«Однажды, обедая в ресторане, я стал свидетелем примечательного события. Кто-то из посетителей попросил приготовить живую рыбу. Официант выловил рыбу из бассейна и показал ее посетителю. Тот попросил его бросить рыбу на пол. Официант исполнил, что от него требовали. Он бросил рыбу на пол. Затем поднял ее и исчез вместе с ней на кухне. Как я потом выяснил, в некоторых заведениях посетителям предлагают живую рыбу лишь для того, чтобы, удалившись с ней на кухню, бросить ее обратно в воду. А вместо предъявленной посетителю рыбы готовят блюдо из задохнувшейся, несвежей рыбы. Зная об этом, посетитель своей просьбой бросить рыбу на пол предохраняет себя от обмана. Раз рыба ударилась об пол и доведена до полусмерти, ничего не остается, как незамедлительно препроводить ее на сковороду. «Выкрасть балки и заменить колонны становится невозможным, — отмечает, приводя стратагему 25, Ли Цзинъян на литературной страничке газеты Жэньминь жибао, печатного органа Центрального Комитета Коммунистической партии Китая (Пекин, 26.05.1998, с. 12), и продолжает: — Не знаю, стало ли подобное поведение посетителей общепринятым, но, похоже, это не была пришедшая на ум посетителю выдумка. В этой связи мне давно известен другой способ выяснить, свежая или нет рыба подана на стол: проверка состояния ее глаз в соответствии с народной мудростью: «У живой рыбы — глаза выпучены, у мертвой — впалые». Изобретение упомянутым посетителем «приема против обмана» на основе собственного опыта», как выражается обозреватель Жэньминь жибао, «со всей очевидностью показывает, что живую рыбу тайком меняют на снулую. Невольно я подумал о тех жареных утках, что мне довелось отведать в ресторанах. Всякий раз перед посетителями появляется важный повар в высоком колпаке, показывая тому утку, которую сейчас приготовит. Затем он удаляется на кухню и занимается разделкой и готовкой. Спустя некоторое время он появляется снова с возлежащей на ослепительно белом блюде грудой мяса. Но вот чье оно, той ли самой утки? Этого нам не узнать! В театре или в опере легко видно, что всякий, выходящий на сцену, переодевался за сценой. Но при виде разделанной рыбы и утки установить подмену невозможно».

В этом ироническом замечании описано, похоже, имеющее место использование стратагемы 25 в китайском ресторане конца XX в. для обмана посетителей. Такого рода использованию стратагемы посетитель препятствует, прибегая к помощи другой уловки, а именно стратагемы 19. Дурное обращение с рыбой по просьбе самого посетителя с большой долей вероятности обеспечит попадание этой рыбы к нему на стол.

Выражением стратагемы 25 [ «чоу-лян хуань-чжу» («убрать балки и заменить столбы»] названа застольная игра, которую описывает Ли Жучжэнь (около 1763–1830) в своем романе Цветы в зеркале [гл. 91, в рус. пер. отсутствует]. Чтобы блеснуть образованностью и умом, одна из играющих [Циндянь] говорит удивленным слушателям: «Вот я убираю из знака [ «цзюнь» — войско] поперечную черту |, сворачиваю ее в крохотный кружок ·, который затем помещаю сверху знака. И вот, смотрите, перед вами совершенно другой знак, — собеседница обводит взглядом окружающих, убеждаясь, все ли следят за ней, — это знак [ «сюань» — возвещать]!»

«Каждый человек рожден небом. Будь то мужчина либо женщина, все они наделены данным небом телом. Соответственно, все имеют право на самостоятельность. Между людьми существует равенство… Оно не признает никаких телесных различий. При общении друг с другом все люди занимают одинаковое положение… Женщины и мужчины вместе составляют народ неба, вместе находятся в ведении неба. Когда они пестуют родственные связи меж собой либо находятся в согласном браке, все это схоже с равноправными отношениями друзей. Даже когда меж мужчиной и женщиной происходит любовное соединение, каждый из них все же остается самим собой. Каждый из них имеет равное право на самостоятельность, независимость и свободу… Женщина постоянно старается вверить себя семье мужа и тем самым теряет свое человеческое право на самостоятельность… Нынешняя Америка прославилась равенством. Но обычай, что жена должна следовать за мужем, держится по-прежнему и там. Стоит женщине выйти замуж, и она навечно принадлежит семье мужа. Ее место неизменно при муже. Если муж богат, то и жена богата. Если муж беден, то и жена бедна… Как говорит пословица: курица всегда следует за петухом, сука — за кобелем [ «цзя-цзи суй-цзи, цзя-гоу суй-гоу»]… Лишь из-за малого телесного различия повсюду мужчину возносят, а женщину притесняют. Какое преступление, какую вину вменяют женщине? Из-за крохотного телесного различия приходится женщине всю свою жизнь быть в подчинении и следовать за мужчиной, так до глубокой старости и не насладившись хоть одним днем свободы. Чем она заслужила такое к себе отношение? Ничего нет горше подобного лишения человека его права на самостоятельность. «Записки о правилах благопристойности» [ «Ли цзи», глава 9 «Действенность ритуала»] представляют провозглашенные Конфуцием установления Великого Единения. Там говорится: «свое куй — у женщины». Куй ныне означает не что иное, как самостоятельность. Поэтому имеется право женщины на самостоятельность».

Этот сильно сокращенный, исходно состоящий из 1088 знаков текст взят из шестой главы пятой части Книги Великого Единения [ «Датун шу»]. Написал Книгу Великого Единения китайский мыслитель и сочинитель Кан Ювэй (1858–1927). Это была одна из замечательнейших и влиятельнейших личностей на рубеже старого и нового Китая. Уже в 1898 г. он предпринял попытку посредством «реформы ста дней» преобразовать Китай в современное государство. Его труд Книга Великого Единения (частичный нем. пер. под названием Та Tung Shu. Дюссельдорф / Кельн, 1974), написанный в 1902 г., но полностью опубликованный только в 1935 г., представляет всеохватный план построения идеального общественного строя, когда-либо созданный в Китае. Хоть там видны следы западных идей, в своей основе это отражение китайского восприятия действительности. В утопии Кан Ювэя переплелись буддийские и конфуцианские, а также христианские и естественнонаучные представления. Видны там и стратагемные вкрапления.

Приведенный выше отрывок заканчивается цитатой, посредством которой Кан Ювэй хочет громогласно подкрепить свои слова в защиту женского равноправия: «свое куй — у женщины». А что же стоит за словом со звучанием куй, Кан Ювэй сам и разъясняет: куй означает не что иное, как «самостоятельность». А затем следует подкрепленное авторитетом конфуцианских слов заключительное предложение: «Поэтому имеется право женщины на самостоятельность».