Я присмотрелась к графику, согласно которому следующие занятия, в шестнадцать, проводила Рэйчел. “Йога и упражнения на растяжку для “мам в состоянии беременности”. Что за идиот придумал эти названия? Ведь не нужно быть беременной, чтобы быть мамой. Но автор избежал, по крайней мере, кошмарного повторения „будущих мам”. Все имеет свою хорошую сторону.

Лоу вынырнула из кабинета с ощущением вины, но и удовлетворением, написанным на лице. Когда она садилась, главная дверь отворилась с грохотом, и вошла женщина, которая очевидно была мамой в состоянии беременности.

- Я не буду спрашивать, на какие занятия мадам собирается, - сказала Лоу с улыбкой, подавая ей билет.

- Это видно, да? - обрадовалась клиентка. - Уже недалеко до финиша. И скажу вам, что не могу дождаться, когда этот малый, в конечном итоге, вылезет, – сказала она, кладя деньги на прилавок. - Я первая?

- Верно. Проходите, пожалуйста, внутри есть стулья, если вы захотите посидеть.

Женщина удалилась в сторону зала ожидания. На протяжении следующих десяти минут появилась пара других участниц занятий Рэйчел, все значительных размеров, осторожно ставящие каждый шаг, словно ребенок мог в любой момент выпасть на пол. Лоу сказала что-то милое каждой из них, и абсолютно каждая ответила ей улыбкой. Видно, попала в соответствующий тон, ни сентиментальный, ни протекционный. Через минуту из зала ожидания начало доноситься низкое журчание голосов, прерываемое время от времени взрывами смеха. Лоу взглянула на часы. Доходило до четырех.

- Еще пять минут, – сказала она.

- Скорей всего делятся кошмарными рассказами о родах, - пошутила я. - Зачем мамашам так торопиться?

Лоу, мать четверых детей, уставилась на меня с неодобрением. В этот самый момент на лестнице, ведущей в подвал, появилась Рэйчел, которая подошла к нам и посмотрела на часы.

- У тебя еще минутка, - проинформировала ее Лоу.

- Это хорошо, я боялась, что опаздываю. Ну, ничего, поскольку я уже здесь, то, пожалуй, начну. Если еще кто-то подойдет, посылайте его ко мне.

Рэйчел исчезла в гимнастическом зале, после чего минутой позже появилась опять, на этот раз неся кучу ковриков для своих учениц. Я сорвалась с места, чтобы придержать ей дверь от зала ожидания. Едва она зашла внутрь, голоса стихли. Я поняла, что Рэйчел что-то говорит, но не различала слова.

Я взяла рюкзак и куртку с пола.

- Благодарю за чай, - сказала я Лоу. – Пойду, положу вещи в шкаф. Можно заняться на ближайший час придумыванием новых, чудовищно тяжелых упражнений для моих будущих жертв.

- Не за что, - ответила Лоу. - Заходи еще, когда будет нужда.

Спускаясь по лестницы едва не я упала на Наоми, которая как раз шла наверх. С бешеной миной на лице, она посмотрела на меня исподлобья. Толкнула меня, после чего тронулась дальше, даже не попросив прощения, и выбежала из тренажерного клуба. Резко громыхнула дверью. Одна из моих подруги говорит в такой ситуации “Какая ты грубая” и делает это таким осуждающим тоном, что виновный немедленно впадает в раскаяние. Я пожалела, что так не умею.

Спустившись по лестнице, я отметила, что в бюро находился Джефф. Сидел за столом над какой-то бумагой. На звук моих шагов обернулся, чтобы проверить, кто идет, но через минуту склонил голову обратно.

Шкаф располагался напротив входа в бюро. Я повесила куртку и забросила на полку рюкзак, вынув предварительно из него горсть шпилек. Как большинство тренеров, я приходила в тренажерный клуб сразу в гимнастическом наряде, принося сменную одежду в рюкзаке. Никому не хотелось бы переодеваться два раза. Одежда на мне была та, что обычно: леггинсы, футболка и застегивающийся топ с длинными рукавами, который я выбрала для разминки. Когда-то он был черный, но в настоящий момент напоминал скорее горелый уголь, заношенный до дыр. На футболке впереди виднелась женская ладонь, держащая пистолет, а сзади дыры от пуль. Спину пересекал логотип рок-группы, которую я любила давно, много лет тому назад. Я ее уже не слушала, но футболку заносила почти вдрызг.

Я повернула ключ в замке шкафа. Он висел на резиновой ленте, которой можно было обернуть лодыжку и заложить ключ за край носка. Терпеть не могу, когда что-то болтается на запястьях. Осталось только убрать волосы. Сжимая шпильки в горсти, я направилась по коридору в сторону уборной. По пути я присматривалась к плакатам на стене, рекламирующим однодневные съезды по фитнессу, вечеринки, макробиотические рестораны и другие подобные вещи.

Свернув налево, я минула входы в два павильона, мужской и женский. Из-за обеих пар дверей доносился поток ритмичной музыки, это значило, что внутри шли занятия. Линда очень сурово следила, чтобы мы экономили ток, поэтому никто не забывал об отключении магнитофона, выходя из павильона. Направо была дверь в мужскую раздевалку, потом мужские туалеты, потом дамские раздевалки, а в завершение дамский закуток. Дальше не было уже ничего, только пол, покрытый потертым линолеумом, который простирался до двери на пожарную лестницу с прибитой ярко-зеленой доской, информирующей, как пользоваться огнетушителями и не впадать при этом в панику. Надпись на ней гласила “Эта дверь охраняется”, а ниже какой-то остряк дописал “У-у-у, я умираю из страха!”.

Я отворила двери в дамскую уборную. Одна из кабинок была закрыта - кто-то, конечно, уже там сидел. Я положила шпильки на выступ перед зеркалом, после чего заколола волосы в строгий, аккуратный пучок, который, как хорошо знала, в течение тренинга превращался в беспорядочную массу локончиков, торчащих во всех направлениях. Когда я закончила, то поняла, что поскольку уже здесь нахожусь, могу воспользоваться уборной. Лишь сидя на унитазе, я осознала, что женщина из соседней кабины не издала ни одного звука уже добрых пять минут. Показалось мне это довольно странным. Очевидно, некоторые люди так стыдливы, что не любят улаживать свои дела, когда другие это слышат. Но через пять минут она должна была бы сдаться. И уже без сомнения прозвучал бы какой-нибудь звук – например, отзвук рвущейся туалетной бумаги или шорох одеваемой одежды.

Я спустила воду, после чего вышла из кабины. Моя соседка по-прежнему молчала. Я не хотела быть нахальной, но боялась, что она нуждается в помощи, поэтому осторожно заглянула под ее кабинку. Я рассуждала так: или она увидит меня, или примет за хулиганку. Едва я увидела ее ногу, повернутую под странным углом в сторону стены, как поняла, что это уже не важно. Выглядело все так, словно голова ее была где-то под раковиной. Если бы я не знала, что ни одна из учениц Рэйчел не спускалась вниз, подумала бы, что это какая-то йогиня делает разминку. Но эта нога производила странное впечатление... И, кроме того, почему я не слышала даже самого слабого журчания? И как долго можно сидеть в уборной в такой невыгодной позиции?

Замок в двери имел красный цвет и надпись “Занято” на случай, если бы у кого-то возникли какие-то сомнения. Я постучала учтиво, но не услышала никакого ответа. Я уже планировала использовать шпильку в качестве отмычки, когда решила попробовать более простой способ. Я толкнула сильно дверь, а когда почувствовала, что поддается, усилила натиск. В то же мгновение дверь повернулась на петлях и ударила во что-то с глухим гулом. Звучало это как стук об обморочное тело.

Мне вовсе не хотелось заглядывать внутрь. Сердце мое билось очень быстро, а затылком я почувствовала острые уколы холода, и это не потому, что моя прическа открывала всю шею. Однако поскольку я зашла уже так далеко...

Мне не пришла в голову ни одна разумная мысль на тему отпечатков пальцев и бесценных следов. Я пролезла через расселину в двери и уставилась на женщину, которая лежала в середине. Она согнулась, словно падала с унитаза, а ее руки и ноги свисали бессильно на землю. Теперь уже я понимала, почему не раздавалось никаких звуков. Трудно что-то говорить, когда часть твоего лица похожа на месиво.