- Наоборот, - перебила Мария Михайловна. – Наоборот, он так был зол, что просто убить упыря ему было мало!

- И что же с ним сделали?

- Его заточили в серебряный гроб и запечатали святым крестом.

- Да ну, это ерунда, - сказал Вадим. – Сказки какие-то.

- А вот и не сказки, - надула губы бабка.

- Ну, это же наверняка не известно, вы сами сказали, что это сплетни, - поддержал Кукушкина Александр.

Он в сотый раз за день достал сотовый телефон, набрал номер Бориса. Трубка отозвалась лишь шорохом помех.

- Э-эх! Если бы связь была…

- А вот и не сказки, - упрямо повторила Мария Михайловна. – Теперь это стало известно точно.

Глаза всех присутствующих снова впились в ее морщинистое лицо.

- Откуда? – задал вопрос Борецкий.

Он в эту минуту глядел на старушку так, как обычно рассматривал на допросах подозреваемых.

- Вчера я в храм ходила, - сообщила Мария Михайловна. – Поговорила там с одним человеком. Так вот он сам видел тот гроб! Тот самый - серебряный.

- Священник что ли?

- Нет, не священник. Бродяга один, или, по-совремённому, бомж. Василий Кузьмич его зовут. Он теперь при храме живет, никуда с территории не выходит – боится очень. Это он вместе с другими бродягами тот гроб нашел. Они же его и открыли…

Мария Михайловна замолчала. Молчали и все остальные. Кукушкин скривился, давая понять, что в бабкины россказни не верит. Костя смотрел на бабушку Машу зачарованно, словно ребенок, услышавший самую интересную и самую страшную сказку в своей жизни. Жанна напряженно вглядывалась в лицо Александра, ожидая его решения.

Борецкий откинулся на спинку стула, невидящий взгляд его был направлен в середину стола. Так он сидел не меньше минуты, потом медленно проговорил:

- Ну что ж, все сходится. И Дмитриевское, и жертва в церкви… При каком храме, вы говорите живет этот, э-э… как его? Кузьмич?

- Василий Кузьмич. В Никольском соборе.

- Это где? Далеко?

- Да рядышком совсем. Кабы не туман, так я бы вам его сейчас в окошко показала. Вы наверняка мимо него проезжали, когда в милицию от пристани ехали.

- Это белая такая небольшая церковь? – уточнил Борецкий.

- Да, - кивнула Мария Михайловна. – В сторону Волги от нее старая Панская улица – там старые купеческие дома, а в другую сторону Центральный проспект.

- Я понял, понял, - быстро сказал Борецкий. Он обвел товарищей взглядом, повысил голос: - Ну что, поехали?!

Александр, не дожидаясь согласия остальных, встал. Сказал Марии Михайловне:

- Спасибо.

И направился к выходу.

- Куда поехали-то, Васильич?! – воскликнул Кукушкин.

- Увидишь, - пообещал Борецкий, натягивая куртку.

Костя и Вадим поднялись, двинулись к выходу. Жанна задержалась. Она поцеловала прабабушку в щеку, шепнула:

- Спасибо, баб. Я еще заскочу… МЫ заскочим.

- Благослови Христос, - на прощанье перекрестила девушку Мария Михайловна.

Когда они вышли во двор, Борецкий закурил и ввел товарищей в курс своих размышлений:

- Смотрите, что получается: Жил был граф, предположительно вампир – раз, - он загнул палец. Кукушкин кивнул и тоже вложил в губы сигарету. Александр продолжил: - жил в селе Дмитриевское, и местная церковь была им приспособлена под свои нужды – это два. Вампиры терроризировали город – три. Сейчас что мы имеем? Жертвоприношение в той же церкви – раз, город в… в полной жопе – два. Да, и туман! Туман – это четыре.

- А где же три? – осведомился Кукушкин.

- А три – это серебряный гроб, на который мы сейчас поедем смотреть.

- Да ладно ты, Васильич! – хохотнул Кукушкин. – Ты что, поверил что ли?! Да если даже и правда, такой гроб был – серебряный! – так его уж давно переплавили. Не так что ли?!

- А вот сейчас и узнаем! Давай, Костян, заводи.

Кузьмича они нашли без труда. Старый бомж сидел на паперти. Он был в новом, видно подаренном кем-то, армейском камуфлированном бушлате, камуфлированных же штанах и валенках с калошами. Вечность не стриженные седые волосы и длинная, окладистая – как у патриарха – борода были всклокочены. Рядом с ним на каменном приступке лежал замызганный лоскут. На лоскуте хлеб, открытый спичечный коробок с солью, тарелка с картошкой. Еще на тряпице лежали несколько монет, надо полагать оставленных милосердными прихожанами. Самих прихожан не было. Вообще, старик у церкви в те минуты находился один.

Опера, все трое, подошли к нему вплотную. Борецкий спросил:

- Василий Кузьмич?

Бомж несколько секунд не отвечал. Было видно, что появление незнакомцев его расстроило. Наконец он выдавил:

- Ну.

- В общем так, Кузьмич. Мы из уголовного розыска, - Александр раскрыл у него перед носом удостоверение, - и нам нужна твоя помощь.

Старик снял налипшие на усы и бороду вокруг рта хлебные крошки, кашлянул. Спросил хрипло:

- А я-то тут при чем?

- При том. Люди говорят, ты гроб один волшебный нашел – серебряный…

При этих словах бомж дернулся, будто его ткнули в лицо раскаленной кочергой. Он стал отползать от непрошенных гостей, уперся спиной в стену. Медленно поднялся.

- Ну-ну, не дергайся. Мы не кусаемся, - улыбнулся Борецкий. – Поехали, покажешь, где это было.

- Нет! – Кузьмич пытался крикнуть, но из глотки вырвался лишь хриплый стон. – Нет! Я никуда не поеду!

- А согласия твоего никто не спрашивает! – рыкнул Кукушкин. – Быстро сел в машину и поехал – тогда, может быть, привезем обратно…

- Вы не понимаете! – отчаянно стонал бомж. – Вы не понимаете! Это же гибель! Нас же там сразу! Как Варлея! Как Митяя!

На глазах у старика выступили слезы.

- Ну-ну, - постарался успокоить его Александр.

Он положил руку старику на плечо. Голос майора стал мягким, почти сочувствующим.

- Ты не нервничай, все будет хорошо. Расскажи-ка, что с тобой случилось? Кто такие Митяй и этот, как его, Валя?

- Варлей, - поправил старик.

Он тяжело дышал, глаза его стреляли из стороны в сторону. Когда Жанна, на мгновенье, поймала взгляд старика, он показался ей очень хитрым. Забыв о неприязни, девушка переглянулась с Кукушкиным. Вадим с кислым видом пожал плечом.

Постепенно Кузьмич успокоился. Страх и враждебность его поубавились. Он начал отвечать на вопросы. Сперва неохотно, но постепенно разговорился. Однако ответы его постоянно перемежались отступлениями в сферу сверхъестественного. Особо его беспокоило следующее:

- Черти, они постоянно вокруг нас! – в десятый раз за пять минут повторил он. – Мы их не видим, но они есть! Они всюду. Здесь, на территории храма, нет, конечно – сюда им доступ заказан, а там – он указал грязным кривым пальцем за ворота, - кишат!

- Вот что, отец, - прервал его Александр. – Хочешь ты или не хочешь, но прокатиться с нами тебе все равно придется. Поехали, а по дороге все и расскажешь. И про чертей и про все остальное.

Кузьмич неожиданно согласился.

- А я не боюсь, - заявил он. – Черти и прочая нечисть, они ведь креста боятся. Креста и святых. А на мне, вот здесь, - он похлопал себя по груди, - четыре креста и три иконки. Черти ко мне и близко не подлетят.

Старое кладбище, скрытое пеленой тумана, представляло собой зрелище завораживающее и таинственное. И жуткое. Костя остановил машину возле старинной каменной арки, когда-то служившей основанием для ворот. Арка была в высоту метра четыре - не меньше. И столько же в ширину. Сама арка вид имела плачевный – украшавшая ее когда-то лепнина и даже штукатурка в большинстве обвалились, обнажив багрово-красный кирпичный скелет. Ворота отсутствовали. Но под сводом удивительно хорошо сохранилась чугунная решетка с кованым барельефом. Барельеф изображал двух сложивших крылья ангелов. Ангелы стояли друг напротив друга и держали в руках православный крест. Лицами они были обращены к входящим в арку людям. Выражение лиц у чугунных херувимов было строгим и скорбным. В стороны от входной арки уходила и тонула в тумане полуразрушенная ограда, скомбинированная из кирпичных, местами сохранивших остатки штукатурки, опор и кованых решеток на каменных парапетах между ними.