- Подожди, - не утерпела Жанна. - Как же вампиры в церковь могут?

- А вот так! Церковь ту они давно для своих целей приспособили. Осквернили и обряды свои мерзкие там проводили. И священник местный с ними был заодно… Короче – убежал он. Вот тогда-то все и началось…

Мария Михайловна сокрушенно покачала головой.

- Что здесь творилось! Ни в одном фильме ужасов такого не увидишь. По ночам люди десятками пропадали. А потом сами становились упырями… У графа в подчинении их несколько сот было, если не тысяча. Город вымер. Кто в живых оставался – убегали, куда только могли. А кому бежать было некуда - только Бога молили. Я хорошо помню, как мы с мамой ночи напролет в углу сидели под иконами; с крестами в руках. Мама все молитвы шептала. А они воют за окошком: «пусти нас, человек. Пусти нас».

Бабка показала, как вампиры воют за окошком, а Жанна подумала:

«Как хорошо, что мы с ней живем в разных городах. Если бы она мне в детстве такие сказки рассказывала, я бы точно дурочкой выросла»

Даже теперь от одного взгляда на растрепанную старуху, с выпученными глазами изображающую воющих упырей, у девушки мороз пробежал по коже.

Бабка между тем продолжала:

- Мы их не пускаем, конечно, а они как зашипят! Словно змеи… Ты вот что – запомни, мало ли что, - упырь без разрешения в человеческое жилье зайти не может. Поняла? Ему обязательно разрешение нужно, ну, или приглашение… Если что – никого не пускай, поняла?

Жанна кивнула. Ей это все уже порядком надоело, она подумала:

«Скорей бы утро»

Прихлебнула остывшего чая и спросила:

- Так как же вы с ними справились? Ведь справились же?

Мария Михайловна язвительно усмехнулась.

- Справились… С Божьей помощью. Чекисты сюда целый полк, наверное, прислали – не меньше. ЧОН – части особого назначения это называлось, слыхала, наверное?

Девушка помотала головой. Бабушка продолжила:

- ЧОНы – это такие отряды были… карательные… Мятежи крестьянские подавлять. Так вот у командира ихнего ума хватило в ситуации разобраться, да. С церковью вместе действовал. Долго здесь война шла, самая настоящая. Может целый год. Но когда знаешь, с чем имеешь дело, с упырями справиться можно. Главное – главаря ихнего уничтожить.

- Так что же, его целый год уничтожить не могли?

- Представь себе. А может не особо и хотели… Не знаю я этих ихних делов. Слухи-то разные тогда ходили, поговаривали даже, что сперва новые власти с упырями заодно были. Комиссар самый главный их в своих каких-то целях использовал, да потом разошлись ихние дорожки. Войска пришли. А когда их, упырей-то, дожимали уже, граф-то ребеночка комиссарского в заложники взял. Видно выторговать чего хотел…

- В заложники? Прямо террорист какой-то.

- Зря смеешься. Террор и заложников брать не чеченцы придумали. Такие способы искони применялись, а уж товарищи революционеры эти методы использовали на полную катушку. Возьми хотя бы Ленина… Знаешь о чем я толкую?

- Слышала чего-то.

- Ну да ладно. Не об том речь… Воронов-то граф сына у комиссара украл, а тот принципиальным оказался. Или уж не знаю, но договариваться отказался категорически. Сына потерял… Ох что тут потом творилось. Боялись мы. Тех и других шибко боялись. Но от упырей он нас избавил, больше не слыхивали в наших краях ничего подобного… До сей поры.

Наступила ночь.

Опустели улицы. Застыли мрачными глыбами дома.

В одной из квартир типового двухэтажного дома спала одинокая, рано постаревшая женщина. Вдруг из груди ее вырвался сдавленный стон. Дыхание женщины стало тяжелым и частым. Она заметалась, сбросила одеяло.

Женщине снился сон. Плохой сон. Снилась пропавшая четыре года назад дочь. В этом сне Анечка была мертва. Она, голая и очень бледная, стояла по пояс в рыхлой земле – женщина знала, что это могила – и протягивала к матери руки. Рот Анечки беззвучно открывался. Она что-то говорила, но мать не слышала. Ясно было только одно – дочь манит ее к себе. Женщина пыталась расспросить дочь о том, что же с ней произошло. Неужели она и вправду мертва?

«Как же так? Что же случилось с тобой, доченька?!»

Но и она, как ни силилась, не могла вымолвить ни слова. Тогда она сделала к дочери шаг. Земля под подошвой осыпалась. Женщина рухнула в могилу. На её шее сомкнулись холодные, мертвые руки. Женщина начала задыхаться, одновременно понимая – это не Анечка. Её дочерью прикинулся чужой и злобный мертвец…

А-а-а! – протяжно вскрикнула несчастная мать и открыла глаза.

Сердце ухало в груди, норовя вырваться наружу. Спина заледенела от ужаса. Шея онемела, будто стылые мертвые пальцы держали ее только что в самом деле.

Женщина провела по горлу ладонью. Ладонь стала влажной от пота. Пот был холодным.

- Господи! – выдохнула она и перекрестилась. – Прости, Господи, грехи мои тяжкие!

Осознание того, что это был лишь кошмар, обычного облегчения не принесло. Женщина, шепча несвязные слова, осенила себя крестным знамением еще несколько раз. Страх понемногу стал отступать.

Неожиданно до слуха донесся слабый скрежет. Женщина затаила дыхание. Замерла, настороженно вслушиваясь во тьму. Звук повторился. Сердце сорвалось в безумный пляс.

«Что это?! Кто здесь?! Воры, что ли?» – метались лихорадочные мысли.

Женщина встала. С трудом – подгибались ноги – сделала шаг к выключателю. Скрежет раздался снова, на этот раз значительно громче. Звук шел от окна. Женщина обернулась и увидела за стеклом неясный силуэт.

Женщина оцепенела. Несколько секунд она стояла ни жива ни мертва. Из-за окна донеслось громкое шипение. Потом к самому стеклу прильнуло бледное лицо.

- Ма-ама.

- Анечка?! – вымолвила потрясенная женщина.

Сквозь стекло на нее смотрела дочь. И лицо её было удивительно похоже на лицо Анечки той – из кошмара.

- Господи!

Мать медленно перекрестилась. Шипение стало злобным.

- Впусти меня, мама, - требовательный голос раздался, казалось, у женщины прямо в мозгу.

Мать помотала головой. Прижала к губам ладонь, попятилась.

- Мама, я хочу домой, – всхлипнула дочь. – Впусти меня, мама. Пожа-алуйста.

В такт мольбе проскрежетали по стеклу когти.

- Неужели ты не любишь меня, мама? Мне холодно. Мамочка, пожалуйста, впусти меня.

Сердце матери не выдержало. Со словами:

- Конечно, доченька! Что ты такое говоришь?! - она бросилась к окну.

Трясущимися руками стала отпирать шпингалеты. О том, что квартира расположена на втором этаже, она старалась не думать.

Ярко-красные губы на бледном лице за стеклом изогнулись в торжествующей ухмылке.

Утром следующего дня Жанна наскоро попила чаю и поспешила бабкину квартиру покинуть. Перед тем как проститься, бабушка сказала:

- Знаю, тебе трудно поверить в то, что я вчера рассказала. Ты наверное думаешь, что я тронулась… Нет. И ты это поймешь. Возьми-ка вот это, - Мария Михайловна надела внучке на шею шелковый шнурок с крестиком и ладанкой. – Смотри, не снимай! Хорошо?

- Ладно, баб, хорошо.

- Ну, благослови тебя Господь!

Бабка широко перекрестила Жанну, что-то при этом шепча. Жанна чмокнула старушку в щеку и выскочила за дверь.

Весеннее утро встретило девушку солнечным светом, щебетом птиц, теплым, ласковым ветерком. Если накануне поздно вечером, слушая бабушку, Жанна и готова была поверить ее россказням, то в эти минуты ей стало просто смешно.

«Совсем чокнулась старая. Надо же…»

Девушка покачала головой. Потом стянула с шеи шнурок с ладанкой, сунула его в карман и прибавила шагу.

Рабочий день вознесенских оперов начался в кабинете у Михайлова. Здесь же присутствовал и один из вчерашних экспертов – тот, который толстый. Толстяк принес хорошую новость – удалось идентифицировать взятые в Дмитриевской церкви отпечатки пальцев, и установить личность одного из убийц. Им оказался некто Кравчук Леонид Сергеевич, тысяча девятьсот пятидесятого года рождения. Прежде судимый за изнасилование с отягчающими обстоятельствами. Коренной житель города Зареченска. Адрес регистрации прилагается.