– Здравствуйте, Дмитрий Матвеевич! – неожиданно раздался из дверей голос Гирина. Он вышел на крыльцо, и тут же, как из-под земли, рядом с Игнатовым выросло человек десять в штатском, каждый из которых направлял на него оружие. Протоколисты и охранники премьера наблюдали за этой сценой, онемев, как в последней сцене «Ревизора»: было видно, что все происходившее явилось для них полной неожиданностью, не поддававшейся осмыслению.

Проявляя завидное самообладание, Зубаров медленно двинулся в сторону Гирина, интуитивно покидая круг людей, внутри которого вот-вот могла начаться ураганная стрельба.

– Бросьте автомат, господин Игнатов! Он вам здесь не понадобится! И заверяю вас, если вы сделаете хотя бы одно неосторожное движение, мы немедленно начнем стрелять на поражение. Шансов у вас нет.

– Шансы всегда есть, – спокойно ответил Игнатов. Он положил автомат на землю, поднял руки и дал себя обхлопать.

– Оружия нет! – отрапортовал один из подчиненных Гирина. – Но на нем какой-то пояс.

– Это бумаги, документы, видеодиски, диктофонные записи, – пояснил Игнатов и, спокойно взглянув на генерала, неожиданно предложил: – Поговорим?

– Обязательно поговорим! – ответил тот. – Только не здесь! А в камере, в СИЗО.

– Нет, здесь! – упрямо настаивал Игнатов. – И сейчас! И не с вами одним, а еще и с Президентом Российской Федерации! И в присутствии электронных средств массовой информации!

Гирин заподозрил недоброе. «Блефует, – с надеждой подумал он. – Нет у него никаких козырей. Проиграл партию вдребезги и блефует, демонстрирует выучку не теряться в критических ситуациях!»

Чтобы придать себе уверенности, он с вызовом обратился к Игнатову:

– Хватит изображать супермена, Игнатов! Вы проиграли! Вашего сына мы все равно достанем! И это вы обрекли его на скитания! Найдем! Если надо, Интерпол подключим. В любой точке планеты добьем!

Игнатов молча смотрел себе под ноги и никак не реагировал на слова Гирина. Тот напористо продолжил:

– Тихоня убит! И это вы отправили его на смерть! А ведь он геройский парень. Офицер. Вы думали, что мы поверим в ваши маневры, в этот цирк, в снайперскую винтовку? А мы, как видите, ждали вас здесь. И не ошиблись!

– Да нет, – возразил Игнатов. – Я вовсе не исключал, что вы ждете меня здесь. – Он заметно почернел лицом после информации о гибели Тихони, но продолжал держать себя в руках. – Мне важно было попасть сюда. И если бы я смог беспрепятственно проникнуть к Президенту, то мне не пришлось бы прибегать к крайнему средству.

– О чем вы?

– Помните, я говорил перед посадкой в вертолет, что у меня есть резервный вариант? Так вот, я приберег один, самый разрушительный заряд. Он установлен где-то в людном месте, в центре Москвы. Идет десятидневная отсрочка его подрыва. Сегодня – десятый день. Если я до 20 часов сегодняшнего дня не дам код на его обезвреживание, взрыв произойдет. Я прошу встречи с Президентом. Более того, я снимаю условие про телекамеры. Мне достаточно будет вашего присутствия. Вы честный офицер – я знаю. Сразу после этого разговора можете делать со мной что хотите, но сами вы должны отправиться в парламент, собрать лидеров всех фракций и проинформировать их о деталях нашего разговора с Президентом. Как только начнется ваше общение с лидерами фракций, я передам код на разминирование заряда.

Гирин инстинктивно дернул рукой и посмотрел на часы: было около часа дня. Едва сдерживая гнев и сжимая кулаки, он двинулся на Игнатова.

– Вы не хозяин своего слова. Как с вами иметь дело? Вы нас убеждали, что после того, как мы отпустим Фомина, вы передадите все коды. Вы гнусный шантажист! Где гарантии, что потом не будет еще одной бомбы, а потом еще и еще?

– Считайте меня кем угодно, но я оставлял для себя последний рубеж отступления на случай, если вы попытались бы со своей стороны нарушить ваши обязательства. Я в любом случае отдал бы вам код на разминирование. Но теперь, когда я нахожусь в двух шагах от Президента, я должен с ним встретиться. Я же не прошу ничего сверхъестественного. Я в присутствии Президента передам вам мои бумаги.

– Я могу их у вас забрать сейчас!

– Можете, но тогда я не отдам вам код. У меня нет гарантий, что вы не сожжете их за ближайшим углом.

– Ну и до чего же вы тут договорились, господа чекисты и террористы?

Все обернулись на голос и увидели, что в проеме двери, ведущей в резиденцию, стоит Президент страны, облаченный в синий тренировочный костюм, кроссовки и довольно плотную «толстовку», никак не вязавшуюся с лютой жарой, стоявшей на дворе. За его спиной стояла группа вооруженных людей с оружием на изготовку.

– Я слышал, что этот господин, который охотится за мной, хочет о чем-то со мной побеседовать? Так? – Шарпей закашлялся и побагровел. Один из охранников стал лихорадочно рыться в кармане и быстро протянул Президенту какую-то упаковку – видимо, с лекарствами. Но Шарпей решительно отвел его руку. – А, собственно, почему мы должны ему в этом отказать? – продолжил он, отдышавшись. – Раз уж он здесь, раз пробрался на столь охраняемую территорию, – Шарпей глянул пристально на начальника службы охраны и едко ухмыльнулся, – раз говорит о том, что располагает какими-то важными документами, то почему бы и не поговорить? Как думаете, генерал? – обратился он к Гирину.

Тот молча развел руками, давая понять, что ему эта затея не нравится.

– И кстати, о камерах. Я имею в виду не лефортовские, а телевизионные камеры. Зовите! – Шарпей увидел изумленный взгляд Гирина и повторил: – Зовите, зовите! Все влиятельные каналы. И вправду, мне есть что сказать. Я догадываюсь, какие документы принес с собой этот человек. Поэтому телекамеры нам пригодятся. Жду вас в своем кабинете через час. Нет, давайте через два! Мне надо подготовиться...

Шарпей развернулся и исчез так же быстро, как появился.

Через минуту из резиденции высыпала довольно большая группа мужчин, в центре которой быстро шагал невысокий молодой человек с редкой шевелюрой, в котором Игнатов признал главу правительства. Тот энергично разговаривал о чем-то с высоким и худым субъектом, который шагал с ним рядом. Они на секунду задержались возле Игнатова и окружавших его вооруженных людей. Премьер демонстративно покрутил пальцем у виска, как бы давая Игнатову понять, что он о нем думает. Затем все быстро двинулись в сторону парковки.

Подкатили один за другим несколько автомобилей, куда все участники совещания мгновенно загрузились. Машины, визжа колесами на быстром старте, двинулись в сторону выезда. Когда они исчезли из виду, Гирин дал команду, и Игнатова, предварительно надев на него наручники, повели в резиденцию, но не через центральный вход, а через какой-то боковой. Когда до двери оставалась пара шагов, Гирин вдруг крикнул подчиненным:

– Эй, мужики! Свяжите-ка ему руки ремнями. Я слышал, что «браслеты» он умеет снимать...

Глава правительства – Эдуард Леонидович Зуев – олицетворял собой политическое наследство, полученное Шарпеем от ельцинского клана. Ликвидировать это под корень не удавалось никакими силами. Президент даже заметил, что, когда он начинал очередной виток войны против ельцинского кадрового наследия, оно только укреплялось. А в рядах его собственной команды тут же возникали бреши: то один, то другой из пришедших вместе с ним соратников оказывался по другую сторону баррикад и убеждал Шарпея не трогать «ельцинских» и «сохранять кадровую стабильность».

Зуев успел поработать на разных должностях в правительстве, был вполне добротным управленцем и неплохим финансистом. До поры до времени он Шарпея устраивал, особенно после того, как тот убедился, что сохранить Зуева политически дешевле, чем его снять.

Он обложил его «своими» вице-премьерами, урезал полномочия, столкнул с пропрезидентским парламентским большинством и сделал зависимым от своей политической воли. Ключевые решения Шарпей принимал сам, но ценил то, что Зуев четко организовал работу правительства, строго спрашивал с министров и пользовался, в отличие от самого Шарпея, благосклонностью со стороны Запада.