– Еще раз, будьте добры, объясните, откуда у вас эта записка? – Шарпей держал двумя пальцами листок бумаги и демонстративно покачивал им.

– Иван Михайлович! Я же сказал: по почте пришло. Мне Трепов из службы по работе с письмами позвонил. Я прочитал, хотел сразу в ФСБ переправить. Там же прямое предупреждение о покушении. А потом решил, покажу-ка сначала вам.

– А почему вы так решили?

Руководитель секретариата пожал плечами:

– Даже не знаю. Подумалось, что это важно... для вас лично.

Оставшись один, Шарпей развернул листок и в который раз прочел текст, написанный ровным и четким почерком:

«Иван Михайлович! Раз вы читаете это письмо, значит, меня уже нет на свете. Моя фамилия Будаговский... Работал в Афганистане по проекту «Внедрение». Был в вашей команде. Помните?

Я – крыса. Но даже это уже не важно. За свою жадность я заплачу сполна. Важно то, что против вас готовится какая-то провокация. Не исключено покушение. Генерал Игнатов и некто Фомин могут быть его исполнителями. У меня нет выбора – у них моя жена и дочь. Я был вынужден подчиниться их требованиям и делать то, что они прикажут. Я и про вас многое наговорил. Простите и берегитесь...»

Шарпей отложил листок и устало прикрыл глаза. Иногда ему хотелось, никого не предупреждая, собрать пресс-конференцию и объявить о своей добровольной отставке. Власть тяготила его. Особенно необходимость чуть ли не каждодневно бывать на каких-то протокольных мероприятиях. «Опять лицом торговать пойдем? – мрачно спрашивал он свою службу протокола перед очередным праздничным приемом или вручением наград. – Знаю-знаю! За глаза Шарпеем меня называете... Мне обязательно надо там быть?»

Те понимающе кивали головами, давая понять, что избежать выхода в свет не удастся.

...Записка Будаговского вернула его далеко в прошлое – в годы его афганской эпопеи. Шарпей отлично помнил тот день, когда его пригласил в свой кабинет дряхлеющий Генсек. «Сколько же ему тогда было? – подумал он. И вдруг мрачно ухмыльнулся: – Да ровно столько, сколько тебе сейчас! А ведь казался просто развалиной!»

...Телефонный звонок раздался в Асиной квартире около восьми вечера. И уже сам факт, что кто-то в это время набирает номер ее домашнего телефона, настораживал. Она раньше девяти домой не возвращалась и сегодня специально отпросилась только ради того, что должна была заехать Люська – ближайшая подруга – и они намеревались обсудить грядущие дни, а именно отправку детей в Ульяновскую область, к Люськиным родителям, в глухую деревню, расположенную где-то неподалеку от районного центра под названием Барыш.

Беркас должен был звонить на мобильный, а Люська намеревалась заявиться без всякого предварительного звонка.

Для детей тоже рановато. Старший собирался забрать младшего из детсада и повести в свою секцию по карате. Раньше девяти Ася их не ждала.

Телефон надрывался, и было ясно, что звонивший явно намерен дождаться, когда кто-то, кто непременно в этот неурочный час находится дома, снимет трубку.

Голос в трубке был искажен каким-то прибором. Трудно было понять – говорит женщина или мужчина.

– Ася Руслановна? – заскрежетало в трубке. – Как ваш малыш – уже дома?

Ася, похолодев, молчала.

– Значит, еще не пришел, точнее, не пришли. Они же вместе – ваши красавцы, карате занимаются... Они такие дружные. Старший младшего ни на секунду не отпускает. Мы как раз наблюдали, как они детсадовскую площадку покидали.

– Вы кто? – хрипло спросила Ася, не узнав собственный голос.

– Какая разница, душа моя, Ася Руслановна, как меня зовут! Я – беда ваша! Которую вы сами и накликали! Нет бы бандитов своих ловить, так вы эвон куда замахнулись!

– Что с моими детьми?

– Да ничего особенного. Домой, наверное, идут, живехонькие. К поездке за город готовятся к этой вашей подруге, Людмиле, кажется. А вы что подумали? Что похищать деток ваших станем, шантажировать вас, женщину беззащитную? Да ладно вам! Полноте, как раньше говаривали! Это вы глупых фильмов насмотрелись. Все гораздо проще... и намного страшнее. Значит, слушай сюда, тварь трехсбруйная! – Голос на другом конце трубки стал по-особому свистяще-зловещим. – Пацаненка твоего – того, что поменьше, – мы сегодня чуть-чуть под коленку кольнули. Он же у тебя в шортиках ходит. Удобно, значит. – Говорящий скрипуче замычал, что, видимо, означало особую форму радости. – Там веночки такие синенькие, заметные, даже жалко было...

У Аси перехватило дыхание...

– Ты даже не представляешь, как мы все ловко придумали. Прикинь: берешь самый маленький шприц, наполняешь иголку... чем угодно наполняешь, к примеру, кровушкой какой заразной или эфедринчиком... Снимаешь ее, иголочку, и через обычную бумажную трубочку с трех метров – фу-у – и полетела. Ты не поверишь: входит в ножку просто отменно. Для семилетнего крохи – в самый раз. Правда, можно в вену и не попасть. Но это только по первости. Потренируемся – и попадем... А может быть, и вена не понадобится. СПИД там какой-нибудь или гепатит...

Ася бросила трубку, услышав, как открылась входная дверь.

– Представляешь, мать, – басил семнадцатилетний Вадим, – Олежка где-то на шприц напоролся. Точнее, на иголку. Даже не почувствовал. Я смотрю – кровь под коленкой. И игла торчит... Мама, ты что? – Вадим увидел перекошенное ужасом лицо Аси. – Да уже нет ничего! Мы даже успели в аптеку забежать и йодом ранку обработать. Глянь, все нормально уже.

Олежка снимал сандалики и вдруг неожиданно рассмеялся:

– Потом еще ежик был. С иголками. Вадька его мне с ноги снял.

Вадик покрутил пальцем у виска:

– Фантазер ты, братан. Про ежа на ходу сочиняешь... Говорю же, иголка от шприца. Где только ты на нее сесть умудрился?

Вновь вкрадчиво затренькал телефонный звонок.

– Я возьму, мам!

– Не сметь!!! – Ася метнулась к телефону.

– Ну, убедилась? Как там твой меньшой? Так вот, мы постараемся поближе с ним познакомиться. В наших планах, мадам Исанова, приобщить мальчонку к миру грез. Мы всякой примитивной дурью не балуемся. Ты будешь покупать ему только дорогие наркотики. А не будешь – мы ему объясним, как можно самому дозу раздобыть. Есть добрые дяди, которые могут себе позволить оплатить сексуальные услуги прелестного мальчика этакой безделицей.

В трубке раздались гудки. Ася бросилась к детям, как вдруг телефон вновь зазвонил.

– Ну что, тварь, все поняла? Я чё опять звоню-то: ты, наверное, пишешь нас на пленку? У тебя же привычка такая. Пиши-пиши! Можешь даже попытаться наш номер засечь. Только имей в виду, сроку на исчезновение даем тебе сутки. Завтра к вечеру чтобы духу твоего в Москве не было. В отпуск, там, уходи, заболей, уволься – что хочешь делай. Ты поняла меня, тварь?

Ася, чтобы скорее прекратить этот кошмар, тихо ответила:

– Поняла...

– Не слышу, тварь! Громче!

– Поняла!

– Вот и молодец! – спокойно одобрил Асин мучитель. – И вот еще что: придется тебе объяснительную начальству подавать. Клиент твой из МВД сегодня ночью в камере повесился. Говорят, не выдержал твоего психологического давления. Паренек-то щипал по-мелкому, а ты его закоренелым бандитом объявила. Вот и не выдержал. Оклеветали, говорит, меня и мое кристально чистое ведомство, созданное еще великим Дзержинским. Вишь, как оно все повернулось! Так что остается тебе только немедленно этому ублюдку позвонить – как его там, Баркас или Каркас? Так, мол, и так, угрожают детей на иглу посадить. Спасай, мол, одногоршечник детсадовский! Только боюсь, не ответит твой странный друг. Сами его ищем... Как бы не случилось чего! Короче, сутки у тебя...

Ася кинулась к своему мобильнику, лихорадочно поменяла сим-карту и набрала номер Беркаса – тот, что он назвал секретным. Телефон был отключен и молчал.

Ася взглянула на часы. Было двадцать минут десятого... Именно в это время на даче Беркаса Каленина грохнул взрыв, от которого в двухэтажном доме вылетели все стекла, снесло часть крыши и начался пожар, который, раздуваемый жарким майским ветром, сожрал деревянное строение со всеми его обитателями за пятнадцать минут.