...Дибаев ждал звонка. Ждал так, как не ждал ничего другого в своей жизни. Он понимал, что от этого зависит даже не жизнь. То есть не физическое ее спасение. Жизнь, в конце концов, можно было сохранить. Есть британский паспорт, есть возможность в любую секунду оказаться на берегах вонючей Темзы, откуда, как и с Дона, выдачи нет.

Нет. Он должен был услышать то, что жаждала знать каждая клеточка его тела, то есть простые слова, которые произнесет один его давний знакомый, проведший значительную часть своей непутевой жизни в знаменитом мордовском лагере под названием «Отлян». Он скажет деловито: «Николай Алексеевич! Все идет по плану!» И если эти золотые слова прозвучат, то для Коли Дибаева это будет означать: жизнь не меняется в самом главном – в том, что он по-прежнему остается одним из самых могущественных людей в России. В том, что продолжается любимая его жизненная забава – повелевание людьми. Даже сама жизнь была для Дибаева не столько хороша, сколько возможность управлять человеческими судьбами.

Он однажды всерьез задумался над тем, почему у него никак не получается удачно жениться. Нет, он вовсе не был женоненавистником, а, скорее, наоборот, относил себя к ценителям женской красоты. Он мог всерьез увлечься женщиной и даже, как ему казалось, полюбить ее. Но все кончалось крахом после того, как любую понравившуюся ему бабу он немедленно пытался превратить в рабыню. Если это ему удавалось, он переламывал ей кости, иногда – в прямом и всегда в переносном смысле, а потом вышвыривал из своей жизни раз и навсегда, причем вместе с детьми, тещами, квартирами и штампами в паспорте.

Надо отдать ему должное – он не мелочился: ни одна из его жен не имела к нему имущественных претензий. Особенно последняя, которую он выпер за границу, переписав на нее всю свою недвижимость.

Если же женщина сопротивлялась, то превращалась для Дибаева в лютого врага, с которым он мог вести многолетнюю войну, доставлявшую удовольствие любой маленькой победой и царапавшую душу каждой неудачей. Ему не нужна была женщина-рабыня, самостоятельность и достоинство в слабом поле необходимы были ему как стимул для того, чтобы продолжить схватку, мастерски додавить подругу до состояния рабства, а потом торжественно вышвырнуть на золотую «рублевскую» помойку.

Здесь была и другая проблема – сексуальная. Дибаев не мог получить удовольствие в постели, если не гонял перепуганную насмерть партнершу по комнате, не орал на нее матом и не запугивал тем, что сварит ее в кипятке. И если ему удавалось довести ее до предсмертного ужаса – а он, как опытный психолог, всегда мог отличить имитацию страха от страха реального, – только тогда он ощущал себя истинным победителем и совершал свои самые выдающиеся постельные подвиги.

С учетом данного обстоятельства половую жизнь Дибаев вел преимущественно не с женами и постоянными любовницами, а с женским контингентом, с которым щедро рассчитывался по итогам своих весьма зловещих и отнюдь не безобидных игрищ. Ибо одну впечатлительную даму пришлось-таки откачивать в карете «скорой помощи», после того как Николай Алексеевич чуть было не утопил ее в ванне в пылу своих любовных утех.

Но однажды случился с Николаем полнейший конфуз, да такой звонкий – что называется, на всю Ивановскую, то есть на всю площадь перед Кремлевским Дворцом съездов.

Понравились Дибаеву стройные ножки одной смуглянки. Был он к этому времени весьма накачан коньяком разлива подмосковной фабрики «Черноголовка» (в Кремле действует неписаное правило: на приемах подавать только отечественные продукты и напитки).

Так вот наш герой, ожидая автомобиль, увидел, что из служебного бокового входа выходит хрупкая миловидная дама. Дибаев, плохо соображая, что делает, бесцеремонно обхватил женщину сзади, приподнял и этаким макаром попытался погрузить ее в авто.

К удивлению всех наблюдавших эту безобразную сцену, дама не только не растерялась, но действовала четко по законам самозащиты от неожиданного нападения сзади. Поскольку ее ноги находились в воздухе и не соприкасались с землей, она пяткой резко нанесла удар по голени нападавшему, которого она к этому моменту еще не видела. Кто знает, удар очень чувствительный. Дибаев от боли тут же опустил жертву на землю.

А дальше в течение нескольких секунд зрители увидели и вовсе неожиданное продолжение. Дама, улыбаясь и небрежно отряхивая пальто, что-то односложно ответила Дибаеву на его шепот на ухо, отчего тот удивленно отшатнулся и открыл рот. Пара служивых, стоявших прямо на ступеньках Кремлевского Дворца съездов, в чьи обязанности, собственно, и входило поддерживать спускавшийся по ступенькам люд и следить за порядком, дальнейшую картину описывали так.

Хрупкая мадам, не стесняясь демонстрировать красивое нижнее белье, применила классический прием джиу-джитцу: одной ногой она ударила противника под сгиб коленной чашечки, и тут же вторая нога, вывернутой параллельно земле стопой, нанесла встречный удар – тоже под колено, но спереди.

При умелом исполнении этот прием гарантировал сопернику тяжелую травму. Правда, в данном случае завершающий удар был недостаточно тяжел. Но и его хватило, чтобы высокое тело Николая Алексеевича рухнуло навзничь с весьма характерным резким выдохом – так обычно падают, когда не успевают сгруппироваться и больно ушибают спину.

Ася (а это была она) села в другую подъехавшую машину и быстро покинула поле битвы.

Это был единственный случай, когда Дибаев не отомстил за полученное унижение.

Во-первых, он был сильно пьян, поэтому ни номер машины, ни даму не запомнил. Ну и потом он посчитал, что она могла оказаться женой какого-нибудь высокого начальника, с которым в очередной раз идти на конфликт не хотелось – конфликтов Дибаеву и без того хватало.

Дежурные менты божились, что ничего не видели. И Дибаев решил, что лучше всего смириться с этим мимолетным позором и считать инцидент исчерпанным.

Он лишь в очередной раз жестко корил себя за то, что нарушил свой же принцип: никогда не напиваться на публичных мероприятиях. Дело в том, что Николай Алексеевич серьезно страдал традиционным российским недугом, именуемым бытовым алкоголизмом, и знал за собой грешок – пьяным его тянуло на подвиги.

В то же время Коля Дибаев был алкоголик особого рода.

Во-первых, он умел это скрывать. Его смуглая и матовая кожа всегда имела опрятный вид, а похмельная припухлость придавала ему образ человека, несколько ночей корпевшего над докладом шефу.

Во-вторых, в состоянии самого страшного и всеуничтожающего похмелья он мог в нужное время подняться – будь то хоть четыре часа утра, – прибыть на работу и в автоматическом режиме функционировать ровно столько, сколько требовалось для выполнения поставленной задачи. Потом он падал без памяти и не мог даже приблизительно воспроизвести, что же он так успешно делал все предыдущие часы.

Он даже с перегарным запахом научился бороться. И это была вовсе не традиционная жвачка, дающая в сочетании с перегаром запах «Тройного» одеколона, накрывающий окружающих при каждом чересчур интенсивном выдохе.

Дибаев поступал иначе. Он приглашал к себе утром в кабинет какого-либо очередного именинника из состава ветеранов кремлевской службы, какового можно было обнаружить практически каждодневно. Это могла быть уборщица-пенсионерка, пожилой охранник, убеленный сединами водитель, скромный работник бухгалтерии или кто-то, кто никак не мог даже в самых розовых мечтах рассчитывать на внимание такого большого начальника, как советник Президента. На это утреннее представление приглашались всяческие секретарши и свободные от работы в данный момент сотрудники.

Дибаев произносил прочувственную речь, смысл которой состоял в том, что только вот в такие дни мы и вспоминаем скромных тружеников аппарата. Дальше извлекался какой-нибудь сувенир – сам по себе сущая безделица, но для именинника представлявшийся буквально бесценным. Потом демонстративно открывался выдающийся алкогольный напиток, коих в закромах Дибаева было бессчетное количество, и объявлялось, что этот замечательный коньяк, к примеру, Remy Martin или Louis XIII, именно сегодня впервые попробует именинник, ибо заслужил это счастье своей безупречной службой. И до дна! Полный фужер! Один раз, поскольку рабочий день только начался! Но до дна!