Лена почувствовала такое счастье, которого не испытывала еще никогда в жизни.

- Вы себе представить не можете, что такое свобода, - говорила она позже журналистам. - Я ее пью, ем, я ею наслаждаюсь. Свобода - это больше, чем жизнь. Когда я выскочила в это окно, я выскочила из ада. Не могу себе представить, что бы я делала и как бы себя чувствовала, если бы все еще сидела под дулами автоматов.

Побег двух девушек удался, в частности, благодаря тому, что в соседнем женском туалете доктор Рошаль и его ассистентка Фатима Шахова как раз перевязывали ладонь Рашиду, а охранники, вместо того чтобы стеречь заложников, с любопытством наблюдали за операцией. Спохватились слишком поздно. Услышав подозрительный шум, подскочили к окнам в коридоре и увидели убегающих заложниц. Обстреляли их из автоматов и подствольных гранатометов. В ответ огонь открыли снайперы, занявшие позиции в домах на расстоянии не более двухсот метров. Стреляли, не ожидая приказа. Спасали убегающих девушек.

- Пули свистели над нашими головами, - вспоминает доктор Рошаль. - Когда стрельба стихла, охранники бросились на меня и Фатиму, уверенные, что мы специально отвлекли их внимание, чтобы позволить девушкам сбежать. Один из них даже собирался расстрелять Фатиму.

Ситуацию осложняло то, что во время перестрелки российский снайпер ранил одного из террористов.

- Слава Богу, не убил, - и сегодня со вздохом отмечает Лобанков. - Пуля рикошетом ударила террориста в бедро и легко ранила. Так, царапина. Все это продолжалось буквально несколько секунд. И сразу после этого мы услышали, как чеченцы бегут по коридору обратно на балкон и что-то кричат. Затолкали внутрь доктора Рошаля и еще кого-то, кто в тот момент стоял рядом с туалетом. Я испугался, подумал: ранили террориста, теперь они расстреляют пятерых заложников. Но они как-то забыли о своей угрозе.

Раненому террористу доктор Рошаль тут же сделал перевязку и объяснил, что у него нет соответствующих инструментов, чтобы зашить рану. Но благодарности не дождался. Взбешенный террорист обвинил профессора, что все произошло по его вине, что он спровоцировал побег и что он вообще не врач. Поэтому он останется в зале и будет сидеть, как остальные заложники.

Для Рошаля это было ударом - только ему удалось завоевать хоть мизерное доверие чеченцев, а тут опять стал подозреваемым. Не помогали объяснения, что он должен вернуться к больным детям, которые умрут, если они не позволят ему выйти. Террористы были неумолимы.

Тем временем в оперативном штабе, где не было никакой информации о Рошале, нарастало беспокойство. В четверг примерно в 21.00 появилось сообщение, что штаб не располагает никакими сведениями об «иорданских» врачах и выражает свою обеспокоенность их исчезновением.

Рошаль просидел на балконе почти до полуночи, только тогда его выпустили. Ему все-таки удалось убедить террористов, что он вернется на следующий день с лекарствами и медицинскими инструментами. У чеченцев не было выбора - врачи и лекарства им были необходимы.

Но это был не единственный удачный побег из захваченного театра. В здании находились люди, не попавшие в руки террористов. Они скрывались в разных закутках Дома культуры. Пять человек, спрятавшихся в помещениях администрации за кассами у главного входа, после многочисленных попыток сумели все-таки связаться с оперативным штабом - вероятно, благодаря помощи директора Андрея Яловича, который обычно работал именно в этих кабинетах, - и попросить о помощи. Спецслужбы заверили их, что будут о них помнить и при первой возможности спасут. Спас их, как оказалось, чистый случай, а не десантники, что лишний раз доказывает, насколько плохо ориентировались члены оперативного штаба в ситуации в театре.

Свобода пришла к ним в пятницу утром, а помог им в этом один из театральных охранников, который, как мы помним, не успел убежать и прятался по соседству, в туалете рядом с входом.

Полтора суток в полном одиночестве не лучшим образом сказались на психике мужчины, как мне рассказывали потом заложники. У него начались какие-то видения. Видел, говорят, ветку с чудесными яблоками и райскими птичками. Наконец, в пятницу, 25 октября, около пяти утра, он неожиданно решил, что операция террористов уже давно закончилась, а он, всеми забытый, остался в театре один. Не долго думая, вышел из туалета и пошел за своими вещами, которые лежали в его шкафчике у служебного входа. Спокойным шагом прошел в глубь коридора, миновал боковой вход в зал; и в голову ему не пришло, что за дверью - вооруженные террористы и сотни заложников. Потом также спокойно миновал дверь, ведущую на сцену, а за сценой свернул в коридор направо. Дошел до места, где должны были нести вахту его коллеги из охраны, но там никого не было. Он забрал из шкафчика свою одежду, вышел через служебный выход в тыльной части здания и практически тут же попал в руки спецслужб.

Довольно быстро удалось установить, кто он такой. Во время допроса охранник подтвердил, что в коридорах и холле на первом этаже он живой души не встретил. Это облегчало дело. Сотрудники ФСБ связались с людьми, укрывшимися рядом с кассами, и сказали им: «Можете спокойно выходить». Бедолаги не сразу поверили им - вероятно, подозревали какую-то ловушку. Но, осторожно открыв дверь и выбежав наружу, не услышали ни криков, ни предупредительных выстрелов из здания. Было 6.30 утра, пятница.

Пресс-секретарь ФСБ, как обычно в таких ситуациях, радостно сообщил, что заложники были освобождены в результате сложной операции спецслужб.

Уже после штурма одна из заложниц призналась, что ей жаль одного из террористов, Ясира. Он был молодым и привлекательным, некоторые его даже прозвали «красавчиком». Лицо доброе и веселое. Охотно разговаривал с заключенными и успокаивал их. И другие заложники говорят о чеченцах не только с ненавистью, хоть они были их захватчиками и стражами. И в этом нет ничего странного - с каждым часом заложники все лучше их узнавали, начинали понимать мотивы их поведения. Под масками разглядели человеческие лица. О многих отзываются так: они были от природы хорошими, не знали, на что пошли, во что ввязались, они, как и мы, были заложниками ситуации и большой политики.

Многие из пришедших в тот вечер в театр на Дубровке до теракта искренне ненавидели жителей Кавказа; так в других странах не любят цыган или негров. И о приезжих с юга говорили «черные» или «чурки» (в русском языке это очень унизительное прозвище). После теракта даже спокойная и доброжелательная Виктория Кругликова испытала чувство злобы. Придя в себя в больнице, она подумала, что купит автомат и поедет туда, откуда пришли террористы, в Чечню, и будет убивать всех подряд - мужчин, женщин и детей. Но это были только сиюминутные эмоции.

- Я ведь мать, я никогда не поступлю так, как поступили они, - качает головой учительница и тут же добавляет, что, если честно, она понимает чеченских женщин. - Отчаяние их на это толкнуло и безнадежность. Там ведь поубивали их детей и родных. Я понимаю, но простить им не могу.

Во время штурма все террористы погибли, их уже ни о чем нельзя спросить. Мы ничего не знаем об их эмоциях, мотивах поведения, о том, чего они боялись и на что надеялись. Поэтому я попросил моих собеседников, бывших заложников, набросать портреты чеченцев - безжалостных террористов, с которыми судьба столкнула их в зрительном зале театра на Дубровке.

Стоит отметить, что портреты получились очень человеческие, почти без предубеждений и ненависти. Потрясает, так считают бывшие заложники, что большинство из этого чеченского отряда вовсе не собиралось умирать.

Виктория Кругликова, сидевшая - напомним - в партере, в одиннадцатом ряду рядом с выходом с правой стороны зала, запомнила двух чеченских женщин, дежуривших поблизости. Одну из них скорее следовало бы назвать девушкой.

- Ей было не больше шестнадцати, даже и не девушка еще, скорее ребенок, - рассказывает Кругликова. - Она сидела рядом с нами и весело развлекалась. У меня была зажигалка в виде мобильного телефона. Сестра посоветовала отдать ей, когда они начали отбирать телефоны. На всякий случай. И эта девчонка часами играла с этой зажигалкой. Ей было ужасно интересно. Впрочем, ее интересовало все вокруг, обо всем расспрашивала, много смеялась, хихикала, куда-то выходила, возвращалась. Ведь знай она, что скоро умрет, вряд ли вела бы себя так! Неподалеку сидели другие чеченские девушки - мы с ними весело болтали, они нас утешали, что все кончится хорошо. Подходили к нам и говорили: «Все будет хорошо!» И очень боялись, что пойдет не так, как им обещали. Когда объявляли тревогу и они срывались, становились к стене и брали в руки детонаторы, мне было их ужасно жаль - бледнели, потели, руки у них дрожали, гранаты и пистолеты валились из рук. Это не были хладнокровные смертницы-убийцы.