- Ну как мой подшлемник?

- Подшлемник в порядке, - успокаивает Абу Бакар, но сам явно нервничает. - Ты меня узнал? Точно не узнал?!

- Никто тебя не узнает, не волнуйся! - успокаивает Бараев.

- Ой, мама, что мы делаем?! Что мы здесь делаем? - вздыхает Абу Бакар.

В этот момент звукооператор просит Бараева что-нибудь сказать - нужно проверить, работает ли микрофон, и отрегулировать уровень звука.

- А что я должен сказать? - спрашивает удивленный лидер террористов, но, видно, тут же что-то припоминает. - Раз, два, три, семь, пять, восемь. Как меня слышно?

Я уже писал раньше, что трудно однозначно определить, кто из двух чеченцев был лидером. Шерматова утверждает, что во время интервью Абу Бакар подсказывал Бараеву, что он должен говорить.

Бараев, как уверяют заложники, был прямой противоположностью Абу Бакара. Этот формально второй человек в отряде был хладнокровен, спокоен и решителен. Производил впечатление очень опытного человека, причем такого, который не остановится ни перед чем. Мовсар же Бараев руководствовался эмоциями, легко впадал в ярость и в эйфорию.

- Но по глазам было видно, что по природе он не был кровожаден, - вспоминает Филиппова. - Мне казалось, что в детстве он должен был быть послушным сыном. Когда заложники подходили к нему с какой-то жалобой, не прерывал их на полуслове, не кричал: «Садись и молчи!», не вел себя как типичный грозный командир, которого заложники мало волнуют. Бараев всегда выслушивал людей до конца, ну, например, когда спрашивали разрешения пойти в туалет или просили отпустить ребенка из театра.

Согласия не давал, но успокаивал: «Все в порядке, у меня тоже есть дети дома». По-моему, не так должен себя вести командир террористов.

Чем дольше длился захват, тем меньше Мовсар походил на кровавого бандита. Ходил по залу какой-то расхристанный, как будто только что проснулся, с торчащими хохолками волос.

- Когда он вышел на сцену за несколько часов до штурма и стал говорить, все время нервно ерошил волосы, - рассказывает Филиппова. - Видно было, что у него нет опыта таких выступлений, тем более по-русски. Поэтому он помогал себе жестами, чтобы выглядеть более решительным. Мальчишки во дворе так разговаривают. Говорил как восьмиклассник и так же вел себя. Но иногда вдруг произносил фразу, которую мог сказать только отец своим детям. Тогда, перед атакой десантников, Бараев обещал заложникам: «Если будет штурм, я вас спрячу за сценой, и вы все останетесь в живых». И весь зал начал смеяться, так это было смешно. Мы себе представили, как они нас будут там прятать за сценой. Наверное, дома он своим детям тоже что-то такое говорил. Сыграть такое невозможно.

Хотели ли они умереть? Это самая большая, до сих пор неразрешенная загадка. Судя по рассказам заложников, многие террористы были готовы на смерть, но большинство, несмотря на эту готовность, на самом деле умирать не хотело. Анна Политковская утверждает, что во время ее разговоров с террористами в осажденном театре они говорили ей прямо противоположные вещи, но, может быть, причина этого кроется в том, что хотя она известна, как журналистка, с симпатией пишущая о Чечне, террористы трактовали ее как представительницу российских властей и оперативного штаба.

- Может, кому-то другому они говорили иначе, но мне повторяли одно: мы пришли сюда, чтобы погибнуть, - вспоминает Политковская. - Говорили еще, что, даже если россияне выполнят условия, они сами не выйдут из здания. Они не хотели уходить оттуда, хотели остаться в театре и дать бой. Конечно, это была бы борьба с заранее известным исходом - они бы все погибли. И они это прекрасно понимали.

Стоит отметить, что террористы были готовы отпустить заложников взамен на уступки властей - к подробностям я вернусь в разделе, касающемся переговоров, которых, если говорить честно, вовсе не было.

Политковская представила чеченцев, прежде всего женщин, с которыми она в основном разговаривала, так, как она их видела. В зрительный зал ее, естественно, не пускали.

- У них были дежурства, но если кто-то был свободен, приходил поговорить, - вспоминает журналистка. - У каждой из них была своя история - одна потеряла мужа, другая брата, у третьей погиб отец, а у кого-то трое братьев. У каждой из них был свой счет к оплате. Они прямо говорили мне, что пришли отомстить. Я разговаривала с ними об их детях, спрашивала, что с ними будет, что они думали, оставляя их там. У некоторых из них были совсем маленькие дети. Все отвечали так: «Конечно, жаль, но мы приняли это решение для того, чтобы они остались жить, чтобы их жизнь была похожа на вашу жизнь, на жизнь людей вашего мира». И добавляли: «Мы стояли в очереди, чтобы нас взяли на это задание». При подготовке к этой операции состоялось что-то вроде конкурса, отобрали лучших.

Во время штурма десантники убили всех террористов. Некоторых в ходе боя, большинство, прежде всего женщины, парализованные газом, получили пулю в висок или затылок.

Запертые в театре люди были для террористов только аргументом, который должен был помочь заставить власти выполнить их требования. Чтобы усилить давление, чеченцы готовы были расстреливать заложников. И показали, что они способны на это. Одного они не приняли во внимание - что с ними никто не захочет вести переговоры.

За все время драматических событий в театральном центре на Дубровке не было никаких переговоров! Российские власти даже не пытались найти компромисс с террористами и освободить заложников без применения силы.

- А они и не заметили того, что никто с ними не собирается вести переговоры! - восклицает Орлов из «Мемориала». - Это были отморозки - группа молодых людей, абсолютно необразованных и не готовых ни к чему, кроме стрельбы. Все, кто с ними контактировал, единодушно утверждают, что они были не в состоянии даже ясно и понятно сформулировать свои требования. Даже если бы с ними начали вести переговоры, я думаю, они сами не сумели бы этого сделать. Они хотели повторить Буденновск и привести к перелому в войне, но это были люди из другого теста, чем Басаев. Впрочем, и Басаев был тогда совсем другим, и его люди отличались от этих, с Дубровки.

Басаев в 1995 году точно знал чего хочет и умело обходил все опасные моменты. И, наконец, заставил пойти на уступки премьера Виктора Черномырдина. Но тогда ему противостояла совершенно другая власть и другие политики. Власть Ельцина была слабой, в России 1995 года царил хаос. Нельзя сказать, что Путин всесилен, но ситуация, несомненно, изменилась радикально. И прав Орлов - руководившие операцией Бараев и Абу Бакар позволяли водить себя за нос, хотя специалисты ФСБ и представители оперативного штаба даже не прилагали к этому особых усилий.

Фатальную оценку интеллектуального уровня лидеров террористов разделяет и Анна Политковская, которая утверждает, что сама помогала им уточнять требования, стремясь к их возможно быстрому удовлетворению и освобождению заложников.

- У Бараева были серьезные проблемы, ему не хватало ума, - говорит Политковская.

- С самого начала было понятно, что переговоры - не их цель, - считает Сергей Дедух, который вел интервью с командирами террористов. - Если бы на их месте был Шамиль Басаев, возможно, начались бы длительные и упорные переговоры с российским правительством, со спецслужбами. Эти люди просто не были готовы к таким действиям.

А вот еще одно мнение о том, как проходили переговоры с террористами. Автор - специалист по переговорам, дипломат, многолетний посол Грузии в Москве, Зураб Абашидзе. Во второй половине дня в пятницу Абашидзе сказал журналистам, что никакие переговоры не ведутся.

- Трудно сказать, кто ведет переговоры, - сказал Абашидзе, который находился в оперативном штабе недалеко от театра, надеясь, что террористы освободят иностранцев, среди которых были и грузины. Посол добавил, что на самом деле никакие переговоры не ведутся, а террористы, пользуясь разными информационными каналами, просто передают свои требования.