Иногда в штаб приходили представители власти и рассказывали, как прекрасно себя чувствуют заложники в руках террористов, как с ними хорошо обращаются. А потом сами заложники, если удалось дозвониться, говорили, что нет воды, еды и, ко всему прочему, террористы не пускают их в туалет.

Для родственников заложников самым ужасным было то, что их близкие, практически на расстоянии вытянутой руки, в здании, расположенном в ста метрах от них, на самом деле были так далеки, как будто были на другой планете. Наверное, многие хотели ворваться в театр и умолять террористов, чтобы их освободили, но - и они это прекрасно знали - все это было бессмысленно. До сих пор неизвестно, как удалось это молодой женщине, которая ворвалась в зрительный зал и потребовала от террористов освобождения заложников.

Заложники еще долго не могли поверить в реальность теракта. Ведь они были в театре, где каждый вечер разыгрываются на сцене нереальные, выдуманные истории. Они верили, что все закончится быстро и счастливо, что переговоры пройдут молниеносно и закончатся успешно, как в кино. Не думали, что чеченцы беспощадны и готовы на все. Но близился момент, когда им пришлось убедиться, что жизнь страшнее самого ужасного триллера.

Первой погибла Ольга Романова, двадцатишестилетняя, худенькая девушка, пробравшаяся в театр, чтобы спасать заложников. Решение расстрелять ее, было принято в течение нескольких секунд. Мовсар Бараев, не колеблясь, отдал приказ.

Собственно говоря, неизвестно, была ли она героиней, или погибла из-за собственной безрассудности. Зато хорошо известно, как выглядела. Ее точное описание было передано в сообщении милиции с просьбой помочь опознать тело: на вид двадцать пять лет, рост 165-170см, худощавая, крашеная блондинка с короткой стрижкой. Была одета в черную пуховую куртку с капюшоном, черный пуловер, черные джинсы и черные полуботинки на молнии. С собой у нее была связка ключей на цепочке из белого металла.

Ольга не раз повторяла, что умрет именно такой - молодой и красивой. Любила этим поддразнивать родителей и друзей. И еще добавляла: «Сделаю что-нибудь такое, что обо мне напишут в газетах». Галина Ивановна, мать Ольги, покрикивала на нее: «Не болтай глупости, еще детей и внуков дождешься!» И все-таки забеспокоилась и пошла к гадалке. И услышала в ответ: «Доживать будешь свои дни с сыном и внуками».

Трудно ей было вообразить жизнь без Ольги. Ведь это именно она, любимая дочь, зарабатывала на жизнь всей семьи. Жила с родителями, пожилыми уже людьми, оба инвалиды по здоровью, один после инфаркта, другой - после инсульта. В семье был еще брат, намного старше Ольги, сорокадвухлетний Сашка, тоже инвалид. В детстве он перенес тяжелый менингит и отставал в развитии. Все трое в сумме получали всего около пяти тысяч рублей пенсий по инвалидности. Семейный бюджет спасала Ольга, но даже с ее зарплатой не всегда хватало на все. Поэтому она одевалась очень скромно, хоть была продавщицей в магазине косметики элегантной торговой марки «Л'Этуаль». Иногда, когда подружки, качая головами, говорили: «Романова, ты же хорошо зарабатываешь, могла бы получше одеваться», она спокойно отвечала: «Вы работаете только на себя, а я еще троих содержу». Но говорила это без всякой злости.

Ее любили. Когда ее перевели в магазин поближе к дому, да еще и зарплату повысили, подруги решили это отметить. В последний день на старом месте работы, 23 октября вечером, после закрытия магазина, девушки открыли бутылку вина и выпили за ее успехи. Пили вино, смеялись, когда неожиданно телевидение сообщило о теракте на Дубровке. Для Ольги это не был какой-то там абстрактный «театральный центр на Дубровке», это был прекрасно знакомый ей с детства старый Дом культуры на противоположной стороне улицы, прямо напротив ее дома. Сколько раз она туда ходила! Чтобы туда попасть, ей достаточно было просто выйти из дому, пройти через двор, перейти перекресток, и ты уже на месте.

- Поеду туда, и они меня убьют, - заявила своим подругам Ольга, словно ведомая предчувствием. Приехала поздно, было уже далеко за полночь. Дома никто не спал, родители в ужасе смотрели телевизор. Ольга заварила чай, посидела за столом, потом сорвалась с места и стала одеваться.

- Куда? Не видишь, что творится на улице?! - запротестовала мать, Галина Ивановна.

Ольга махнула рукой.

- Осмотрюсь, и, если получится, попробую пробраться внутрь, в Дом культуры, - спокойно сказала она матери.

Мать упала перед ней на колени, плакала, просила, умоляла.

- Оленька, не ходи туда, там тебя убьют, это же не местные мальчишки, которых ты разнимала во дворе или в школе, это бандиты.

Но переубедить дочь ей не удалось. Наоборот, воспоминание о дворовых драках и ссорах только придало Ольге сил. Она вспомнила, как когда-то без колебаний бросалась разнимать и мирить дерущихся мальчишек. Иногда и ей доставалось, но в следующий раз она опять так же решительно и по-боевому успокаивала драчунов. Террористы должны ее послушать, это же мужчины, они должны воевать с мужчинами, а не с женщинами и детьми. Это унижает воина, показывает его слабость. У них в Чечне остались свои дети, поэтому они, конечно же, освободят детей, попавших в их руки здесь, в Доме культуры. Так она уговаривала мать.

Мать, утирая слезы, качала головой. Впрочем, она даже не верила, что дочке удастся попасть в театр. Ей казалось это невозможным. Она скорее боялась, что ее могут обидеть стоящие в оцеплении милиционеры. Кроме того, на окрестных улицах было неспокойно, сразу же после сообщений телевидения о нападении к театру потянулось множество подвыпивших зевак, бродили вокруг театра скинхеды, ища повода подраться, да и просто всякие сумасшедшие.

После бурных пререканий Ольга вырвалась из рук матери и ушла. Было три часа ночи. Ольга пошла через двор в сторону улицы Мельникова, где в доме номер 16 расположился компьютерный клуб. Она знала, что застанет там Максима, своего парня, с которым встречалась уже два года. Надо бы сказать - бывшего парня, они как раз расставались. Он больше не хотел с ней встречаться, она не до конца с этим смирилась. Только что они пережили очередную ссору, поэтому ночная встреча была малоприятной.

- Чего тебе, уходи отсюда! - зло крикнул Максим, увидев ее. Он был явно недоволен ее появлением в клубе.

Ольга немного постояла, подумала, на глаза набежали слезы, потом махнула рукой и ушла. В ней все так и кипело от злости.

Не удалось выяснить, что с ней происходило в следующие полчаса. Кто-то вроде видел ее с двумя мужчинами в гражданской одежде. Может, это были журналисты, может, друзья из соседнего двора, а может, агенты спецслужб - неизвестно. Мы не знаем и того, каким чудом Ольге удалось прорваться через достаточно плотный к тому времени кордон, никого не пропускавший к Дому культуры. Может, она воспользовалась какими-то ходами, известными ей с детства, а может, двое таинственных мужчин располагали достаточной властью, чтобы приказать солдатам пропустить ее, потому что хотели проверить реакцию террористов? Трудно сказать.

Журналисты, занявшие позицию в квартире жилого дома напротив театра, увидели ее только тогда, когда она пересекала паркинг - девушка в черной куртке с капюшоном. На этой записи, когда камера дает крупный план, за кадром четко слышно, как кто-то по милицейскому радиопередатчику спокойно произносит: «Внимание, к вам идет девушка». Кого предупреждал этот голос? Снайперов на крышах соседних домов? Кого-то, укрывшегося поблизости от театра или в самом театре? А может, террористов?

Уверенным шагом она подошла к стеклянным дверям и исчезла внутри. Очутилась рядом с гардеробом, но там было абсолютно пусто - террористы, в страхе перед снайперами, которые могли стрелять через стекла, редко спускались вниз. Она пошла вперед по коридору вдоль зрительного зала и, так же как семь часов назад сделал Ясир, вошла в зал через боковую дверь рядом со сценой. Все террористы удивленно оглянулись. Далее события развивались с такой скоростью, что их герои едва успели произнести несколько фраз, а заложники, зрители этой драматической сцены, запомнили только ее фрагменты.