Чей-то еще роман мог бы и обойтись без этого занимательного человековедения – но не «Цена отсечения». Вообще-то, это роман про них, ушедших на второй план и налаживающих запущенные в бурные 90-е «горизонтальные» отношения. Собственно, это тоже неслучайно – время Главных Героев проходит, личности нивелируются, становятся второстепенными, годными лишь на эпизодические роли в каком-то романе. Это, собственно, тоже – отсечение; эпоха как бы отсекает кого-то, не дает за них больше какого-то максимума; социальный сепаратор своего рода.

Кто в «Цене отсечения» на самом деле главный – так это автор: умный, спокойный, очень хороший рассказчик, уравновешенный, широко информированный; с выдающимся языковым слухом (любитель словечек эпохи, часто выделяет их курсивом. «Ездить на англикосе» – и «на гитлере» – то есть на английском и немецком автомобиле соответственно) и чутьем (писатель из тех, кто умеет пользоваться точкой с запятой; это все равно что уметь подтормаживать коробкой передач – те, кто тормозят только ножным, многое теряют).

Автор умный не только «вообще», как публицист, – но и очень умно ведущий игру романиста, знающего цену традиции, «психологическому реализму»: равноудаленный от всех читательских ожиданий, но и равноприближенный. Не ностальгирующий по советскому; не пугающий апокалиптическими предчувствиями, не демонстрирующий «интеллигентский либерализм» и не дразнящий мажорными прогнозами о будущем величии; автор одержим соблюдением объективности – он очень настойчиво дает понять, что вся его деятельность сводится к тому, чтобы просто-описывать-то-что-есть. По выражению все того же персонажа, писателя Боржанинова, который зафиксировал ничью: «Не возвращайте прошлого! И будущего тоже не надо. Лишнее. Пусть буду я как есть».

В случае «Цены отсечения» вообще важно – кто автор. Дельный литературовед и компетентный историк, автор биографии Александра I, учебника литературы для 10 класса и нон-фикшна «1962» – но не Тынянов и не Жолковский, ни разу; экс-замглавного «Известий», телеведущий, колумнист, блогер – чья публицистика, в общем, никогда не претендовала на сногсшибательность и в стилистическом плане мало отличалась от чьей-либо еще; шлягеров в активе не имеющий, не Максим Соколов и не Дугин; ну да, еще один пробившийся на канал «Культура» интеллектуал с металлокерамической улыбкой, голодными глазами и хорошими шансами к 60 годам стать министром культуры, не бог весть что на здешнем безрыбье.

И не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, какого рода у него будет роман. Обычно беда окололитературных людей, подавшихся в романисты, состоит в том, что они знают, как надо, и принимаются конструировать тексты: здесь подпустить сравнение, здесь пошутить, здесь разбавить подслушанным в ресторане диалогом, здесь сюжетный финт; отдельные фразы получаются хуже или лучше, но запах дизайнерского ателье выветрить невозможно.

Не угадали, как выяснилось. Архангельский оказался настоящим, естественным писателем; то есть, да, сюжет с миражным адюльтером он сконструировал (и даже перемудрил, может быть), но текст в целом – нет, текст у него написался сам; он сначала слышит музыку, а потом записывает фразу, и так весь роман; у него оказалось природное чувство ритма, а еще замечательный слух, ухо, способность не только генерировать свою речь, но и воспроизводить чужую, множество типов, с оттенками, интонациями.

И знаете, – получилось: Архангельский-беллетрист, вот те на, оказался гораздо талантливее Архангельского-публициста, литературоведа и телеведущего вместе взятых. Ему удалось сочинить отличный роман с миражной интригой, ни разу не пересолив, не прибегнув ни к одному из обязательных в последнее время писательских «приемчиков»: без мифологической подоплеки, без фантастического элемента, без осточертевшего «детективного мотора», без конспирологии, без сюрреализма, без тотального пародирования, без злоупотребления цитатами, без обмороков и галлюцинаций, без жонглирования метафорами, без эмоционального шантажа, без интеллигентских истерик. «Цена отсечения» очень похожа на wet dream людей, бросающих все ради того, чтобы стать писателем: адекватный роман о том, что здесь происходит, причем не на поверхности, а под водой.

То есть – не тем временем, а на самом деле.

«Итак, где броневик с золотом?» – внушительными литерами начертано на пустой, уже после содержания и выходных данных, странице книги; и похоже, в коротком списке, состоящем из «что делать?», «кто виноват?» и «куда ж нам плыть?», произошло прибавление.

Житель сибирского миллионника Шантарска Василий Яковлевич Смолин, следопыт, фехтовальщик и, в психологическом плане, «один на льдине», занимается антикварным бизнесом – не таким криминальным и масштабным, как нефть, зато гарантирующим ежедневную встряску; и тех нескольких дней, в течение которых мы за ним наблюдаем, хватило бы на цикл приключенческих романов. Во-первых, умирает самый старый антиквар Шантарска по прозвищу Кащей – и неожиданно оставляет понимающему конкуренту фантастическую коллекцию, форменную пещеру Али-Бабы; мало того, перед самой кончиной он успевает пробормотать Смолину что-то про исчезнувший броневик с… Во-вторых, Смолин обхаживает вдову известного художника, надеясь подобраться к картинам; тем же, как выясняется, заняты и конкуренты – которые ни перед чем не останавливаются. И в-третьих, ровно в этот момент шантарских антикваров принимаются шерстить оборотни в погонах. И это лишь самые основные линии: попутно Смолин скупает «скифье» у черных археологов, ловит мелкое ворье и жульничает сам; жук, но жук обаятельный – да еще и в составе целой плеяды не менее выдающихся экземпляров.

«Антиквар» не только приключенческий, но и производственный роман – разыгранный через фигуру главного героя очерк об антикварном бизнесе: основные понятия, характерные типажи, виды операций, популярные товары, курьезы, отношения с законом и криминалом.

«Старушка разливалась курской соловушкой, обретя вид одухотворенный, воодушевленный, даже помолодела словно бы на изрядное количество годочков, вспоминая, как…» – остроумного, компетентного, с узнаваемой манерой рассказчика – приятно цитировать, но он не из тех, кто шлифует отдельные фразы и метафоры, чтобы потенциальные клиенты месяцами гоняли за щекой самые удачные. Это ровный, укатанный, наезженный текст, с которым приятно иметь дело, и все тут (как вермахтовская кухонная утварь, которой любит пользоваться главный герой – не потому что со свастикой, а потому, что «немцы ее в свое время делали с душой и пониманием, ложка вмещала вдвое больше, чем нынешние (чтобы зольдатик быстрее справился с приемом пищи), вилки были удобнее современных, а поварешка опять-таки черпала поболе сегодняшних»). Бушков – кладезь сведений и баек, не то что полезных, но, несомненно, любопытных. «Антиквар» вообще крепко сделанный роман, с эффектными сценами, с хорошими диалогами, с, прости господи, юмором: «Торговец антиквариатом в чем-то сродни людям творческих профессий, потому что, как и они, ремеслом своим занимается до упора, пока не явится женщина с косой (но не Юля Тимошенко)». Ну да, не бог весть что, но и жаловаться грех.

Может быть, Бушков несколько вредит себе своей анекдотической плодовитостью (две книги в год) и особенно, есть грех, эксцентричными публицистическими и историческими сочинениями (про Гражданскую войну в США, Путина и Ходорковского), но факт есть факт: Бушков, по сути, единственная в современной отечественной литературе железная машина по производству пресловутой «качественной беллетристики», не уступающая, а по нескольким показателям и превосходящая его. Бушков гораздо лучше осведомлен о том, как устроена отечественная жизнь, бушковские современные характеры гораздо живее картонных акунинских, бушковское чувство юмора гораздо более разнообразное, чем у Акунина, бушковские интересы шире, чем у Акунина, Бушков, который еще в конце 80-х написал «Первую встречу, последнюю встречу» (про встречу офицера царской армии с «лунной чудой-юдой»), гораздо компетентнее, чем Акунин в качестве фантаста. Это не значит, что Акунин перед каждым подходом к компьютеру должен звонить в Красноярск, чтобы получить благословение, но единственный конкурент – это единственный конкурент: так Карпов много лет спустя приходит на митинг в защиту Каспарова просто потому, что понимает, кто это.