А Ламорик вел своих людей все дальше и дальше в Ирлак.

Пока офицеры обсуждали стратегию и характер земель отсюда до Ферангора, Дьюранд по-прежнему корчился от боли, куда более мучительной, чем боль в сломанных костях. Надо поворачивать! Но поскольку Ламорик и его советники твердо решили идти вперед, ему оставалось лишь смотреть в оба и скакать рядом с Бейденом в последних рядах Ламориковой гвардии.

А сидеть в седле было по-прежнему тяжело. Бутылка Хагона скоро опустела. Приступы боли у Дьюранда сливались в единое тягостное полузабытье — он словно бы вновь качался на волнах или барахтался в холодных объятиях Сильвемера.

Очнулся он словно от удара молнии: на плечо, выхватывая молодого рыцаря из серого тумана видений, опустилась какая-то тяжесть. Острые, точно иголки, когти впивались в тело. Черные крылья били по лицу. Мышцы Дьюранда свело от боли. Он не мог ни отшатнуться, ни бежать. На каждом плече у него сидело по грачу.

Острый, точно кинжал, клюв почти утыкался в череп Дьюранда.

— Наконец-то, наконец-то близится долгожданный час, когда решатся все судьбы.

Шепот вился вокруг головы, как надоедливая муха.

— И судьба нашего бедного герцога: кто он — король или падаль, — добавил второй грач. Из перьев у него ползли личинки червей, копошились у самого носа Дьюранда. В голове Дьюранда так и звучал мерзкий шепот. Уж скорее бы и правда герцог вместе со своими тварями превратился в падаль!

Пока молодой человек дремал, армия словно превратилась в туманное облако, из которого доносились голоса. Сколько бы времени сейчас ни было, низкие тучи и морось почти задушили рассвет.

— Сколько мы ждали, братец?

— Я бы начал отсчет с того, как первый шепот повел нас на север.

— Сон! За три луны до Радоморовой битвы в Хэллоудауне.

И сами Грачи, и все их игры давно уже стояли у Дьюранда поперек горла, но что ему, скрученному болью и потрясением, оставалось, кроме бессильной злобы?

— Всего лишь улыбка во сне. Ночь за ночью.

— Мы тебе не рассказывали, сэр Дьюранд?

Молодой рыцарь скривился и прорычал:

— О чем вы говорите…

— Человек, который улыбался. И ждал. Запертый в каменной ночи.

— Разве мы не рассказывали?

— Окутанный паутиной. Покрытый ковром пыли. Он шептал. И мы слышали каждое слово.

Мерзкий шепот роился в голове Дьюранда, и тот вдруг мимолетно увидел их — двух колдунов за триста лиг к югу отсюда. Берхард рассказывал истории про павших жрецов, что бродят по пустынным местам, по заброшенным кладбищам. Грачи!

— Могли ли мы не прийти?

— Вы просто спятили! — рявкнул Дьюранд. Что за дьявол мог призвать этих гнусных тварей? Уж только не Радомор. По их же собственным словам, они двинулись в путь на север, когда Радомор был еще героем — счастливо женатым наследником, что скачет во главе королевского войска.

Серое небо за колонной шагающих солдат потемнело. Дьюранд силился сделать хотя бы глоток воздуха. В этих проклятых когтях он просто-напросто утонет на суше, на глазах у тысячи человек.

— Порывистость — порывистость и любопытство давным-давно уже владели нашими пылкими сердцами. Но едва мы достигли северных земель, как нас приветствовали звуки битвы. Вереницы алых соколов и черных ворон.

— Законный король лежал на поле!

— А нам-то какое везение! Удача за удачей!

Они трещали и похвалялись, а небосвод вспыхивал при каждом биении сердца Дьюранда. Когти колдунов пронзали его, точно острые вертела. Легкие были на пределе.

— Дьяволы! — прохрипел он.

— И мы были верны в нашей любознательности, мы подбирали каждую кроху, что лежала у нас на пути. Играть с законными королями! Кто бы усомнился в том, что это — дар судьбы?

Дьюранд умудрился сделать еще пол вдоха.

— Вы за все заплатите!

— Ах, Дьюранд! Какой сюрприз тебя ждет! Ты и не догадываешься. Жизнь тупого стада, она не для нас.

— Катитесь к черту!

Он едва сумел разжать зубы, чтобы промолвить эту фразу.

— Прошу тебя, — прокурлыкал один из грачей. — Мы говорили о снах.

— А где, к слову, — спросил вдруг второй, — эта твоя маленькая сновидица? Возможно ли, что госпожа Ламорика ютится в обозах?

— Нет, — сказал Дьюранд. У этих тварей глаза повсюду. Что они видели?

Грачи засмеялись.

— Мы так рады, что ты пришел.

— Прочь! Прочь! Оставьте его! — закричал чей-то голос. Знакомый голос.

Обе птицы взмыли в воздух. Дьюранд освободился — и принялся жадно ловить ртом воздух, чуть не свалившись с седла. В голове у него медленно прояснялось, а с низко нависших небес раздавался издевательский смех грачей. Надо срочно найти Дорвен!

— Ну-ну. Полегче, парень. Они, небось, решили, он уже умер! — заявил второй, более грубый голос. И добавил неловким шепотом: — И нельзя их особо винить. Ты только погляди на него.

— Дьюранд! — произнес первый голос. И теперь Дьюранд сообразил, откуда он исходит. Дорвен глядела на него из-под своего синего капюшона. Она все время была здесь. Рядом с ней на вьючном муле сидел какой-то толстяк в красном колпаке.

— Это сэр Дьюранд, который сражался бок о бок с лордом Ламориком, — закончила Дорвен, снова надвигая синий мальчишечий капюшон на лицо. На мгновение Дьюранд встретился с ней взглядом.

Скрипели колеса телег, шумно отдувались волы. Дьюранд понял: задремав, он отстал, пропустил мимо себя почти всю колонну и оказался среди обозов. Бейден, небось, заметил, что он спит и отстает — и не разбудил. Смотрел на него, спящего. Мысль эта Дьюранду не нравилась.

— Ублюдок. Грачи, — пробормотал он. — Насмехаются.

Красный Колпак прикрыл рот рукой и так же громко зашептал:

— А ты уверен, что это он? Его-то и не узнаешь. И он чуть не убился, чтобы сюда попасть, — я вот как раз говорил — так что поневоле задумаешься…

Дьюранд уже примеривался ударом кулака сшибить с болвана колпак, но тут вокруг зашипел знакомый шепот. Он исходил отовсюду и ниоткуда в отдельности: знакомые строки из древней «Книги Лун».

Дьюранд тут же выхватил из ножен клинок Оуэна, хотя и не видел в сумраке ничего, кроме телег и вьючных лошадей. Высокая бурая трава доходила лошадям до брюха.

— Ну вот еще! — скривился Красный Колпак. Лицо его блестело от пота и грязи. — Не гневайтесь, ваша светлость! Парнишка! Это же совсем еще парнишка. Ну, любопытно ему стало, и все тут. Увидел вас, как мы мимо проезжали. Да еще вороны эти, ну и…

Заросли травы вскипели, полные псов.

Пронзительно заржали кони.

Псы бросались на колонну со всех сторон, рвали и людей, и коней. Десятки гнусных тварей. Свора за сворой. Дьюранд вцепился в своего скакуна руками и ногами, лишь бы усидеть — а кругом люди прыгали с телег и подвод, ища спасения. Лошади, обезумев от страха, метались и бились.

Изогнувшись в седле, он ухватил мула Дорвен за ухо и уздечку. Глупая скотина немедленно укусила его.

Вокруг в зловещей тьме разлетались во все стороны струи крови, метались перепуганные солдаты, наставив оружие на траву. Обоз рассыпался, потерял строй. Ошалелые волы понесли, с грохотом волоча за собой повозки.

Так же быстро, как появились, псы унеслись прочь — умчались, шевеля верхушки высоких трав, как щука, что скользит под гладью озера. Где-то вдали замычал вол. Все, кого четвероногие дьяволы выхватили из кавалькады, были уже мертвы. Псы дождались первой же полосы высокой травы, чтобы нанести удар.

Дьюранд обернулся к Дорвен — и чуть не упал из седла от облегчения: возлюбленная была цела и невредима, хотя спутник ее пропал. Дьюранд выпустил брыкающегося мула. Внимание его привлекли какие-то крики неподалеку.

В нескольких шагах от него обнаружился как раз тот самый Красный Колпак: он умудрился поймать одного из псов. Дьюранд поглядел на Дорвен, а потом спрыгнул с коня — в кольцо потрясенных солдат, что собрались вокруг тела того самого ржаво-рыжего мастифа. Тот был пригвожден к земле старинным копьем для охоты на кабанов. Красный Колпак крепко зажал древко в руках. Пес был недвижен, если не считать шевеления целого роя мух, что уже успели облепить его.