Дьюранд куда-то плыл. Висел в какой-то толще — точно труп на дне болота, мертвый уже тысячу зим. Он не знал, где он и кто он. Не помнил, как сюда попал. Мироздание тоже куда-то плыло. В голове не осталось ни следа воспоминаний.

Что-то зашипело; резкий свистящий звук изгнал образ стоялой черной воды.

Дьюранд попытался прислушаться, но шипение стихло, удалилось — и словно бы зависло там, вдали, прежде чем вернуться снова: отчетливый, ясный звук среди мрака.

А вслед за ним нахлынуло целое море шумов и звуков: крики людей, хриплые приказы, рев, безумие.

Дьюранд силился разлепить глаза. Попытка эта принесла с собой боль, волны жгучей боли, и только один глаз повиновался мысленному приказу. Однако Дьюранд сумел разглядеть блеск меди под темным потолком. Он попытался сосредоточиться на посверкивающей безделушке, порхающей на трепещущих стрекозиных крылышках, однако та исчезла из поля зрения раньше, чем он успел вспомнить ее: маленькая такая штучка, пухленькая, как голубь, с головой льва, вся в драгоценных камнях.

— Бледный не пострадал, — проговорил тоненький голосок — так близко, что губы чуть не задели ухо Дьюранда. — Я его видела. Кто-то даже привез овса. Только его не причесали. Я хотела, но он все-таки конь не для маленьких девочек. А что со Звездочкой, я не знаю.

Альмора, вспомнил Дьюранд, — это Альмора. Вокруг раздавались крики и стоны. Ей не следует тут находиться.

Он пытался понять, что же такое с ним произошло, пытался ответить тоненькому голоску…

С губ сорвался лишь слабый стон, и опять воцарилась тьма.

Во мраке снова забрезжил свет, и Дьюранд услышал, как вокруг разрастаются голоса. Казалось, ноги топают чуть ли не по ушам. И боль! Как будто он свалился с башни в казарму, что под ней, — лицом об пол. От мысли, что все эти топающие над ухом ноги могут хотя бы легонько его задеть, к горлу подступила тошнота.

Потом на фоне криков и стонов совсем рядом раздался знакомый голос:

— Давай пошевеливайся!

Приоткрыв один глаза, Дьюранд увидел две пары ног возле скамьи. Берхард сидел нос к носу с грубоватого вида лекарем. Комната полнилась воем от боли, но старый Берхард умудрялся улыбаться.

— Жив, да?

Лицо его было залито кровью.

Дьюранд выдавил слабый звук. Что у него такого с губами?

— Эй! — воскликнул Берхард. — Он все-таки жив!

Старый вояка попробовал было кому-то помахать, но лекарь вздернул ему подбородок: он зашивал длинную рваную рану над здоровым глазом рыцаря.

Берхард состроил свирепую гримасу.

— А ты уверен, что это не опасно? Ну в смысле, говорят, сперва надо все зло оттуда выгнать, а уже потом зашивать. А ты…

Резко потянув нитку, лекарь вынудил его закрыть рот.

Берхард скривился и часто-часто заморгал, однако махать продолжил.

— Эй! Дьюранд очухался!

Он попытался подмигнуть, но, учитывая нитки и кровь, получилось так себе.

— Какой-то Радоморов лучник приложил старую черепушку стрелой. И ладно. Девчонки любят шрамы, а в здоровый глаз этот гад мне все же не попал… Ага, вот и они. Эк на тебя кто-то таращится.

Дьюранд попытался подмигнуть в ответ — но даже самого слабого движения оказалось довольно, чтобы свет вокруг снова померк. Похоже, он умудрился здорово рассадить себе лицо.

Снова открыв здоровый глаз, молодой рыцарь обнаружил, что рядом кто-то сидит, близко-близко наклоняясь к нему: из-под шапки черных кудрей выглядывало лицо, очень похожее на лицо самого Дьюранда.

— Хатчин?

Лицо брата Дьюранда озарилось слабой улыбкой.

— Ох, ну наконец-то. Хвала Небесам. Попробуй попить.

В зубы Дьюранда уперся край кувшина с плохим вином. От каждой капли, которой давился юноша, тело словно пронзал миллион острых игл. Дьюранд зажмурился и лишь через несколько секунд нашел в себе силы снова открыть глаза.

Однако когда он взглянул наверх, лицо брата исчезло, а на его месте возникла борода отца.

— Прах побери, мальчик. Чего ради тебе вздумалось снимать твой дурацкий шлем?

— Отец? — Дьюранд почти всерьез ожидал, что следующими на этом месте окажутся мать, король и половина Баррстон-Уоллс в придачу.

— Ты же мог и вовсе убиться, — проговорил барон Хрок.

Дьюранд попытался нашарить хоть что-то в том тумане, что заволакивал все его мысли и воспоминания.

— Видеть не мог, — с трудом прохрипел он. И это отчасти было правдой. Однако уже сами эти слова вытянули из тумана какие-то обрывки воспоминаний. Он снова чувствовал тяжесть лежащего поперек седла человека — Ламорика. Он-то думал, что вывез его в безопасность, а оказывается…

Несмотря на жуткую боль, Дьюранд попытался оглядеться по сторонам. Дыхание перехватило, но Дьюранд выдавил из себя невнятный хрип, который задумывался, как вопрос:

— Его светлость?

Барон Хрок отвел глаза.

— Пойду приведу кого-нибудь из этих лекарей, — промолвил он и исчез.

На Дьюранда нахлынул страх.

— Что с?..

Хатчин снова склонился над ним.

— Ламорик тут, рядом. Если протянешь руку — как раз до него дотронешься. Он настоял, чтобы его положили именно тут. Бедолаге здорово зашибло голову, но в целом, подозреваю, он отделался легче тебя. Когда Ламорик упал, ваш славный капитан его вытащил.

Дьюранд весь обмяк, задыхаясь. Воспоминания поднимались в нем, точно лед из глубины вод: осада, вылазка за ворота, скачка через рыночную площадь с отрядом акконельцев.

— Что я… с собой сделал?

— Говорят, ты упал с коня, — пояснил Хатчин. — Расшибся о камни мостовой.

— Упал? — хмыкнул Дьюранд. Как он мог упасть? Ведь он чуть не убился — и чуть не убил того, кого пытался спасти.

— Ну да не важно, — промолвил Хатчин.

— Вот именно, — согласился Берхард. — Не важно. Мы покончили с мятежом Радомора. Поделом мерзавцу, пусть он двадцать раз герой Хэллоудауна.

Откуда-то со стороны Ламорика донесся стон. Хатчин понизил голос:

— Саллоухит с Хонфельсом ударили по слабому флангу Радомора, да так крепко, что перебили почти всех его командиров. Мы с отцом скакали под знаменем молодого Хонфельса, а вокруг нас — люди из Коля.

— Стерли их в порошок! — подхватил Берхард. — Раскатали и обратили в бегство. Не очень-то церемонились, но коли они не заслуживают такого обращения, кто тогда его заслужил? По всему городу еще идут бои. Меня Кон сюда прогнал. — Он махнул рукой, показывая на залитое кровью лицо. — А то я и здоровым глазом уже ничего не видел. Да. Совсем ничего.

Дьюранд с усилием кивнул.

— Радомор? — неразборчиво промямлил он.

Хатчин покачал головой.

— В бегах. Мы видели, как под ним несколько раз убивали лошадей. С мечом он — сущий дьявол, но я почти уверен, что видел, как его закололи.

— А я видел, как его подстрелили, — заявил Берхард. — Конь сбросил его с себя, точно муху. Его воины, совсем обезумев от страха, бросались в Бейндрол, прямо в доспехах и с оружием. Рыцари лезли на деревья, как кошки от пса. Но помяни мое слово, мы скоро его отыщем — полагаю, в какой-нибудь груде тел.

В зал все еще стаскивали раненых. Кругом царил хаос. Дьюранд закрыл глаза — точнее, один глаз. Акконель свободен! Хотя лично он был уверен, что все они станут куда счастливее, когда голова безумного Радомора будет насажена на кол над воротами.

Открывать даже здоровый глаз совершенно не хотелось. Вокруг, на усыпанном тростником полу, стонали десятки бойцов.

Хатчин коснулся плеча Дьюранда.

— Говорят, Абраваналь теперь наречет вашего капитана Паладином вместо старины Геридона — это тот, кого убили с Лендестом? — и у твоего Ламорика весьма неплохие виды на будущее.

Берхард поднялся.

— Да. Славный был денек. Оставлю вас побеседовать. На улицах еще есть чем заняться.

Конзар наконец отвоевал себе путь назад из Тернгира. Дьюранд подумал о далеком заморском замке, откуда начались странствия капитана.

— Как я упал? — едва ворочая языком, пробормотал он.