— Мы уже голодаем, — проговорил Ламорик. — Вряд ли госпожа моя жена хоть на мгновение сомкнула глаза с тех пор, как закрылись ворота. Люди болеют. Мне пришлось приказать, чтобы трупы выкидывали прямо за стену, в озеро.

Мимо промчалась еще одна птица-падальщик. Расправив крылья, она устремилась к вершине башни Гандерика.

Ламорик передернулся.

— Я не заставлю их цепляться за…

— Милорд! — выкрикнул чей-то голос.

На ристалище, как раз там, куда приземлялись камни, стояла Дорвен.

— Ваш отец пошел на крышу.

Ламорик и Дорвен подняли головы. Башня Гандерика поднималась на добрых двадцать фатомов над двором. Дьюранд увидел вырисовывавшуюся на фоне неба хрупкую фигурку Абраваналя, кружащие вокруг черные крылатые тени. Герцог нес что-то — точнее, кого-то.

Ламорик остолбенел, но Дьюранд дернул его за плечо.

— Идемте!

Они сбежали со стены, промчались под аркой ворот и ринулись вверх по забитым народом лестницам. Наконец, спотыкаясь, вылетели на крышу, где уже собралась группка людей.

Абраваналь стоял в амбразуре между двумя каменными зубцами, почти вывешиваясь наружу, над отвесной стеной. Вокруг укреплений бешеным вихрем кружили вороны, галки и грачи. Старый герцог крепко, как младенца, прижимал к груди маленькую Альмору. Вороны издевательски хохотали.

Едва Ламорик выбежал на крышу, его встретил Кирен.

— Хвала Небесам! Мы говорили ему, что для такого поступка нет никаких оснований. Что деяния Радомора этого не оправдывают.

Ламорик поморщился.

Разведя руки в стороны, он шагнул к отцу.

— Отец, — промолвил он, — еще слишком рано для таких решений.

— Они умирают там, внизу, — отозвался Абраваналь. — Гибнут из-за меня. Моего дома. Моего рода. Я должен защитить свой народ.

Ламорик шагнул ближе.

— Они сами выбрали этот путь, отец.

— Я не стану цепляться за жизнь, пока моим людям не придется вышвырнуть меня за ворота замка моих отцов, бросить к ногам человека, который убил мою дочь и моего сына. — Синие глаза старика выпучились из орбит. — Каким трусом был бы я, если бы принуждал их к подобному! Я сам должен выбрать свой час.

— И Альморин? — спросил Ламорик.

Герцог напряг шею, вглядываясь вверх — в небеса, где вились черные птицы.

— Как я могу отдать ее в лапы чудовища?

— А вашего сына?

Пальцы старика подергивались, точно лапки краба, в черных локонах его маленькой дочки.

— Ты поступишь так, как должно.

— Да, — согласился Ламорик. Опустив руки, он сделал еще шаг вперед — прочь от товарищей по оружию, почти к самому краю.

Дьюранд опоздал. Никто не смел даже шевельнуться.

— Прости, — тем временем говорил Абраваналь. — Не такую судьбу замышлял я для нас всех.

Ламорик был уже совсем близко.

— Нет, не такую…

— Слишком много смертей.

И тут с ошеломляющей внезапностью Ламорик ударил отца прямо в зубы.

Старик пошатнулся и начал было опрокидываться назад, но Ламорик схватил сестру за волосы и с силой потянул на себя.

— Ах ты, ублюдок! — прорычал он.

Старик бесформенной грудой рухнул на крышу. Для человека столь преклонных лет падение это было чревато не одной сломанной костью.

Дорвен рванулась вперед, а Ламорик вырвал отчаянно визжащую Альмору из рук отца. Он склонился над ним, точно намеревался ударить снова. Вороны пронзительно каркали, носясь над головой.

— Обо мне ты и вовсе не думал, верно? Хотел сдаться? Швырнуть мою сестру на камни — напрочь забыв, что я-то еще жив! Да тут, внизу, тысячи людей, которые клялись и божились бы, что она умерла — если бы Радомор начал спрашивать. Нет же, надо швырнуть ее с крыши! Ты бы погубил нас всех! Всех, рыцарей, давших тебе клятву верности… Как по-твоему, что бы сделал с ними Радомор, когда ворота открылись бы?

Грудь Ламорика бешено вздымалась.

— Ты слишком долго спал, отец!

Он выпрямился, озирая опустошенные лица друзей и родных.

Когда Ламорик спускался с башни, глаза его пылали безумным огнем. Он прошел мимо Дорвен и Альморы, не бросив на них ни единого взгляда. Стыдится, понял Дьюранд. Девочка посмотрела вслед брату.

Дьюранд присоединился к толпе народа на винтовой лестнице, гадая про себя, что-то станется с Дорвен. В нарисованном воображением будущем, где они наконец освободятся из башни, он уедет в самый дальний край мироздания, Дорвен отринет терзающих ее духов, а Ламорик получит возможность и время понять, на ком он женился.

Шагнув в Расписной Чертог с нижней ступеньки лестницы, Дьюранд обнаружил, что все, кто был там — мужчины, женщины и дети, — смотрят в одну сторону: на него.

Перед ними стоял Ламорик.

К вящему изумлению Дьюранда, из толпы выступил слепой Хагон, взъерошивая белые пряди седых волос.

— Вы вернулись? — спросил он.

— Что это значит? — спросил Ламорик, кладя руку на эфес меча.

Слепец поморщился.

— Меня попросили высказаться за всех остальных. Мы приняли решение.

— Да как вы…

Дьюранд во все глаза смотрел на Хагона, прикидывая, сколько времени смогут несколько рыцарей сдерживать тысячную толпу — даже на узкой винтовой лестнице.

— Лорд Ламорик, герцог Абраваналь. Мы голодаем. Среди нас много больных. И всех нас терзает великий страх. Тут задумаешься.

— Я здесь, — проговорил Ламорик. Отец его ничего не сказал.

Хагон со свистом выпустил воздух через нос.

— Я знаю, ваша светлость. Клянусь Королем и Владыкой Небесным, настали тяжелые дни. Народ Акконеля заперт в ловушке. Мы поклялись стоять за вас и ваш род против всего, что грядет, чего бы нам это ни стоило. Вот и весь сказ.

На лице Ламорика расцвела неподдельная улыбка.

— Владыка Судеб! — выдохнул он.

— Вот и все, — сказал Хагон и повернулся к толпе. Все лица были обращены к нему, суровые и решительные. Кое-кто улыбался или кивал.

Сверкая глазами, Ламорик шагнул вперед и сжал руку изумленного Хагона.

— Вот преданность, неведомая великим этого королевства, и мужество, какому позавидуют даже рыцари!

— У нас тут достаточно лордов и патриархов, чтобы принять клятвы, милорд, — медленно произнес Дьюранд.

— Да! — вскричал Ламорик и поглядел на толпу. — Вы равны любым рыцарям Аттии, и я не успокоюсь, покуда не воздам вам должное! Соберитесь вокруг трона моего отца! Сегодня вы все станете рыцарями Эрреста! И когда мы окончим эту войну, все вы получите замки во владениях герцога Радомора!

Когда были посвящены в рыцари все мужчины, женщины и мальчишки — рыцари хлопали каждого по плечу ритуальным жестом, — герцог Абраваналь взял сына за руку. Старик держал клинок Островного королевства Гандерика — Меч Правосудия. В миг потрясенного молчания он вложил рукоять в ладонь Ламорика.

— Я не стану носить его, — промолвил Абраваналь. — Если ты откажешься, я выброшу его в озеро. Это меч наших отцов со времен самого Гандерика.

На глаза всех присутствующих навернулись слезы.

Подбодренные только что принесенными клятвами, оголодавшие рыцари Расписного Чертога — мужчины, женщины, дети — взялись за дело. Они рыскали по дворам в поисках упавших ядер. Они разломали пекарню и амбары, чтобы обнести внутреннюю стену временным ограждением, и установили несколько легких камнеметов, чтобы вести обстрел людей Радомора. Они выгребли из углов и закоулков замка груды зловонной грязи и вывалили ее в залив. Альмора хваталась за все, что привлекало ее внимание в снующей туда-сюда толпе. Девочка с головой ушла в работу, а ее брат поднялся на стены и переходил от башни к башне, буквально собирая замок воедино, пока осадные машины Радомора разносили стены.

И все это время Дьюранд ощущал, как Дорвен теряет связь с действительностью. Ему хотелось схватить Ламорика, встряхнуть, заставить увидеть, что его жена ускользает, тонет. Каждую ночь он говорил ей: «Когда мы вырвемся отсюда, духи оставят тебя в покое». В эти тайные мгновения он прижимал ее к себе, но она слабела, становилась все дальше и дальше. Глаза ее глядели куда-то в пространство, и скоро Дьюранд начал понимать: вывести ее из этого состояния он так же не может, как не может перерезать ей горло. Он проглотил честь, стыд, предательство, говоря себе, что освободить ее сейчас было бы равносильно убийству. Убийством было бы отказываться от ее аромата, касаний, красоты. Дьявольский аргумент — и стыд полыхал на лице молодого рыцаря всякий раз, как Ламорик дружески ему улыбался.