Когда прочитал «Гамбринуса» Куприна, то решил познакомиться с героем этого рассказа и сделал это (В).[543]

По-видимому, основным в употреблении наркотиков было желание испробовать на себе воздействие этих веществ, а также влияние соответствующей среды (круг товарищей, которые употребляли наркотики). Сталкивался с такими людьми потому, что всегда очень интересовался наркоманами (А).

Особенно интересовался песнями беспризорников, бандитскими и воровскими. Большую роль играла при этом возможность использования этих песен для стихов.

Этим мы заканчиваем раздел, посвященный описанию его склонностей и манеры поведения в быту, и переходим к следующему.

БОЛЕВАЯ СФЕРА

По поводу волевой стороны его личности жена дает следующие сведения.

Влиянию других не поддавался, не был внушаем. В тех случаях, когда был в чем-либо заинтересован, настойчиво добивался достижения того, чего хотел, хотя бы это касалось даже и мелочей. Например, «если Эде захотелось съесть яблоко, то нужно было идти за ним хотя бы и ночью».

Нерешительным нельзя назвать. Перед принятием решения обдумывал довольно долго, или, вернее, привыкал мысленно довольно долго к чему-либо, что должен был сделать. Но часто бывало, что, приняв определенное решение, затем от него отказывался. Это в особенности относится к его поездкам, к которым часто бывал совсем готов и тем не менее в последнюю минуту от них отказывался.

В. также указывает, что сильно колебался всегда перед выступлением: выступать или не выступать.

Мог быть очень уступчив лишь в тех случаях, когда это ему было безразлично, в противном случае не уступал никому, даже в мелочах. При этом внешне очень часто мог соглашаться с противоположным своим желаниям мнением, но все-таки всегда проводил в жизнь то, что желал, если это ему было важно. Знали, что в некоторых вещах его нельзя переломить и заставить поступить наперекор его желаниям. Это касалось, помимо творчества, главным образом его увлечений птицами, рыбами.

Эти сведения вообще согласуются с тем, что высказывают в этом отношении другие, близко знавшие его лица. Мы считаем здесь необходимым выделить одно противопоставление в волевой стороне его личности, заключающееся в том, что степень выраженности его волевых процессов бывала различна в зависимости от того, касалось ли дело внешних, связанных с чисто бытовыми сторонами моментов, или, напротив, моментов более внутреннего характера, захватывавших глубинные стороны его личности.

В первом случае он мог производить впечатление нерешительного, слабовольного человека, что особенно подчеркивалось его неприспособленностью и беспомощностью в быту. В этой связи необходимо отметить определенную пассивную установку его личности на идущие извне влияния окружающей его среды. Мы уже указывали выше на то, что такая установка была, по-видимому, свойственна всему складу его личности, все силы которой были направлены не вовне, но внутрь себя, на процессы творческой переработки. Нельзя, конечно, отрицать и то большое влияние, которое имело его заболевание на всю его психику. По мнению Г., «болезнь вообще имела очень большое влияние на психику Багрицкого. Он сознательно поддавался ей, отказывался от борьбы с нею для того, чтобы все силы своего организма сосредоточить на творческой работе».

Но в связи с болезнью Э.Б. многие из дающих сведения отмечают ту большую силу воли и внутреннюю выдержку, которые необходимо было иметь для того, чтобы не потерять твердость духа в таких условиях.

«Был человеком с большой силой воли. Несмотря на свою болезнь, которая с молодости лишила его возможности двигаться и приковала к постели, сохранил в себе твердость духа. Никто не слышал от него слова жалобы на свою болезнь» (Г).

Твердость воли сказывалась и в его стойкости в принципиальных вопросах. Мог в этом отношении быть способным на смелые и решительные поступки. Так, вышел из группы «Перевал»[544] в очень неблагоприятный для этого момент, не испугался нападок на себя" (Г).

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ СФЕРА

Речь. Говорил скорее короткими фразами, витиеватости, длинных вводных предложений не употреблял. Речь была очень простая и понятная, двусмысленностей и «загадочностей» в речи не употреблял. Принадлежал к людям, которые завладевают вниманием собеседников своими рассказами. Особенно завоевывал внимание окружающих, когда начинал острить. Играл важную роль в беседе, при этом скорее направляющего характера, и хотя сам внешне мог мало выделяться на фоне остальных собеседников, тем не менее очень часто ведущая в беседе роль оставалась за ним. К длинным рассказам не был способен. Если и рассказывал что-либо, то главным образом для того, чтобы иметь материал для острот. Все, что говорил, получалось очень остро, пикантно, всегда было очень интересно его слушать.

В литературной беседе очень охотно цитировал стихи, но только когда говорил по поводу данного стихотворения, а не так, чтобы цитировать то или другое стихотворение для иллюстрации других затрагиваемых в беседе вопросов. В разговоре очень любил употреблять характерные еврейские выражения, словечки, особенно когда рассказывал что-либо смешное.

Выступать публично не любил. К выступлениям никогда не готовился, должен ли был выступать с чтением стихов или с речью. Говорил речь скорее коротко, сжато. Получалось не очень гладко (ораторских способностей не было), но в общем излагал свои мысли понятно.

Знал немного немецкий язык (читал). Научился этому языку самоучкой, это необходимо было для чтения книг по разведению рыб. Склонности к изучению иностранных языков не было. Способности к этому были, по-видимому, средние. Говорить на иностранных языках не мог. Знал немного по-еврейски и украински, но главным образом чтобы читать, не говорить.

Было любимое характерное словечко «бред». Это словечко имело очень сложное значение, и его нелегко расшифровать. Оно могло указывать на то, что речь идет о чем-то странном, несоответствующем общепринятому пониманию, затем в него могло быть вложено понятие о сумбурности, хаотичности, отсутствии порядка и последовательности. Наконец, в него могло входить и представление о чем-то занятном, забавном («бредовой человек») (З). <…>

Письмо. Склонности к применению письма как формы работы (помимо стихотворчества) и в быту особой не было, пользовался письмом исключительно когда это было необходимо, главным образом для писания стихов. Писал неравномерно, периодами, то очень много, то совсем не писал. Грамматически писал правильно, строил фразы правильно, но своеобразно. Очень часто употреблял в письмах знак тире (это относится главным образом к поэзии), что, по заявлению текстолога (в передаче жены), значительно облегчает чтение.

Письменная речь была внешне связная и логичная.

Чтение. Читал очень много и очень быстро. Мог за вечер прочесть книгу страниц 200–250. Знал очень хорошо всю литературу, как русскую, так и мировую, «как редко кто знает из современных писателей», всегда был ведущим в отношении чтения литературы, указывал товарищам, что нужно читать. Невозможно было сбить в отношении литературы, когда приводил цитаты, знал точно, откуда эта цитата была взята. Не верил отзывам других о литературных произведениях, составлял свое мнение, когда их прочитывал сам. Читал все, что попадалось под руку. Часто выражался: «Это такая ужасная книга, что даже я не мог ее прочесть», намекая этим на то, что он читает всякого рода книги. Книга интересовала только до тех пор, пока ее читал. Обращался с книгами очень небрежно. Сам всегда тяготел к классике, классической поэзии, Пушкину. Хотя признавал и ценил футуризм в поэзии, но сам склонности к нему не чувствовал. Очень любил историческую, мемуарную литературу. Философские книги не любил, научную литературу читал мало. Очень любил фантастическую, приключенческую и криминалистическую литературу.