Производил первое большое, поражающее впечатление на людей, даже незнакомых. Туловище было сравнительно более длинное, чем ноги. Сидя был огромен вследствие этого (длинное туловище).

Был свойственен взгляд несколько в сторону. «Была страшная сила взгляда». В глазах чувствовалось сильное напряжение. Очень охотно жестикулировал ртом и массивной нижней челюстью, перекатывал папиросу из одного угла рта в другой. Очень сильная складка бровей. «Шел как хозяин по земле», видел все насквозь.

Читать книги не любил, из-за отсутствия интереса. Интересовался больше всего живой жизнью, революцией. Интерес, заинтересованность вообще играли необычайно большую роль в его поведении.

Насчет попыток к самоубийству ранее Кассилю ничего не известно. Самоубийство для всех было полной неожиданностью.

Был человек больших неожиданностей. Всегда был под влиянием очень больших настроений. Страшно обижался на недостаточное внимание к нему со стороны властей. Очень любил славу. (Выступление в Большом театре, где читал последнюю часть поэмы «Ленин».[335] Очень характерно, что приехал домой в очень дурном настроении, вследствие того что произошло недоразумение на Театральной площади из-за такси.

Весь вечер говорил только про это, совершенно забыв о своем триумфе.) «Все окончания нервов были как бы выведены наружу». Чрезвычайно сильно затрагивал любой мелкий факт и сейчас же действовал очень сильно на его настроение соответственным образом.

Одновременно работал над несколькими темами: одна ведущая, большая – поэма; другая злободневная. Носил с собой две-три записные книжки.

"Кассиль. Возьмите таксиль…»

Эрудиции большой не было.

Была очень большая актерская одаренность (например, когда играл в кино).

Всю жизнь мечтал играть Базарова из «Отцов и детей». Тип Базарова очень импонировал Маяковскому.

Делал из спичек портрет Максима Горького. Был очень художественно одарен.

Саму по себе природу, по-видимому, не любил. Любил походить по лесочку, пострелять.

Очень любил вообще посылать телеграммы, больше, чем писать письма.

Очень живо переносил общественное в личное.

Сексуальных извращений, по словам Кассиля, не было.

Большая законспирированность в отношении своей биографии: не любил вспоминать, разговаривать о прошлом. Резкая разница между домосковским периодом жизни и московским.

Случайная смерть отца подействовала ошеломляюще.[336]

Стремление в детстве быть в более взрослой среде (сам тоже был более рослый). Стремление к верховодству. В юности (с 1905 г.) были большие интересы к политической литературе. Просил сестру выслать ряд политических книг. Дневники ученические: до 1905 г. шел в числе первых, после 1905 г. – двойки и тройки.

В Москве в 15 лет был агитатором Краснопресненского района. В деле охранки указан более взрослый возраст (18 лет), чему соответствовало и физическое развитие.

Тюрьма поставила перед ним вопрос ребром: что делать дальше, выбрать ли революционную деятельность или учение.

До встречи с Бурлюком были примитивные вкусы в искусстве.

Смена природы в течение детства и дальнейшей жизни.

Купил сестре Л.Ю. Брик,[337] в которую был ранее влюблен, сразу несколько корзин цветов (гиперболизм).

По мнению Асеева, считал, что конспирация необходима и в искусстве.

Эпизод с уличным митингом в послереволюционный период: обвинил одну гражданку, выступавшую против большевиков, в воровстве.

Большая отзывчивость к друзьям (пример: хлопоты за Асеева во время его болезни, о чем ничего ему впоследствии не говорил).[338] Большая щепетильность.

Очень любил играть в карты (азартность). Когда Асеев обыграл его в карты, ходил за ним по пятам из-за желания сыграть с ним. Одалживал знакомым деньги для того, чтобы иметь возможность играть с ними.

Во всем было желание доказать свое превосходство (то же и в стремлении выиграть в карты).

Играл очень нерасчетливо, плохо. Пытался обыграть сразу.

В молодости играл со всеми во все (например, в чет или нечет на количество людей, входящих в трамвай).

В бильярд играл хорошо, был хороший глазомер. Большая зависимость во всем от степени заинтересованности. Желание заинтересовать и вовлечь всех присутствующих. Обращался с незнакомыми, как будто был со всеми знаком (нестеснительность). Необыкновенная естественность в обращении, огромная напористость и самоуверенность, входил в кабинет как хозяин.

Гигантский темперамент. Мог быть внешне совершенно спокоен при бурности переживаний внутри себя. Когда писал «Про это», плакал «в три ручья».

Была свойственна внутренняя трагичность.

Очень наивен при большом уме, в 1917 г., например, говорил, почему бы ему не выставить свою кандидатуру в президенты.[339]

В 1913 г. в Петербурге была проведена под видом вечеринки тайная консультация психиатров для определения его умственных способностей.[340]

Накупал всегда огромное количество всяческой еды; любил, когда вокруг много людей, приходят, уходят; крайне щедрый, широкий жест. Когда жил у Бриков, квартира последних была «проходной двор».

Ранее читал очень много, после того как началась творческая деятельность, кроме текущей литературы читал только то, что было необходимо для его творческой деятельности. Из современной литературы только поэзию.

Отношения с Бриками. По данным Асеева, Л.Ю. Брик по-настоящему любила только О.М. Брика. В М. ей импонировал большой размах натуры и бурность его чувства к ней.

Перед самоубийством – в течение нескольких дней находился в мятущемся, подавленном состоянии и непрерывно звонил Асееву. Вечер перед самоубийством находился в обществе артистов, где находилась и В. Полонская. Сама Полонская относилась к нему очень легкомысленно, не учитывая его тяжелого состояния. Просил ее быть его женой, на что та ответила отказом. Когда утром перед самоубийством сказал, что не может жить без нее, получил ответ вроде: «Ну и не живите».

Собирался, еще незадолго до смерти, написать ряд вещей, в том числе роман в прозе, который был у него «весь в голове», нужно было только его продиктовать машинистке. Говорил о новом методе писать стихи.

Когда оборудовал квартиру для Л.Ю. Брик, сам вникал во все детали закупок, обстановки и т. д.

Были мысли о самоубийстве и ранее при тяжелом психическом состоянии, но, по данным Асеева, попыток не было.

Половая способность всегда была развита сильно. Было много связей летучего характера наряду с более длительной. Вообще был всегда в окружении женщин, хорошо и сочувственно к нему относившихся. Накануне самоубийства был у Ирины Щеголевой, которая, видя его крайне тяжелое психическое состояние, предложила ему поехать в Ленинград вместе с ней. Он так ухватился за эту мысль, что тут же, со свойственной ему экспансивностью, взял телефонную трубку, чтобы заказать экстренный поезд.

В смысле объема знаний – мог не знать простых вещей, то, что не считал для себя необходимым.

Всегда носил с собой кастет, револьвер. Была, видимо, боязнь покушений. Как указывает Асеев, помимо большой деятельности, это могло иметь основание в сознании того, что у него много врагов.

Сильно повлияло то, что сидел в одиночке. Впоследствии, видимо, остался страх перед тюрьмой. Уже позднее в Петербурге дал сильную реакцию, когда речь зашла о тюрьме.

Смесь сильной задиристости и в то же время «нервной трусости»: влезал во все уличные скандалы.