Чуть позже за краткими информационными бюллетенями последовали обстоятельные статьи-некрологи, развернутые и концептуальные. Естественно, горестная кончина инициатора создания музея мозга увязывалась с судьбой его последней идеи, осмыслялась как своеобразная искупительная жертва «неведомому богу», в данном контексте – социалистическому.

Покойный был неутомимым, неугомонным организатором до последнего дня своей жизни. Его главное детище – Рефлексологический институт в Ленинграде, который отныне будет носить его имя. Последние годы он был особенно занят расширением работы этого института… созданием пантеона великих людей, – писала в январе 1928 года «Красная нива». – По идее Бехтерева, в этом пантеоне должны быть собраны и научно исследованы мозги общественных деятелей Советского Союза. По жестокой иронии судьбы, первый мозг, который войдет в этот пантеон, будет мозг самого В.М. Бехтерева.

Бехтерев завещал сжечь себя и сохранить свой мозг для Института. Пепел и мозг – вот что получил Институт от своего основоположника и неизменного руководителя.[82]

Итак, завещанный Институту мозг идеолога Пантеона должен был стать своеобразной символической «строительной жертвой» в основании Пантеона и совсем не символическим, а вполне реальным экспонатом номер один. «Пантеон мозга Бехтерева» был бы тогда уже во всех смыслах бехтеревским…

Однако этого не произошло. Судьба опять распорядилась иначе. «Пепел и мозг» – это оказалось действительно всем, «что получил Институт от своего основоположника и неизменного руководителя». Масштабная идея создания Пантеона СССР была, как и опасался Бехтерев, присвоена другими «энтузиастами». Но и здесь события разворачивались постепенно…

28 января 1928 года на заседании Секретариата ЦИК был заслушан вопрос об организации Всесоюзного Пантеона при ЦИК Союза ССР. Постановили: «Для рассмотрения вопроса об организации Всесоюзного Пантеона при ЦИК СССР образовать комиссию в составе: Председатель: Н.И. Пахомов. Члены: т. М.Н. Покровский, т. А.В. Луначарский, т. Н.А. Семашко».[83]

В феврале крупного партийного и государственного чиновника, ректора Коммунистической академии и Института красной профессуры, историка М.Н. Покровского, наркома просвещения А.В. Луначарского и наркома здравоохранения Н.А. Семашко обязали ознакомиться с бехтеревскими документами и в кратчайший срок дать по ним заключение. Ни Покровского, ни Луначарского, судя по их реакциям, идея Пантеона в особый восторг не привела. Покровский вообще ушел от ответа, предложив «передать этот вопрос на заключение Комакадемии»,[84] а Луначарский ответил, но весьма уклончиво:

Ознакомившись с всеми краткими материалами, которые присланы мне Вами по вопросу организации

Всесоюзного Пантеона, я считаю, что идея сама по себе не плоха, и я против ее осуществления не возражаю, но она не кажется мне, однако, неотложной. Во всяком случае прежде чем приступить к организации этого дела, следовало бы внимательно изучить вопрос со всех сторон с привлечением специалистов из заинтересованных ведомств и учреждений.[85]

Кажется, что оба они были скорее напуганы, чем вдохновлены, и не решились взять на себя ответственность за столь радикальную форму демонстрации научных достижений и столь идеологически экстравагантную форму увековечения памяти усопших гениев.

Зато Семашко прекрасно понял красоту бехтеревского замысла и ответственности не побоялся. Ведь именно он, нарком здравоохранения, стоял у истоков изучения мозга Ленина, он доказывал, что с помощью приглашенного из Германии профессора Фогта можно будет материалистически обосновать ленинскую гениальность, он выбивал деньги под эти исследования, он стремился реорганизовать лабораторию по изучению мозга Ленина в Институт. И наконец, именно в его непосредственном ведении, в ведении Наркомздрава, эта лаборатория (институт) по изучению мозга Ленина находилась.

Семашко воспринял идею Пантеона с энтузиазмом, даже, быть может, излишним. На вопрос, быть ли Пантеону, он ответил раньше и определеннее всех, сказав решительное «да»: Пантеону – быть. Но с одной очень существенной поправкой: Пантеон должен быть, но только в Москве, а не в Ленинграде, не в бехтеревском Институте. В отосланном в ЦИК СССР пространном заключении «история вопроса» излагалась в одном предложении: «По инициативе Ленинградского психоневрологического института возбуждено ходатайство перед ВЦИК РСФСР об организации Пантеона для хранения и изучения мозгов выдающихся деятелей науки, искусства и политики».

Далее приводились соображения в пользу того, что Пантеон может функционировать только в Москве, только в стенах Института по изучению мозга при Наркомздраве:

1. В Институте по изучению мозга при Наркомздраве находится мозг В.И. Ленина. Тем самым положено по существу основание Пантеона в Институте. Если Пантеон будет находиться в Ленинграде, то естественным образом мозг В.И. должен быть перевезен туда же. Транспортирование 30 000 препаратов представляет собою дело чрезвычайной трудности и сопряжено с большими опасностями. В Институте мозг В.И. находится под непрерывной охраной ОГПУ.

2. Изучение мозга В.И. Ленина поставило перед Институтом весьма широкую задачу – разрешение вопроса об особенностях цитоархитектоники гениальных и выдающихся людей. Для полного разрешения этой задачи Институт, естественно, нуждается самым настоятельным образом в изучении мозгов и других выдающихся людей. Он уже имеет в своем распоряжении мозг выдающегося клинициста проф. Земницкого и мозг недавно скончавшегося Н.В. Плеханова. Но соответствующий материал должен увеличиваться. Если Пантеон будет сосредоточен не в Институте, то он будет лишать Институт этого материала.

3. Помимо мозгов В.И. Ленина, проф. Земницкого и Н.В. Плеханова Институт мозга имеет коллекцию мозгов средних людей разных национальностей: 6 русских мозгов, 2 татарских, чувашский, армянский, грузинский, еврейский, тюркский. Столь разнообразным в качественном отношении материалом вряд ли обладает какой-либо еще институт в мире. Материал этот является совершенно необходимым для изучения вопроса о цитоархитектонических особенностях выдающихся людей, так как вопрос этот может быть решен только путем сравнения цитоархитектоники выдающихся людей с цитоархитектоникой людей средних. В настоящее время ведутся переговоры с различными научно-учебными учреждениями Союза ССР о предоставлении поступивших в их распоряжение мозгов выдающихся работников, а также с целью получения мозгов различных национальностей и рас, населяющих наш Союз.

4. Работа в Институте мозга ведется под руководством самого крупного специалиста в области изучения мозга – профессора О. Фогта. Под его руководством ведется изучение мозга В.И. Ленина. Было бы логично и весьма полезно для дела, чтобы и изучение мозгов других выдающихся людей велось под тем же в высокой степени авторитетным руководством.

5. Институт мозга оборудован по последнему слову техники и имеет штат подготовленных научных и технических работников. Он может свободно взять на себя задачу обработки и изучения мозгов выдающихся людей, не требуя для этого никаких дополнительных затрат. Организация же Пантеона вне Института мозга будет сопряжена с большими расходами. Как видно из представленного материала, для организации Пантеона требуется около 52 000 руб. Деньги эти при устройстве Пантеона в Институте мозга будут сохранены для Государства.[86]

Итак, Семашко использовал все возможные аргументы, чтобы произвести отчуждение бехтеревской идеи от бехтеревского института – лучшие, чем в бехтеревском институте, специалисты, лучшие методики, лучшее оборудование, экономия денежных средств и т. д. Главным же, непобиваемым козырем в пользу того, что Пантеон должен находиться в Москве, конечно же был мозг Ленина. Трудно сказать, как сложилась бы судьба бехтеревского Пантеона, не умри внезапно сам Бехтерев. При жизни слово Бехтерева значило очень много. После его смерти институту, как писали в уже цитированной ранее статье, достались лишь «пепел и мозг». На политической чаше весов мозг Ленина весил несоизмеримо больше, чем мозг родоначальника идеи Пантеона.