Еще не полностью оправившись после взрыва, я поехал домой. Жил я в квартире на Потреро-Хилл, ранее промышленном, а теперь скорее жилом районе. В Сан-Франциско в годы интернетовского бума приезжало все больше молодежи, жилья на всех не хватало, вот в Потреро и началось интенсивное строительство.

Напротив моего дома находился «Митлесс рейс», магазин натуральных продуктов, ассортимент которого составляли самые разные гомеопатические средства и заменители мяса на основе тофу. Рядом располагалась прачечная самообслуживания, хозяин которой предлагал различные компьютерные услуги. В борьбе Сан-Франциско за возвращение былого величия органические продукты и файлы, «прицепленные» к электронным письмам, играли не последнюю роль.

Но больше всего из окрестных заведений мне нравился бар «Паст тайм» в трех кварталах от моего дома, открытый до четырех утра. Бар ничего особенного собой не представлял, зато клиентура впечатление производила, особенно Деннис Яблочко Лири и его жена Саманта.

Существовали все предпосылки, чтобы верить (некоторые говорили об этом вслух), что Лири пересекли черту, за которой люди признаются невменяемыми. Я предпочитал видеть в них колоритных личностей. По крайней мере их отличали феноменальная память и глубокие знания бейсбольной статистики. К примеру, они могли назвать СПО[9] любого игрока, который провел больше двух сезонов в «Сан-францисских гигантах».[10]

Математика являлась сильной стороной Яблочка. Он без труда производил самые различные действия с числами и запоминал результаты. Все остальное относилось к слабым местам. Он не мог долго удерживаться на работе и соблюдать элементарные правила личной гигиены. С меткостью у него тоже были проблемы. Однажды во время игры в дартс он попал дротиком в официантку, которая стояла в стороне от мишени. За это его и прозвали Яблочком.

По неподтвержденным слухам, циркулировавшим в баре, в свое время Яблочко арендовал автозаправочную станцию «Шеврон», зарабатывал приличные деньги, но ему пришлось уйти после нескольких громких скандалов с центральным офисом.

У Саманты хватало своих заморочек. Она, как принято нынче говорить, спиритуалистическая целительница. Наложением рук лечила головную боль, спортивные травмы, ревматические боли. Некоторые люди называли этот метод лечения акупрессурой. Мы же прозвали ее Колдуньей.

Саманта могла многое сказать о настроении любого человека: каким было, каким станет. Она также заявляла, что способна изгнать из дома призраков и привидений, хотя в баре постоянно ставилось под вопрос их первоначальное присутствие в доме. Саманту не составляло труда заприметить с большого расстояния — спасибо ярким высоким шляпам, которые она носила. Шляпы эти, по ее утверждению, регулировали температуру тела.

Саманта и Яблочко частенько спорили, иногда днями напролет, будет ли он связан с ней и в последующей жизни, если такая существовала. А иногда, наоборот, создавалось ощущение, что они по уши влюблены друг в друга. Их отношения, казалось, постоянно подвергались проверке: в конце концов, Саманта делала массаж, платонически, но энергично растирая человеческие тела и души, и, будь я на месте Яблочка, возможно, устраивал бы гораздо больше скандалов, чем он.

В худшие свои дни чета Лири вызывала улыбку, в лучшие — найти друзей преданнее не представлялось возможным. После смерти Энни я отдалился от большинства моих прежних друзей… и они, уважая мой выбор, не докучали. Мне требовалось побыть в одиночестве, уйти от их настойчивых попыток, пусть и с благими намерениями, познакомить меня с другими женщинами. На моих друзей давила окружавшая меня аура черной тоски. Многие уже работали в солидных медицинских учреждениях, их жизнь делилась между работой и сном. Саманта и Яблочко заполнили образовавшуюся вокруг меня пустоту. Зачастую они всего лишь слушали. А сегодня мне было что рассказать.

— Бондс сыграл отлично, — сообщил мне Яблочко, едва я появился в баре. — Но это не самое интересное.

Он, несомненно, слышал о взрыве в кафе. Но не мог знать, что я там был. А мои порванные рубашку и шорты проигнорировал по одной простой причине: никогда не обращал внимания на подобные мелочи.

— Он сделал круговую пробежку в десятом, — продолжил Яблочко. — И таким образом получается, что ПНБ[11] у него самый высокий не только на текущий момент этого сезона, но и вообще для всех чемпионатов после завершения первого месяца регулярного сезона.

Я заказал всем пива.

— Я был в кафе «Солнечный свет».

Яблочко не ответил, но втянул голову в плечи, как делал всегда, когда приходилось напрягать левое полушарие головного мозга. Саманта положила руки мне на колени, всмотрелась в мое лицо, потом заключила в медвежьи объятия.

— Я пережил взрыв, чтобы погибнуть от удушения в местном баре.

— Дыши через нос. Так выводятся токсины.

Она отпустила меня.

Я рассказал им о взрыве и о том, что произошло после.

— Ты уверен, что записку написала Энни? — спросила Саманта.

На это я лишь пожал плечами. Мог бы поклясться, что ее почерк, но как такое могло быть?

— Кафе в том районе, где раньше жила Энни?

Я кивнул.

— Я ездил в Марина-Дистрикт по делам. Теперь в том кафе практически не бываю. А раньше мы обычно ходили в него по воскресеньям на бранч. — Получалось, что я оправдывался.

Саманта опустилась передо мной на колени.

— Так, может, Энни была в твоем разуме. Взрыв тебя потряс, открыл портал в воспоминаниях. И тебе стал доступен другой уровень сознания.

— Чушь собачья, — пробормотал Яблочко.

Я подумал, что уловил во взгляде Яблочка осуждение. Он видел Энни лишь однажды, но сразу невзлюбил. Я слышал, как он говорил кому-то из завсегдатаев бара, что она соблазнительная, но не от мира сего. Возможно, Яблочку не нравилась ее принадлежность к другому слою общества, а может, моя любовь не укладывалась в его математический взгляд на мир.

Но идея, что кто-то сознательно взорвал кафе в жилом районе, граничила с безумием. Неужели взрыв мог иметь какое-то отношение к Энни?

В молчании мы выпили еще по два стакана пива. В какой-то момент Саманта уселась на колени Яблочка и кормила его солеными орешками, а он наблюдал очередную игру. В конце концов я ушел из бара. Кто-то пытался меня убить? Или спасти?

Или убить хотели одни, а спасти — другие.

Я вернулся на свой чердак чуть позже полуночи. Поставил ноутбук на диван и попытался проверить почту, но оказалось, что я на весь день оставил компьютер включенным, и аккумулятор разрядился. Я вернул компьютер на стол, подключил к сети, и вот тут усталость меня настигла. С трудом добравшись до дивана, я вырубился, и мне приснилась Энни, распадающаяся на миллионы крошечных компьютерных пикселей.

Разбудили меня два звука: мяуканье и звон. Мяукал кот. Звонил редактор из журнала. Обоим чего-то не хватало.

Гиппократ, черный кот, подаренный мне Самантой Лири, сидел у меня на груди и мяукал, требуя завтрак. Саманта заявила, что задача Гиппократа — научить меня в меньшей степени быть «собакой» и развить внутреннюю кошачесть. Я посмотрел на кота и гавкнул, отчего тот пулей метнулся на кухню. Звонил Кевин.

— Есть секундочка? — спросил он.

Кому-нибудь следует изучить общение редакторов и журналистов. На удивление большой процент телефонных разговоров начинается вопросом редактора: «Есть секундочка?» Но фраза эта не означает, что речь идет о коротком обмене идеями. Смысл вопроса: «У тебя есть полчаса? Я хочу объяснить, как ты должен написать эту статью».

Журналисты, понятное дело, отвечают: «Естественно». Тут подтекст следующий: «Ты говоришь. Я тебя игнорирую. Статью напишу, как считаю нужным».