— Я не хотел опоздать на встречу с Майком.

— Я тревожилась о тебе. Господи!

Я всмотрелся в лицо Эрин. Тревога, страх. Что еще?

— Я предположила, что ты приедешь сюда. Не знала, где еще тебя искать.

— Ты предположила, что я приеду сюда?

— Что с тобой?

— Что со мной? Я хочу знать, что, черт побери, происходит.

Она сцепила пальцы. Ее глаза блеснули.

— Мы заодно, так? — Она посмотрела на мою руку, прикрывшую ноутбук Энди. — Мне интересно, что в компьютере. Он открыл файл с дневником? Позволь мне в него заглянуть.

Дневник. Конечно. Мне следовало просмотреть его в кабинете Майка. Я мог бы узнать, есть ли там что-то стоящее, до появления Эрин. Я положил ноутбук в багажник.

— Давай откроем дневник, когда доберемся до места.

Молчание бывает разным. Сорокаминутная поездка в Фелтон началась достаточно безобидно, но потом молчание переменилось, от него повеяло ледяным арктическим воздухом. Я молчал не от враждебности — из стратегических соображений. Не хотел наговорить лишнего. Ждал возможности, которая позволит узнать что-то новое, прощупать Эрин, не вызывая подозрений. Дэнни рекомендовал мне поддерживать с Эрин нормальные отношения, но как-то не сложилось. Я молчал, она дулась.

— Скажи мне, что не так, — первой не выдержала Эрин.

— Голова у меня — стальная бочка на концерте Боба Марли.[37]

Мобильник зазвонил и завибрировал. «Бэттат и Бард». Мюррей Бард. Невролог. Врач Энди.

— Добрый день, доктор Бард.

Доктор Бард попытался поговорить об общем, спросил, учился ли я на одном курсе с доктором Фернандес и пребываю ли в городе. Я ответил утвердительно на оба вопроса, пусть на второй и солгал. Доктор Бард спрашивал, практикую ли я в городе. Я предпочел истолковать вопрос иначе: живу ли я в Сан-Франциско?

— У меня перерыв между консультациями, — продолжил доктор Бард. — Чем я могу вам помочь?

— Я звоню насчет Энди…

Я посмотрел на Эрин. Она выдохнула: «Голдстайн».

— …Энди Голдстайна. Он жаловался на головные боли. Бессонницу. Быструю смену настроения. Приходил к вам, чтобы снять электроэнцефалограмму.

Доктор Бард молчал. Через него проходили сотни пациентов. Без лежащей перед ним медицинской карты они для него не существовали.

— Примерно три недели тому назад он прыгнул с моста «Золотые ворота».

Он ответил после паузы:

— Теперь я его вспоминаю. Тощий мужчина. Перевозбужденный. Неудивительно для наркомана, сидящего на мете.

Эрин ничего не говорила о том, что Энди употреблял наркотики.

— Он сказал вам об этом? — В моем голосе слышалось удивление.

— Доктор Айдл? Не могу вспомнить… от чего вы лечили мистера Голдстайна?

— Я не его врач. Просто друг.

— Если вы захотите приехать, я смогу показать вам его медицинскую карту. Позвоните моему секретарю-регистратору, чтобы договориться о времени.

— Подождите, доктор Бард, а не могли бы вы рассказать о нем прямо сейчас?

— Пожалуйста, передайте привет доктору Фернандес. — И он отключил связь.

Эрин озабоченно смотрела на меня.

— Что не так с Энди? Что они с ним делали?

— Ты не сказала мне, что Энди употреблял наркотики.

— Что?

— Энди был наркоманом, Эрин! Чего еще ты мне не говоришь?

— Энди? Наркотики? Никогда в жизни. Какие наркотики?

— Мет. Апперсы.[38] То самое, что держит тебя на ногах всю ночь, а утром заставляет прыгнуть с моста.

Она молчала.

— Что происходит, Эрин?

— Нат, Энди был… моим лучшим другом. Я знала о нем все. Такого не было и в помине. — Она возвысила голос: — Наркотики не были…

— Чем?

— Его грехом. У него вообще не было грехов. Энди был хорошим, любящим, добрым, великодушным.

Она откинулась на спинку сиденья и повернула голову к боковому окну.

Еще полчаса молчания, и мы въехали в Фелтон, который больше напоминал фильм, чем реальный город. Мне казалось, что я на съемочной площадке номер два студии Диснея и передо мной эпизод в идеальном городке, где владельцы магазинов используют перерыв на кофе, чтобы скрести нападавшие на тротуар листья.

Я свернул на заправочную станцию и спросил заправщика, мужчину средних лет, как найти интернет-провайдера «Фелтон коммунити нет». Мужчина подробно все объяснил. Нужный нам дом находился в нескольких кварталах.

Останавливая автомобиль, я повернулся к Эрин:

— Заранее извиняюсь за то, о чем собираюсь попросить.

Я объяснил Эрин, чего от нее хочу: зайти в офис интеренет-провайдера и каким-то образом узнать у них адрес «Стробэрри лабс».

Она положила мне руку на колено и проворковала:

— Я очень хочу заглянуть в дневник Энди.

— Мы торопимся. Всему свое время.

Она схватила с заднего сиденья бутылку воды и большой конверт из плотной коричневой бумаги, в котором лежали ксерокопии каких-то нужных мне статей. На конверте написала «Стробэрри лабс». Вылезла из автомобиля и направилась в офис интернет-провайдера. За столиком сидел парнишка лет семнадцати. Миновав дверь, Эрин споткнулась и плесканула водой из бутылки на свою футболку. Получилось очень даже естественно.

Дожидаясь ее возвращения, я думал о Хитер Астернак, с которой встретился шесть месяцев назад. Я как раз сдал в редакцию материал о Тимоти Аравело и нашёл новую тему, никак не связанную с вызовами в суд. Вот тут судьба и свела меня с Хитер, дерматологом.

Я писал историю о тенденции, наметившейся среди медиков: все большее их число отворачивались от специальностей, позволяющих зарабатывать на хлеб с маслом, вроде семейной медицины, и становились узкими специалистами, скажем, дерматологами, которые работали меньше, а денег получали больше.

Что меня прежде всего поразило в Хитер, так это огромное количество косметики, совершенно не нужной при ее молодости и природной привлекательности. А когда за картофелем-фри и лимонадом она перечисляла мне причины, побудившие ее выбрать дерматологию, мне казалось, что она читает инструкцию.

Я задал достаточно вопросов, чтобы разговор набрал ход, а потом замолчал и только слушал. Она рассказала мне, где выросла, что потянуло ее в медицину, когда она столкнулась со своей первой любовью — кулинарией. Мы заказали по второму стакану лимонада. Она призналась, что страшно злилась, когда у нее не поднималось суфле. Я кивал, как бы говоря: «По-другому и быть не может, если видишь, как твои усилия идут прахом».

— Вы любите готовить, не так ли? — задал я очевидный вопрос.

Она глотнула лимонада. Посмотрела в угол ресторана. Точнее, не хотела встречаться со мной взглядом.

— Я сжульничала, когда сдавала экзамен на получение лицензии.

Вот так. Я едва не поперхнулся лимонадом.

— Никому об этом не говорила.

Речь шла о получении лицензии дерматолога в соответствующей комиссии штата. Она сказала мне, что выбрала дерматологию по одной причине: не доверяла своим способностям и рассчитывала, что не причинит большого вреда, работая дерматологом.

Я не знаю, что с ней сталось. Никому ничего не сказал, а потом наши пути разошлись. Но разговор этот научил меня, что нужно делать, если хочешь услышать откровение: 1) показать человеку, что он и его проблемы тебе небезразличны; 2) позволить ему заполнять словами молчание.

Точно такой план я намеревался реализовать с Эрин, которая блестяще обвела вокруг пальца семнадцатилетнего парнишку. Сказала ему, что приехала из Сан-Хосе, чтобы передать какие-то документы в «Стробэрри лабс», и обнаружила, что на конверте не написали адреса. А теперь не может дозвониться в свой офис в Сан-Хосе, в телефонном справочнике «Стробэрри лабс» нет, вот она и хочет спросить, может, он знает, где находится эта фирма. Парнишка ответил, что, увы, знать не знает. На лице Эрин отразилось отчаяние. Может, он все-таки сможет что-то для нее сделать? У нее выдался такой трудный день. «Подождите», — ответил парнишка. Заглянул в список клиентов. И, какое совпадение, обнаружил в нем «Стробэрри лабс»!