— Правда? — спросила она.

— Правда.

— И дочерей.

— У нас будут два сына, две дочери и один гибрид. Полумужчина, полуженщина, получерепаха.

— Ты ничего не говоришь.

Голос Эрин донесся из далекого далека.

— Ты думаешь о ней.

Я уже начал говорить, но мне помешал звонок мобильника. У сержанта Дэнни Уэллера возникла необходимость пообщаться со мной.

— Как дела, Нат? — спросил он. Ответ, похоже, совершенно его не интересовал, потому что он тут же продолжил: — Можете уделить мне минутку?

— Конечно.

— Я хотел сообщить, что они нашли красный «сааб».

— Где? — вырвалось у меня.

— Вытащили из воды неподалеку от Хаф-Мун-Бэй. — Я знал, где находится этот небольшой прибрежный городок. — У рыбака крючок зацепился за бампер.

Я потерял дар речи. Дэнни рассмеялся:

— Нам с отцом никогда не удавалось поймать такую большую рыбину.

— Дэнни… Они нашли тело? В машине?

— Нет.

Снова пауза. На этот раз нарушил ее я.

— Я не прочитал о «саабе» в утренней газете.

Раньше я успел заглянуть в «Кроникл». Ничего нового о ходе расследования не обнаружил. Множество версий и практически один ответ копов на все вопросы: «Без комментариев». На текущий момент репортеры или знали меньше меня, или писали не обо всем, что знали.

— И не могли прочитать, — объяснил Дэнни. — Важную информацию мы никогда не сообщаем прессе.

Тогда почему он мне все это говорил?

— Следователи с вами не связывались? — спросил он.

— Нет.

Он откашлялся.

— А как ваши успехи? Что-нибудь выяснили? Поговорили с вашей подругой-официанткой?

Я посмотрел на Эрин.

— Хотите встретиться? — ответил я вопросом на вопрос. — Мне понравился тот бар. Пыльный, темный, и стаканы такие грязные.

— Увидимся в шесть. Мыло я принесу.

Когда мы добрались до Стэнфордского научно-исследовательского центра, Майк куда-то отъехал, поэтому я оставил ноутбук на его столе. В записке попросил заглянуть «под капот». Ничего особенного, ничего срочного.

По дороге назад я предложил подъехать к дому Саймона Андерсона. Может, народ еще не разошелся и мы смогли бы поговорить с его женой. Эрин интереса к моему предложению не выказала, но я настоял. Она знала, где находится дом Андерсона. Большую часть пути молчали.

— Вам не нравился Саймон, — предположил я, когда мы уже подъезжали к дому.

— Он был бабником или считал себя таковым. Не сомневался, что может соблазнить кого угодно.

— А как же жена?

Я вспомнил, что на похоронах брат Саймона упоминал о каких-то трудностях, возникших в последнее время. Спросил Эрин, о чем могла идти речь.

Она пожала плечами:

— Не знаю. Может, нелады с женой, или он заболел, или что-то еще. Слухи, ничего больше. Поверьте мне, не стоит об этом и думать. — И она сменила как тон, так и тему: — Его истинной страстью были маги.

— Маги?

— Он написал фэнтези для детей.

— Типа Гарри Поттера?

— Он сатанел, когда люди так говорили. В кафе это стало расхожей шуткой. Иногда кто-то приносил одну из книг о Гарри Поттере, чтобы понаблюдать, как у него перекосится лицо. — Помолчав, добавила: — Они стали очень близки.

Я понял, что речь не о Гарри Поттере.

— Кто?

— Энди и Саймон. Энди сидел с его детьми. Брал на себя большую ответственность, потому что его сын болен… У Андерсонов такой красивый дом.

Был красивый дом.

Повернув за угол, мы увидели, что дом усопшего объят пламенем.

Несмотря на невероятное совпадение (загорелся нужный нам дом), выглядело все довольно безобидно, как репортаж Си-эн-эн. Пожар только что начался. Пламя вырывалось только из одного окна на фасаде. Трехэтажное здание (коричневая штукатурка, черная отделка, ярко-красная парадная дверь) выглядело прочным и неуязвимым.

Потом я услышал глухой взрыв. Тепловая волна прокатилась по двору. Пламя вырвалось из окон первого этажа. Мужчина в спортивном костюме стоял на тротуаре с сумкой, из которой торчала теннисная ракетка, в одной руке и с мобильником в другой. Я подошел к нему. Говорил он с пожарными. «Слава Богу, они все на поминальной службе», — выдохнул он.

Маленькое чудо, но, увы, только маленькое. Едва мы обрадовались, что в доме никого нет, как мужчина указал на окно второго этажа. Полная женщина, охваченная паникой, открыла окно и отчаянно махала руками.

— Дверь черного хода! — прокричал мужчина.

— Я здесь умру!

— Пожарные уже выехали. Сохраняйте спокойствие.

— Вам легко говорить!

Двое мальчишек на велосипедах объехали угол, остановились и закричали: «Дверь черного хода тоже горит!» Я вновь повернулся к женщине. Она быстро и глубоко дышала. От страха: ни дым, ни огонь до нее еще не добрались.

Как во многих домах Сан-Франциско, гаражный этаж находился практически под землей. Так что подоконники второго этажа находились где-то в двадцати футах от земли.

— Откройте окно полностью, сядьте на подоконник, спустите ноги вниз, — услышал я свой голос. — Потом начните соскальзывать с подоконника, и мы сможем схватиться за ваши ноги. Вы будете держаться за водосточную трубу. Обещаю вам, все пройдет легко и быстро. Вы не пострадаете.

Дыхание еще участилось. Захлестнутая страхом, она меня не слышала. Паническая атака. И насколько я мог видеть, главная опасность заключалась не в том, что она сгорит заживо. Страх грозил привести к потере сознания. Если бы такое произошло, едва бы мы ей помогли. Я уже представлял себе, как черная сажа забивает дыхательные пути лежащей на полу женщины, отсекая кислород от крови, сердца, легких.

Решение уйти из медицины все еще угнетало меня. Отчасти потому, что мне всегда приходилось защищаться, сталкиваясь с теми, кто судил о других по резюме. Но в основном из-за ответственности, которую я, случалось, не мог на себя взять. Я мог выявить медицинскую проблему, симптомы, но не имел достаточно опыта для того, чтобы как-то ее разрешить. Как выясняется, врачи вообще не очень-то годятся в герои-спасатели, а я даже не мог считать себя врачом.

А что я мог сделать? Не только нейрохирург мог понять, что женщине прежде всего нужно успокоиться.

— Высуньтесь из окна! — крикнул я. — Дышите медленно и глубоко.

Она застыла как парализованная.

— Эй!

Ничего не изменилось.

Я шагнул к дому.

— Помогите мне.

Инстинктивно мужчина, который стоял рядом, схватил меня за руку. «Не будь идиотом», — наверняка подумал он.

Но он просто не понимал, что ничего идиотского я и не замышляю. Свой двадцать первый день рождения я провел, поднимаясь на Аконкагуа, гору в Аргентине высотой в 23000 футов, борясь с разреженным воздухом и порывистым ветром.

Я посмотрел на водосточную трубу, которая поднималась по стене дома рядом с окном. Подъем по ней вроде бы не представлял опасности. И женщина уже обмякла, привалившись к подоконнику. Следовало ее успокоить, иначе она сползла бы на пол, задохнулась, а то бы и сгорела заживо.

Я оглядел собравшихся соседей. Никто, похоже, не знал, что делать. Окна и двери первого этажа для проникновения в дом исключались. Я направился к трубе.

Схватился за нее, попробовал подошвой шероховатость штукатурки. Нога соскользнула. Я посмотрел вниз. Черные кожаные туфли на тонкой гладкой подошве, в которых я приехал на похороны, определенно не были предназначены для лазания по трубам. Я вновь полез по трубе. Мужчина, с которым я говорил, и еще один подбежали и подставили руки под мои ноги. С их помощью мне удалось оказаться в каком-то ярде от подоконника.

Руками я держался за железный хомут, которым водосточная труба крепилась к стене. Потянулся к следующему, который находился на фут выше, и почувствовал, как моя хватка слабеет. Я заскользил вниз. Приземлился сначала на ноги. Потом на зад.

Вскочил, с помощью мужчин вновь вскарабкался на трубу, завис в трех футах от подоконника, с каждой секундой все меньше напоминая человека-паука.