— Нет, я хочу сдать ее в музей. У тебя есть ключи?

— Они в машине.

Когда человек злится, он глупеет, но понимание этого не помогает справиться с глупостью. Я сел в «вольво» и завел мотор. Томми подошел к открытому окну. Вид у него был встревоженный.

— Если хочешь, я могу встретиться с Толстяком вместо тебя, — сказал я.

— Ты не врешь?

У него и правда на глаза навернулись слезы. Он сжал мою руку через открытое окно.

— Только скажи мне правду: зачем ты встречался с Питером в пятницу?

Томми медленно повторил:

— Чтобы дать ему деньги.

— Томми, черт возьми…

— Не мои деньги.

Томми оглянулся, склонился к окну и прошептал мне прямо в ухо:

— Джорджа Халлигана.

Сцепление у «вольво» было немного жестковато, и мотор ревел. Когда я нажимал на газ, машина дребезжала, но ход был мягкий, и вскоре я уже ехал мимо Бэйвью на скорости сто километров в час. Солнце опустилось за холм, прохладный ветерок разгонял тучи над потемневшим морем. Я проехал мимо станции и направил машину вверх по дороге к гостинице. Там была в самом разгаре шикарная свадьба: мужчины в темных костюмах, женщины в строгих платьях цвета баклажана выходили из бального зала на террасу покурить. Я припарковался и подошел к администратору, на стойке которого телевизор вещал о смерти Сеозама Маклайама.

Перед отъездом я узнал от Томми, что он передал деньги — «мешок наличных», как он выразился, — от Халлигана Питеру Доусону. Зачем — Томми не знал, но Халлиганы «крышуют» строителей на всем юге острова, так что это мог быть аванс за будущую работу или взятка, чтобы им помогли выиграть тендер. Томми божился, что это единственный раз, когда он согласился на такое дело. Мы пришли к выводу, что Томми сегодня вечером лучше тихонько посидеть в Куорри-Филдс.

Я взял телефонный справочник, уселся в тени старого эвкалипта позади гостиницы, заказал у проходившей мимо официантки кружку пива и принялся изучать список членов и служащих совета. Это заняло некоторое время, так как возле каждого имени было по несколько записей. Вовсе не упоминались Лео Максуини, Анджела Маккей и плановик Джеймс Керни. Брайана Джойса и Мэри Рафферти не оказалось дома, но мне дали номера их рабочих телефонов.

Вместе с Маклайамом-Уильямсоном осталось восемь имен. Местные политики возмущались, что национальные средства массовой информации не рассказывают об их деятельности в подробностях, — так, как, по мнению этих политиков, они того заслуживают. Поэтому я представлялся Шоном О'Брайеном из «Айриш таймс», которому нужно узнать мнение собеседника о смерти Сеозама Маклайама. Реакция в шести случаях оказалась одинаковая: шок, смятение, соболезнования — со страстью, соразмерной политическим убеждениям говорившего. У каждого я спрашивал, чувствовалось ли, что тесная связь Маклайама с Питером Доусоном из компании «Доусон Констракшн» несколько необычна для противника развития и современного строительства. Нил Лавелль, Конор Гоган, Кристина Келли, Том Фаррелли, Имон Макдональд и Брендан Харвей отрицали существование такой связи, причем Лавелль и Харвей даже сказали, что очень удивились бы, если бы такая связь существовала: они работали рядом с Маклайамом на многих проектах и даже на недавней кампании по сохранению бассейна. Лавелль и Харвей, как и говорил Дэгг, были радикальными противниками строительства.

Потом я набрал номер Эйтны Уолл, но кто-то меня опередил. Она позвонила в «Айриш таймс», где ей сказали, что у них нет журналиста под именем Шон О'Брайен. Эйтна сообщила, что вызвала полицию и сообщит номер моего мобильного телефона полицейским. Я активировал антиопределитель номера, но разговаривать со мной больше никто не стал. По крайней мере, одному из шести членов совета было что терять. Хотелось и здесь не опоздать.

У Джона О'Дрисколла оказался немного вычурный дублинский акцент и менторский тон. Но по голосу чувствовалось, что он нервничает, и я решил попытаться выяснить, отчего.

— Шон О'Брайен из «Айриш таймс» на проводе. В свете убийства советника Маклайама нам хотелось бы узнать, почему ваше имя связывают с именем Питера Доусона из «Доусон Констракшн»?

Повисла долгая пауза.

— Советник О'Дрисколл?

— Я всегда рад прислушаться к мнению широкой общественности, когда речь идет о планировании и решениях по развитию, и действую в интересах общего блага, что характерно для случая с Сифилдским бассейном, гольф-клубом Каслхилла и любым другим проектом.

Я видел пустую папку в кабинете Питера Доусона с пометкой «Гольф-клуб». И спросил советника, почему он упомянул гольф-клуб Каслхилла, но тот ответил на вызов по другой линии. Наконец, советник вернулся к разговору со мной:

— У меня нет особых связей с Питером Доусоном. Как не было и с Маклайамом, чья трагическая смерть стала ударом для всех нас. Мысленно я с его женой и детьми в это печальное время.

Я сделал еще одну попытку.

— Господин советник, могли бы вы рассказать поподробнее о гольф-клубе Каслхилла?

Но он уже повесил трубку.

Кармель Доннли крепко меня обняла, оглядела с ног до головы, ухмыльнулась и сказала:

— Бог мой, Эд Лоу! Ты выглядишь отвратительно!

Милая женщина с большими, все понимающими глазами и полными губами. На ее лице уже появились морщины, в каштановых волосах виднелась седина, на одежде — пятна от молока и детского питания. Когда она смотрела на вас, вы тут же чувствовали, что упустили свою судьбу. Но только сначала. Кармель и Дэйв были вместе с шестнадцати лет. Как то, что Дэйв стал копом, так и то, что они должны быть вместе, видимо, было предрешено свыше.

— Я сожалею о твоей матушке, Эд. Моя умерла в прошлом апреле. И не высказать, как все это ужасно, независимо от возраста. Я целый год просыпалась среди ночи и плакала до рассвета. Дэйву пришлось спать внизу, он не мог со мной.

Ее глаза наполнились слезами. Потом она подняла ладони кверху, встряхнула головой и улыбнулась. На стенах висели детские рисунки, фото в рамочках, где они были изображены на отдыхе… На столе валялись остатки еды. Когда я работал с разводами, обычно речь шла о «семейном очаге», но люди почти всегда врали. У родителей не хватило для его поддержания любви, удачи, везенья или еще чего-нибудь. У Дэйва с Кармель все устроилось. Я смотрел на фотографии детей: трое мальчиков четырех, шести и восьми лет и маленькая девочка с копной белокурых волос.

— Сколько лет дочке?

— Сэйди всего два. А ты так и не решился обзавестись потомством?

Я пожал плечами и постарался изобразить многозначительную улыбку.

— Это никогда не поздно, к тому же для мужчины, — сказала Кармель. — Хотя с годами становится все труднее.

Наверху раздались грохот, ликующие вопли и завывания от боли.

— Н-да, я не стану тебя уговаривать… А вот и Дэйв! Надеюсь, у тебя для него хорошие новости. Он сказал, что немного прокололся. — Она подмигнула мне и пошла наверх успокоить шалунов. Я вышел на задний двор, где Дэйв воевал с двухметровым кустом роз. Он выкопал последний корень, выдрал куст и швырнул его мне под ноги.

— Ты сегодня целый день делаешь из меня шута.

— Ты теперь счастлив? — спросил я.

— Нет. Но, по крайней мере, я выгляжу не таким идиотом, как ты, — ответил Дэйв.

Дэйв далеко не глупый человек, но у него удивительно тупая ухмылка.

— У Фионы Рид был унылый вид, да? — спровоцировал я.

Дэйв в мгновение ока подскочил ко мне и вцепился в лацканы моего пиджака огромными ручищами. Я едва успел ухватить его за запястья.

— Не балуй со мной, Эд. Я служу в полиции со школы. Пять лет был детективом-сержантом, метил в инспекторы. И получил то, что получил, работая в полиции, а не в политике. Меня считают хорошим копом, а не офисным жуликом — вот что мне важно! Поэтому когда ты компрометируешь меня перед старшим по званию, когда ты проникаешь на место преступления якобы по моему разрешению, это полное дерьмо. Можешь проваливать в свои Штаты и делать все, что тебе в голову взбредет, но здесь — мой город и моя жизнь, поэтому не делай из меня посмешище. Ясно?