— Барбара Доусон? Барбара Лэмб, так ее вроде звали.

Старушка издала пронзительный, нервный смех. Так смеются женщины, когда хотят унизить соперницу. При этом они знают, что выглядят не лучшим образом, но ничего с собой поделать не могут.

— Барбара Лэмб. Вся такая манерная! Она родилась в этой дыре. Точно могу сказать, у нее никогда не было времени посидеть с детьми. Точнее, ни одна мать семейства не захотела бы видеть ее в своем доме. Она была наглая.

Миссис Бёрк продолжала говорить — тихо, себе под нос, энергично качая головой, при этом уставившись в телевизор. Судмедэксперты настаивали, чтобы следователь дал им разрешение на эксгумацию недавно погребенного тела.

— Барбара была дочерью рыбака, как и моя мама, да? Но миссис Бёрк меня не слушала.

— Она появлялась в красном купальнике у нас на заднем дворе. Их-то папаша весь свой двор овощами засадил, которые выращивать не умел, осел. И вот мистер Бёрк пришел домой на обед, а я вернулась из магазина, на мне висят трое детей, двое других брызгаются водой и хохочут, и она, вся мокрая, в красном купальнике с красными губами и накрашенными ногтями на ногах. Ох, если бы вы знали, как она от меня удирала! Бесстыжая!

Она вновь рассмеялась и оглянулась, как будто искала поддержки у невидимых судей. Затем начала рыться под подушками, пока не извлекла початую бутылку водки «Смирнофф», и, не обращая на меня внимания, плеснула себе в чайную чашку и залпом осушила ее.

— Сначала бегала неделю за Джоном Доусоном, потом неделю за Кенни. Этих двоих тоже было не отличить. По крайней мере, у твоего отца хватило ума не связываться с ней. Эта ее манерность, вот что меня больше всего бесило. Ведь все знали…

Миссис Бёрк вдруг замолчала. Она удивленно посмотрела на меня, как будто забыла, что я здесь.

— Еще чашечку чая, сынок?

— Нет, спасибо. Что вы собирались сказать?

— О чем?

— О Барбаре Доусон, что вас бесила ее манерность, ведь все знали…?

— Все знали о чем, сынок?

На лице миссис Бёрк застыла коварная улыбка, ее взгляд стал суровым, а в голосе опять зазвучали презрительные нотки. Она сказала достаточно, более чем достаточно, совсем забыв про народную мудрость: «Меньше скажешь, лучше спишь».

— А ты все еще живешь в Америке, да, сынок? Ты ведь хорошо зарабатываешь, да? Ты же, кажется, врач? Все знали, что сын Дафни получил очень хорошие оценки на выпускных экзаменах и собирается стать врачом. Благослови и спаси нас, они там рано встают, в Америке, да? Мои каждый день в шесть утра выходят из дома.

Я попытался задать ей еще пару вопросов, но она отвечала лишь общими фразами: что мой отец был порядочным человеком, трудолюбивым, и где бы он ни был, она всегда молилась за него. По ее словам, Кенни давно переехал. У нее оставались семейные фотографии той поры, и она сказала, что куда-то подевалась еще половина. Я поблагодарил ее за чай и, поднявшись, собрался уходить, но «мистер Бёрк» тут же спрыгнул с дивана и принялся хватать меня за штанины.

По телевизору показывали разрытую могилу и открытый гроб. Тело куда-то исчезло.

В прихожей миссис Бёрк опустила пальцы в сосуд со святой водой, висевший при входе, и побрызгала на меня. Когда я уходил, она улыбалась и тихонько шептала молитву.

Я жил в городе, где было принято оставлять могилы открытыми, покойники вставали и бродили по улицам и полям, пока не находили тот дом, где когда-то жили. Их родственники отворяли дверь, но ни живые, ни мертвые не могли узнать друг друга. Затем мертвые снова отправлялись в путь, не зная покоя, а живые шли за ними, пытаясь разглядеть знакомые черты, узнать хоть что-то. Мне показалось, я видел маму и папу, но когда догнал их, понял, что они были безлики, или это я не мог различить их лиц. Там были и мертвые дети, но их было невозможно догнать. Я преследовал легионы мертвецов до самого берега, но, как только они дошли до кромки моря, резко изменили направление, вновь начав бесконечное движение к неизвестной цели. Я остался стоять один, не сводя глаз с воды.

Я проснулся в холодном поту. Волосы прилипли ко лбу. Кто-то барабанил в дверь, и мое сердце билось в такт этому стуку. Пока я спускался по лестнице, стук прекратился. Раздался визг колес. За дверью стояла большая коричневая сумка. Утренний воздух был почти ледяным. Роса блестела на иссушенной накануне солнцем траве. Я вздрогнул и вернулся в дом.

Принял горячий душ, оделся и сел завтракать, одновременно изучая содержимое сумки. Просмотр банковских счетов Питера Доусона оказался довольно занимательным делом. Насколько я понял, он имел около восемнадцати тысяч в месяце «Доусон Констракшн» плюс еще шесть или семь тысяч за различные постоянные поручения, по-видимому, ежемесячная арендная плата, но остаток на счете никогда не превышал сорока тысяч баксов. Он постоянно перечислял куда-то деньги и снимал их со счета, а также выписывал счета на пятизначные суммы. Его личные расходы при этом были более чем скромными: собственность раскупалась сразу, без ипотеки, никаких платежей строительным организациям. Он оплачивал лишь коммунальные услуги, не более того. Впечатление было такое, что Питер не только испытывал склонность к азартным играм и сильнодействующим наркотикам, как советник Мак-Лиам, но просто-напросто швырял деньги на ветер. Или кто-то хорошо «доил» его. За последний год ситуация ухудшилась. Было продано три здания, выручка, что-то около трехсот или четырехсот тысяч за каждое здание, была сразу же переведена в банк. Через три недели деньги начали утекать со счета: десять, двадцать, пятьдесят тысяч. Суммы были значительные, на подкуп местных чиновников для переноса гольф-клуба на новое место потребовалось бы меньше.

Я снова попробовал набрать номер Линды, но безуспешно. Позвонил на мобильный жене Рори Дэгга.

— Кэролин Дэгг?

Она ответила настороженно. Надо было действовать уверенней.

— Здравствуйте, это Эдвард Лоу, могу ли я поговорить с вами о дяде вашего мужа Джеке Дэгге? О брате-близнеце отца Рори?

— Мистер Лоу. Я… подождите минутку, ладно?

После некоторого замешательства и перешептываний Рори Дэгг подошел к телефону.

— Он умер, — сказал Дэгг.

— Ваш дядя, Джек Дэгг, умер?

— Да.

— Понимаете, я говорил с человеком, который знал вашу семью, еще когда они жили в Фэйган-Виллас.

— Сейчас не самое лучшее время для разговора, мистер Лоу, — ответил Рори и отключил телефон.

Я позвонил в «Управление по охране частных лиц» и задал несколько вопросов, на которые мне охотно ответили. Позвонил в аэропорт, чтобы уточнить по поводу моего багажа, и какая-то милая женщина дала мне ясно понять, что я, наивный человек, напрасно полагаю, что им больше нечего делать, кроме как заниматься моим багажом, что его уже давно и след простыл. Я швырнул трубку, и телефон тут же зазвонил.

Это была Эйлин Уильямсон, весьма недовольная.

— Мистер Лоу, насколько мне известно, вы нарушили условия нашего контракта. Я требую, чтобы вы прекратили расследование.

— Почему все вдруг так резко изменилось?

— Вчера мне позвонили из офиса окружного управляющего Сифилда. Служащий утверждает, что вы представились моим братом.

— Они сами так решили.

— Неужели без вашей помощи?

— Я не стал их переубеждать, а потом они сами догадались, что это не так.

— Мне сказали, что вы вели себя грубо и обвиняли их в клевете. Если выяснится, что я наняла вас, это скомпрометирует меня и моего отца.

— Звучит угрожающе. Может, Керни хотел денег, как вы думаете?

— Мистер Лоу, я не могу позволить, чтобы фамилия Парланд вновь подверглась пересудам!

— А я думал, вы горели желанием снять подозрения с Маклайама?

— Прекратите паясничать. Вы действительно оскорбили и ударили человека по имени Дэсмонд Делани?

— Нет, я сломал человеку по имени Дэсмонда Делани руку. Но в ней был нож, прижатый к моему горлу. Неужели и Десси Делани пытается выбить из вас деньги?