— Поехали, — она швырнула первый эфемер в воздух и тот полетел, полетел, поднимаясь всё выше, а на мониторе возникла первая запись — спутник на связи. Раз здесь есть спутники мобильной связи, то и эфемеры всегда будут на связи. Вот сейчас и займёмся.

Мира запустила всю обойму, дюжину эфемеров, и принялась следить. Ну и места! Ну и красота! Говорят. Лас десятки лет украшала континенты, облагораживала, не уничтожая того, что и так было — здешние формы жизни очень хорошо ладили с пришлыми. Ну да, млекопитающих нет, всё в морях, а то, что Вейс и Лас называют китами — просто очень крупные акулы.

Интересные кадры начались часа через полтора, когда у Миры уже были полные виды планеты в видимом, ультрафиолетовом и инфракрасном диапазонах. Множество кадров, где были предметы явно искусственного происхождения. Умница Хорёк, поставил программу поиска таких предметов — регулярностей, артефактных вкраплений, это очень помогало. Природа тоже умеет делать регулярные, интересные формы, но не так часто и не такого малого размера.

— …Весс, — Мира принесла снимки и карту памяти, с электронными копиями. — Кто может знать, что это такое? Смотри, домики, беседки, столы какие-то. Так и должно быть?

— Ну-ка, дай-ка, — Стайен-старший взял стопку. Стайен-младший и его группа вот-вот должны были проникнуть туда, откуда вышли Вейс и Незнакомка. — Мира! Где ты это нашла?!

Он указал на пятую по счёту фотографию. На ней отчётливо был виден парк — их множество по всей планете, автоматика следит за ними — и в самом центре большой клумбы стоял стол. А на нём, было отчётливо видно, лежала книга.

— Там внизу координаты, — напомнила Мира. — Это рядом, километров триста. А что?

— Я лечу туда, — Хорёк встал. — Мне нужен кто-нибудь из отдела Инженера, и пара десантников.

— Я подойду? — поинтересовалась Мира.

— Кроме тебя, — пояснил Хорёк. — Весс, это важно.

— Будут через двадцать минут, — Весс выглядела совсем хорошо. «Шоковая терапия» помогла, и пока что Вессен успешно противостояла раковым клеткам, которые что-то создавало в её организме. — Ты это уже видел?

— Видел, и ты не поверишь, где.

— Стайен, давай без театра.

— Во сне, — Хорёк посмотрел ей в глаза. — Мы там были вместе с Лас и Вейс.

Вессен на пару секунд потеряла дар речи.

— Ты уверен, что вам хватит пары десантников?

— Пришли больше. Но если я прав, там это мало на что повлияет. Там другие законы природы.

Дочь сказала правду, в её комнате, у порога, стоял чемодан — с запиской. А в нём…

Письма. Много писем! И не только поводу игры. Были и по поводу главного её увлечения, кулинарии. Вейс только руками всплеснула. Надо же! Может, она напрасно приказала всё это выкидывать? Нужно прочесть.

У Светлой два часа занятий, непогода на улице и волнения во всём мире этого не отменяют. А у Вейс есть два часа относительной свободы. Всё-таки внуки утомляют, особенно, когда их больше одного. Даже если возраст только кажущийся, он даёт о себе знать.

Вейс посмотрела на себя в зеркало — латунное, для вящей безопасности — и вновь накатило прошлое. Накатило волной и повлекло за собой.

Вейс, 1203

Несколько дней она жила не то чтобы в заточении, но почти что. Понимала, что не одна такая в этом здании, могла смотреть в окно, могла листать книги — в шкафу нашлось две, обе на Ронно, а Вейс с трудом понимала только по-тегарски, но в книге были иллюстрации, и книги явно были о том, как себя нужно вести. Трижды в день кормили, а если нужно было что-то ещё, то звони в колокольчик и жди — откроется дверь, за порогом появится высокая, метра два с половиной ростом, женщина, сама чёрная и в чёрной же одежде и проводит куда нужно. Устроили медосмотр, где говорили на непонятном Вейс языке и общались с ней в основном жестами. Каждый день приходил врач, оставлял ей таблетки и порошки, некоторые были ужас какие мерзкие, велел пить — убеждался, что дикарка его понимает, хотя та самая рослая женщина в чёрном, надзирательница, знала и тегарский тоже.

Вейс сидела по вечерам и тихонько пела на родном языке, чтобы не сойти с ума. Надевала ожерелье, его нельзя было носить вне комнаты, надзирательница сразу дала это понять. Гладила камушки, вспоминала, и уже не могла вспомнить ничего плохого ни о маме с папой, ни о сёстрах с братьями, ни о других родственниках. Больше всего было жаль не ту тысячу восемнадцать тагари, её, Вейс, заработок у дяди, ни купленные уже предметы приличной одежды — Вейс собиралась уехать учиться — а дядю и его брата. Сколько ни думала, выходило, что она погубила их. А стал бы дядя убиваться, если бы она осталась на лодке, а их лет через пять отпустили бы домой? Стал бы. Она уверена, что стал бы, и это только добавляло горечи.

Через неделю надзирательница сама пришла рано утром, дождалась, когда узница выполнит всё, что человек обычно выполняет по утрам, как проснётся, молча выдала новую одежду — не привычные для Вейс штаны и рубашку с поясом, а здешние, тефан, и помогла одеться. Получилось не совсем вкривь и вкось, Вейс успела полистать книгу и кое-что поняла. В завершение надзирательница вручила ей ожерелье — ошейник, да и только, пусть даже изящный — чёрный металл, блестящие камушки, украшающие его и надпись — её Вейс не поняла, а объяснять ничего не торопились.

— Надень, — приказала женщина. — Если тебя встретят без него за пределами дома, то, — провела ребром ладони по горлу. — Понятно?

Вейс кивнула. Дядя умер. Если она даст себя убить или наложит на себя руки, значит, он умер напрасно. Вейс ещё не поняла, зачем ей такая жизнь, поэтому нужно жить.

— Следуй за мной, — надзирательница взяла её за руку и повела — коридорами, лестницами и снова коридорами. Обоняние чудило, Вейс тонула в сплетении самых разных запахов, и одно только поняла — это всё-таки не тюрьма.

…Она оказалась пятой в этой комнате. На дощатом полу, на нём разбросаны подушки для сидения, у дальней стены — возвышение. В эту комнату, одну за одной, приводили других девушек — разного возраста, разных рас, отовсюду там были. Как и Вейс, они сидели молча, не оглядывались, не пытались ни с кем заговорить или даже просто подняться на ноги.

В конце концов их оказалось пятнадцать. И вошёл тот самый сопровождающий, который привёл Вейс в этот дом на склоне горы. Он поднялся на возвышение и хлопнул в ладоши. Пятнадцать пар глаз обратились в его сторону.

— Вы преступницы, — произнёс он, посмотрев в глаза каждой из девушек. — Каждая из вас совершила что-то такое, за что по законам Империи положена смертная казнь. Но мы ценим жизнь человека значительно больше, чем вы думаете, и здесь вам дан ещё один шанс. Последний. Вас будут учить. Учёба будет нелёгкой, поблажек не будет никому. Те, кто справятся, получат возможность отработать указанный нами срок и, если захотят, покинут владения Империи.

Пауза. Вейс ощущала, что все хотят задать вопрос, но никто не решается. Она подняла руку и человек кивнул — можно.

— Что будет с теми, кто не справится?

— В южной части острова — фабрика, где перерабатывают «кудри Соари». Те, кто не справится, но покажет себя хорошо, будут работать там, пока не объявят амнистию таким, как вы. Те, кто ленился или вёл себя недостойно, отправятся в северную часть острова, в каменоломни. Будете работать там, до конца ваших дней, а конец наступит скоро.

Молчание и почтительное внимание во взглядах.

— На каждой из вас ошейник. Нравится это вам или нет, вы обязаны носить его, пока не получите право считаться честными людьми. Попытаетесь снять его, сломать, сбить надпись — наказанием будет смерть. Каждую из вас привёз сюда человек, который заметил в вас что-то особенное, черты настоящего, честного и умного человека. От вас зависит, какой путь вам укажут. Только от вас.

Молчание. Пятнадцать склонённых голов.

— Сегодня вы проведёте остаток дня в своих комнатах. Завтра вас отвезут на фабрику, где вы проведёте следующую неделю. Затем вы проведёте три дня в каменоломнях. Вы обязаны знать, что вас ждёт за нерадивость, и вы успеете понять, хорошо ли это. Вопросы?