– Чего толкаешься?

– Шевели задницей!

На середине лестницы я заметил Четырехглазого в натянутой на очки шапке. Он пропустил Шарпея, а затем присоединился ко мне, и мы вдвоем повисли на хвосте у нашего хищника.

Когда толпа наконец выплеснулась на более широкое пространство у нас появилась возможность немного увеличить дистанцию. Набрав скорость, Шарпей шагал впереди, мы в том же ритме двигались за ним. Слева, облокотившись на перила, стоял Крыса. Завидев нас, он выплюнул леденц и тоже пристроился позади Шарпея.

С темного неба моросил мелкий холодный дождь, который заставил людей поднять воротники и опустить головы. Шарлей, лавируя, пробирался сквозь медленно ползущую массу и на выходе из широких ворот поравнялся с Трамваем.

Мы  свернули на Колдблоу-лейн, толпа поредела. Шарлей направился в сторону Бермондси.

Продавцы гамбургеров, программок, шарфов и значков вовсю пытались облегчить его бумажник, а отряд конной полиции постарался забрызгать грязью его ботинки, но Шарлей для них был слишком проворен.

Мы прошли всю Колдблоу-лейн и двинулись дальше по Меркуриуэй. В конце улицы, спрятав щеки за хот-догом, стоял Бочка, последний из нашей пятерки. Шарлей даже не посмотрел в его сторону, и Бочка спокойно присоединился к нам. Одним решительным движением он запихал хот-дог в рот, после чего швырмул обертку в общем направлении мусорной урны.

Мы вновь рассредоточились до ширине улицы. Толпа пока что отдаляла нас от Шзрпея, но чем больше мы удалялись от стадиона, тем слабее становилось наше прикрытие Шарлей петлял, как заяц: свернул на Суррей-канал-роуд, потом на Индертон-роуд, а мы держались метрах в двадцати, буравя глазами его спину.

Так Шарлей привел нас к железнодорожной станции Саут-Бермондси, потом к вокзалу Лондон-бридж, вышел на первую платформу и сел в электричку, идущую в Дартфорд. Разумеется, мы последовали за ним. В вагоне мы сняли шарфы, сменили шапки с символикой «Милуолла» на неприметные серые и черные шапочки, которыми снабдил нас Мартин, и все вместе отправились в неизвестность.

Противная морось перешла в настоящий ливень. Ветер швырял в окна потоки дождя, капли громко барабанили по стеклу.

– Не удивлюсь, если пойдет снег, – звучно проговорил какой-то мужик на противоположном сиденье. Я пропустил его слова мимо ушей и сосредоточил внимание на макушке Шарпея. – Я говорю…

– Да слышал я, что вы говорите. Мне плевать, – сообщил я и продолжил наблюдение за объектом.

– Просто поразительно, молодежь ни в грош не ставит старших! Современные подростки… – бубнил старый педик – судя по одежду, метеоролог.

К счастью, Шарпей увлеченно читал футбольную программку и не обращал никакого внимания на разглагольствования идиота в дальнем конце вагона. Вскоре электричка подъехала к первой остановке, Дептфорду.

Шарлей поглядел в окно и вновь уткнулся в свою программку, а занудный сосед напоследок выдал еще одну тираду:

– В мое время за такое поведение ты бы схлопотал подзатыльник, а потом бы еще и извинился!

– Правда? Значит, в мое время жить лучше. Пошел вон, педрила, – лениво ответил я, едва повернув голову.

Старый козел запыхтел, как чайник, но между нами внезапно оказалась дверь вагона, и он уже ничего не мог поделать. Через окошко он обозвал меня маленьким негодяем и пригрозил заявить в полицию. Я выставил средний палец и демонстрировал этот жест до тех пор, пока электричка не тронулась.

Следующей станцией был Гринвич. Шарлей высунулся из-за программки, поглядел в окно и продолжил изучать статистику.

В Мэйз-хилле, однако, сценарий изменился. Шарлей вскочил со своего места и вышел в тамбур, едва электричка начала замедлять ход. Он распахнул дверь, немного подождал и спрыгнул, не дожидаясь остановки. Мы высыпали на платформу, вслед за ним покинули станцию и двинулись по направлению к Хай-стрит.

Дождь поливал вовсю, но Шарпея непогода не смущала. Он натянул воротник пальто на голову, сделав из него капюшон, и пересек Трафальгар-роуд. Теперь преследование действительно превратилось в проблему. Обзор с тротуаров закрывали зонтики, а по проезжей части сновали машины. Даже под дверными козырьками спрятаться было почти невозможно: мокрые и разочарованные посетители предрождественских распродаж мгновенно занимали свободные места у входов, стараясь укрыться от дождя.

Шарлей резво шагал метрах в двадцати пяти впереди, мы, в свою очередь, шлепали по всем лужам, чтобы не отстать. Трамвай даже перебежал обратно через дорогу и помчался вперед, чтобы подловить Шарпея в конце Трафальгар-роуд. Маневр, однако, не принес успеха, поскольку Шарлей свернул налево, и со всех сторон нас окружили дома. Мы упорно тащились за ним по узким переулкам и в конце концов вышли к Темзе. С другого берега блестел огнями Собачий остров, внизу плескалась темная вода. Шарлей не снижал скорость, не снижали ее и мы. Через десять минут, высунувшись из-за угла заброшенного пакгауза, мы уже наблюдали, как Шарлей осторожно спускается по крутым и скользким сходням.

У сходней на воде покачивался катер. Насколько я мог разобрать, выглядел он довольно прочным, но для Темзы все равно был утлым суденышком и подпрыгивал на сердитых черных волнах, как деревенский дурачок на родительской кровати.

Шарпея окликнули, он что-то крикнул в ответ и спустился в качающийся катер. Ветер унес голоса, мы едва разобрали несколько слов, но и их было достаточно, чтобы убедиться: перед нами не кто иной, как наш досточтимый директор.

Стараясь остаться в тени, мы подобрались поближе.

– Это был Грегсон? – немного погодя спросил Крыса.

– Похоже, да, – сказал я. – Ну что, пойдем звонить Рыжему.

Четырехглазый рвался утопить сволочей прямо на месте, но я умерил его пыл холодными доводами рассудка. Катер, в который сел Шарпей с Грегсоном, сейчас противостоял всей мощи, которую способна была обрушь на него Темза, и, судя по всему, видал и худшие дни. Эта облезлая, ржавая и Старая лохань со свистком тем не менее была крепче, чем башка подносчика кирпичей, поэтому план заранее никуда не годился.

Кроме того, цель ведь заключалась не только в том, чтобы отомстить Грегсону за попытку сделать из нас цыплят. Речи шла о нашем будущем и о будущем тех ребят, кого уже арестовали.

– Сам подумай, старик, если мы сдадим их копам, с нас снимут обвинения, – убеждал Четырехглазого Трамвай. – Может, у нас в жизни не будет больше такого шанса.

– И вообще, дождь льет как из ведра, а я подыхаю с голоду, – вставил свои пять центов Бочка. – Как, интересно, ты собираешься их потопить? Извини, у меня как раз закончились айсберги.

– Решено; мистер Дикинс. Сдадим ублюдков пусть сгниют в тюряге, – подытожил я, и все со мной согласились. – У кого есть  мелочь на телефон?

– У меня, – раздался сзади хриплый голос, от которого

мы едва не прыснули в стороны, как зайцы.

Здоровенная, массивная фигура Фодерингштайна отрезала нам узкий путь к цивилизации, а дробовик, который выглядывал из-под короткого пальто, недвусмысленно намекал на то, что удирать в противоположном направлении тоже резона нет.

– Всем стоять, – приказал он и поднес к своему угрюмому рту портативную рацию, – Да, я их накрыл. Всех пятерых.

Одному небу известно, как в тот момент со мной не приключился сердечный приступ. Вид Фодерингштайна поверг меня в такой шок, что я чуть-чуть не свалился в реку. Честное слово, меня будто с размаху огрели по котелку. Сердце бешено заколотилось, кровь отхлынула от лица, а пальцы инстинктивно принялись искать, за что бы ухватиться. Так вышло, что ухватились они за Крысу, и для него это стало такой неожиданностью, что я едва не утащил его в воду.

– Ладно, веди их на борт, – сказала рация.

Люк в катере открылся, Шарпей и Грегсон высунули головы и повернулись в нашу сторону.

– А ну, марш, – скомандовал Фодерингштайн и навел на нас ствол.