– А где Бочка? – спросил я, обводя взглядом гостиную.

– Пошел подрочить, – сообщил Тормоз, не отрываясь от экрана.

Краем глаза я заметил в углу Четырехглазого, подозвал его к себе и сказал, что пришло время для обещанного дельца.

– Вымани Бочку из нашей комнаты и задержи на пять минут, понял?

– А как мне его выманить? – заморгал Четырехглазый.

– Не знаю. Спроси, например, не его ли пятьдесят пенсов закатились под диван в гостиной.

– Какие пятьдесят пенсов? – Очкарик оглянулся на диван.

– Да нет там никаких денег! Сделай так, чтобы он полазил под стульями, перебрал все подушки, заглянул под ковер… в общем, задержи его, лады?

– Лады, Бампер! – От гордости, что ему дали задание, Четырехглазый даже покраснел.

Он отправился в нашу комнату, чтобы прервать приятное занятие Бочки (увы, зазря), а когда тот вышел в коридор, незаметно проскользнули в спальню и сделали все необходимое.

– Отличная работа, мистер Макфарлан, – сказал я и пожал Крысе руку.

– Согласен, отличная, мистер Банстед, – согласился Крыса, и мы порадовались удачному завершению дела. Черт побери, порой жизнь не так уж и плоха!

Честно говоря, я рассчитывал, что назавтра разразится скандал. Крики, вопли, поиски, тумаки – короче, я ожидал, что денек будет горячим, но утро началось спокойно. Решив, что пропажу еще не обнаружили, я, как обычно, встал с кровати, натянул на себя одежду, побрызгал в лицо водичкой и спустился вниз на завтрак.

Чьи-то жадные лапищи уже почти опустошили миску с глазированными хлопьями, поэтому мне пришлось довольствоваться обычными. Я положил себе хлопьев, щедро сдобрил их сахаром, размешал в ледяном молоке и сел за стол напротив Крысы.

Несколько минут спустя к нам присоединились Трамвай и Четырехглазый, и мы принялись набивать хлебальники в непривычном молчании. На голове у Четырехглазого темнела ссадина. По-видимому, таким образом Бочка выместил свое недовольство по поводу ненайденного полтинника. Я перебросил Четырехглазому монету в один фунт и посоветовал ему побаловать себя коробком спичек.

Увидев, как Четырехглазый поймал монету, Бочка за соседним столом подозрительно прищурился, гадая, за какие это заслуги я дал очкарику денег.

– Потерпи немножко, скоро все узнаешь! – подмигнул ему я.

Бочка в замешательстве похлопал глазами. Он уже понял, что скоро что-то должно произойти, но не предполагал, что именно.

– Всем отнести посуду и немедленно собраться в классе у мистера Грегсона! – рыкнул Фодерингштайн.

Мы с Крысой обменялись многозначительными взглядами.

– Главное, не дрефь и все отрицай, что бы ни случилось, ясно? – сказал я, и Крыса понимающе кивнул. – Все будет путем. Никто ничего не знает, а если и знает, то нас не выдаст, поэтому не какай в штаны и ни в чем не сознавайся.

Иначе всем будет только хуже, особенно тебе, а уж мне – тем более, поэтому не раскрывай варежку.

– Хорошо, не буду.

– Смотри у меня! Ладно, пошли послушаем, что скажет Грегсон.

По правде говоря, подобные процедуры были мне не в новинку. В предыдущих школах я пропускал всю эту лабуду мимо ушей, однако тогда в подозреваемых числился только один человек – ваш покорный слуга. Здесь же, в Гафине, можно было ткнуть пальцем в любого, и за ним непременно нашелся бы грешок, поэтому я ничуть не сомневался, что удивленная физиономия сделает меня похожим на всех остальных и поможет смешаться с толпой. Как выяснилось, я сильно ошибался.

Да, я выглядел изумленным, и Крыса тоже, но наше изумление было совершенно искренним и тем более подозрительным. Видеомагнитофон стоял на месте! Под телевизором, откуда мы его стащили. Та же марка, та же модель.

Крыса раззявил рот до самых гланд. Мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и хлопнуть его по спине, намекая на то, что хавальник неплохо бы и прикрыть.

Грегсон, Фодерингштайн и Шарлей так и зыркали глазами – следили за реакцией каждого из нас. Поправить что-либо я уже был не в силах, поэтому шлепнулся за парту, почесал в затылке и постарался прикинуть, где же мы с Крысой прокололись.

Вчера мы залезли в класс, вынесли школьный видак и продали его какому-то типу из паба. Что еще требовалось, чтобы сегодня утром Грегсон проснулся бывшим владельцем видеомагнитофона? Что за фигня вообще творится?

Я грыз ногти, как всегда в минуты волнения, и наспех перебирал возможные варианты. Увы, в голову приходило лишь одно объяснение: неужели наша вчерашняя вылазка мне просто приснилась?

Я поднял глаза. Все трое –Фодерингштайн, Шарлей и, самое неприятное, Грегсон – в упор смотрели на меня. Можно было не сомневаться: они все знают. Ч-черт.

Однако же не пойман – не вор. Отрицать все до последнего всегда было моим девизом, так что я решил срочно расправить плечи, убрать с лица хмурое выражение и закусить  губу, пока события не получили дальнейшего развития.

– Итак, джентльмены, кое-кто из вас вчера вечером был  чрезвычайно занят, не так ли? – холодно улыбаясь, сказал  Грегсон.

Класс растерянно переглядывался, Крыса, конечно же, переигрывал и был похож на злодея из немого кино.

– Может быть, виновные сэкономят наше время и сами поднимут руки?

Грегсон нетерпеливо побарабанил пальцами левой руки по локтю правой. Мы с Крысой сидели, будто приклеенные.

– Видите ли, юноши, дело в том, что личности преступников нам уже известны. У нас есть запись с камеры слежения, показания свидетелей и отпечатки пальцев, так что мы все знаем. Советую не тянуть кота за хвост и признаться добровольно.

Крыса вопросительно посмотрел на меня, в ответ я испепелил его самым жгучим «не-смей-этого-делать» взглядом и схватил за руку, которая уже было двинулась вверх.

Если Грегсон знает, кто стырил видак, – отлично, мы никуда не денемся, но только пусть он сам назовет наши фамилии. Мы здесь, у него на глазах, так что ему мешает взять нас за шкирку? Я имею в виду, если Грегсон действительно имел на руках все доказательства (как он утверждал), вряд ли мы с Крысой сидели бы сейчас на этом показательном уроке двойного блефа.

Нет. Грегсон хотел взять нас на понт, вот и все. Старому лису придется попотеть, так легко подцепить меня на крючок ему не удастся!

– Ладно, не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Мистер Фодерингей… – Он не договорил, потому что Тормоз вдруг поднял руку. – Э-э… слушаю вас, мистер Дженкинс. – Грегсон, казалось, слегка удивился. Надо заметить, его удивление не было и вполовину таким сильным, как мое.

– Я подглядел только один разочек, сэр, но ничего не видел, честное слово, – промямлил он, и мы все затаили дыхание.

– Подглядел? Ах, да. Может, расскажете обо всем до конца? Кто еще был с вами? – Грегсон быстро сориентировался.

– Бобби, Алан и Терри, – ответил Тормоз, сдавая, соответственно, Рыжего, Шпалу и Неандертальца.

– Ну, гад, я тебя по стенке размажу! – вскочил из-за парты Неандерталец.

– Всему свое время, мистер Томлинсон, – промурлыкал Грегсон и жестом велел Фодерингею воссоединить Неандертальца с его стулом. – Продолжайте, мистер Дженкинс.

Нам очень интересно, что же вы видели.

От смущения Тормоз залился краской и начал корчить рожи, но потом, наконец, раскололся. Вчера вечером он, Рыжий, Шпала и Неандерталец подсматривали за мисс Говард, когда та раздевалась у себя в комнате.

– Что? Как?! – вырвалось у Крысы, и я, не в силах сдерживать напряжение, захохотал.

Оказалось, что ребятки из комнаты № 3 ухитрились снять со своего окна решетку и подвесили Тормоза за лодыжки (как самого мелкого и легкого из четверых). Пока Шпала и Рыжий держали его, Тормоз должен был засечь процесс раздевания мисс Говард. Неандерталец со своим весом в девяносто килограммов пожелал быть следующим на очереди. Колоссальный ум, правда?

– И что ты видел? – Крыса едва не трясся от возбуждения.

– Ничего, правда, совсем ничего, – уверял Тормоз, не вольно спасая от переломов восемнадцать ученических хребтов и клумбу в Гафине.