К сожалению, наяву эта рука, кажется, навсегда потеряна. Нет никаких сведений, что она сломана, просто неизвестно, что с ней сталось. Кто-то, может быть, прячет ее как реликвию или драгоценность, за которую в будущем можно получить большие деньги. Осману очень хотелось бы иметь ее на память о своем безумном хозяине и чистить каждый день. Ему было бы приятно, если бы она звучала, как цимбалы или барабан, именно теперь, когда во дворце воцарились образцовый порядок, смертельная скука и тишина. Так бывает всякий раз, как из дворца уезжают его владельцы, отправляясь на войну или с какой-либо иной миссией.

Не зря Осман прожил столько лет среди великих стратегов и полководцев: кроме плана атаки на врата рая во имя спасения своего господина, он разработал еще один план возвращения серебряной руки, которой Баба так дорожил.

Прежде всего необходимо распустить слух, что во дворце готовы заплатить за руку выкуп, намного превышающий ту сумму, которую можно было бы получить от тайной продажи, к тому же всегда сопряженной с риском. Уже одного этого было бы достаточно, чтобы побудить ее обладателя объявиться и предпринять соответствующие действия, если рука все еще осталась в стране.

На тот случай, если она в Испании, необходимо попытаться собрать сведения от приезжающих, а это значит, надо идти в бани, куда свозят новых рабов. Когда люди оказываются вдали от дома, их мучает тоска, и они рассказывают о себе и о своей стране откровенно, не таясь и ничего не скрывая. Они говорят, просто чтобы разрядиться, чтобы вместе со словами ушла хотя бы часть горя. И почему бы им в этом не помочь? До возвращения принца Хасана Осман Якуб решил пойти работать в бани. Работа малоприятная, потому что там постоянно дурной запах и вечный крик, но очень полезная для достижения сразу двух целей: добывания сведений о механической руке и исполнения епитимьи в пользу будущей вечной жизни Аруджа среди святых и ангелов.

Беда в том, что Осман не единственный, кто разыскивает чудесную серебряную руку. Ее жаждет заполучить и маркиз де Комарес, который, поборов собственную жадность, разослал повсюду эмиссаров, снабдив их всеми правами и наличными деньгами. Ее ищет также и маркиза Шарлотта-Бартоломеа. Именно маркиза поставила в известность Османа Якуба о своем священном обете и вздорном капризе супруга. Маркиза ищет эту руку во имя любви, маркиз — из ненависти, дабы выставить ее среди своих трофеев в насмешку над Аруджем. Осман согласен с маркизой, что цели обоих супругов прямо противоположны. И во имя их общих с Шарлоттой нежных воспоминаний об Арудже, Осман, вместо того чтобы видеть в маркизе соперницу, соглашается сотрудничать с ней. Тем более, что она пообещала подержать у себя серебряную руку недолго, пока не утешится, разумеется, если вообще удастся раздобыть желанный трофей, а затем отослать в Алжир, где ей и надлежит быть.

Маркиза уверена, что доберется до этой руки раньше, чем ее муж, так как назначила за нее такой огромный выкуп, что по сравнению с ним вознаграждение, предложенное маркизом, может показаться милостыней. Кроме того, маркиз упрям в достижении своих целей, но скуп, тогда как она может рассчитывать на знакомства, связи, друзей и клиентов, о которых ее общительный муж не может даже мечтать. Уже не говоря о том, что маркиза терпелива, умеет ждать и обладает в данном случае всеми преимуществами.

Обо всем этом она сообщает своему другу Осману Якубу в письмах, которые часто посылает в царский дворец в Алжире.

«Люди такие странные, как часто меняются их настроения, симпатии, увлечения!» — думает Осман Якуб, все больше утверждаясь в мысли, что если уж небо никогда не бывает одинаковым и даже реки меняют свои русла, то вполне естественно, что изменяется и душа человека. «Пока живу, меняюсь», — изрекает Осман, удивленный собственным открытием, хотя речь идет о законе, древнем, как мир, который и сам он не раз подтверждал своим существованием. Но теперь этот закон служит объяснением, почему мадам Комарес, забыв о брани и капризах, стала писать ему дружеские письма, после того как Арудж-Баба столь трагически ушел из жизни.

Письма благородной дамы всегда начинаются одинаково, и эти слова стали своего рода ритуальными:

Это очень скучные и плохо написанные письма, требующие к тому же ответа, но Осман с благодарностью хранит их как дань уважения Аруджу.

Каждый поминает умерших по-своему. Писать письма слуге не хуже, чем губить людей в бесконечных войнах, как это делают Хайраддин и Хасан. Почему, например, эти двое снова отправились на войну? На благо государства, в чем оба они убеждены? Вовсе нет. Они отправились воевать, чтобы не чувствовать отсутствия Аруджа, а, может быть, сделать то, что понравилось бы ему.

Хасан в отъезде недавно, он уезжает и возвращается, бросается из одного приключения в другое, и это вполне оправданно в его возрасте, но Хайраддин отсутствует давно, а в его возрасте самое время одуматься.

Он взял Тунис, но не вернулся, потому что, по его словам, ситуация в городе неспокойная. Теперь там стало еще хуже, еще опаснее, судя по тому, что Осман слышит в казармах и в порту, и по тому, что пишет мадам Комарес, которая живет при дворе неприятеля и, сама этого не замечая, сообщает ему очень ценные сведения. Осман говорит «при дворе неприятеля» потому, что, хотя Карл Габсбургский и не является правителем Туниса, император Священной Римской Империи всегда остается врагом правителей Алжира, и, когда они где-нибудь выигрывают войну или сражение, он испытывает неодолимую потребность напасть на них со своими пушками.

В воздухе повисло ощущение опасности, но оно привычно, оно было всегда, а Осман просто пытается разыскать серебряную руку и живет, как и решил, при банях, где черпает куда более подробные сведения об испанских делах, чем Шарлотта-Бартоломеа, живя при дворе императора.

Волны с равномерным плеском бьются о прибрежные камни. Барки скользят по воде и причаливают к берегу почти бесшумно. Из них выпрыгивают темные тени и поспешно поднимаются вверх по склону. Так же бесшумно в полной темноте, не пропуская ни единой полоски света, открываются двери, из-за которых тоже выскальзывают темные силуэты и в месте, где все дороги сходятся — на площадке над морем — присоединяются к тем, кто уже поднялся сюда с берега. Все новые и новые тени появляются из дверей старых зданий и из переулков испанского города-крепости.

От площади дорога ведет к храму и к новому городу, где резиденции испанцев утопают в густых, благоухающих садах и на самом верху виднеется укрепленный гарнизон.

Черные кошки о двух ногах направляются именно туда. Их ведет Хасан из рода Краснобородых, тоже вымазанный черной, словно сажа, краской.

У стен гарнизона их поджидают другие вооруженные люди, расположившиеся рядом с будками часовых.

Первое действие разыгрывается в полной тишине. Жертвами его становятся испанцы-часовые. Никто из них не успевает подать сигнал тревоги, крикнуть или хотя бы застонать. Все так же, в полной тишине, основные силы нападающих окружают гарнизон, другие занимают позиции чуть ниже, окружая жилища испанцев.

Раздается крик потревоженной птицы. Это сигнал к атаке.

На зубчатую стену набрасывают веревки с крюками, приставляют к ней шесты и лестницы, по которым одна за другой поднимаются черные тени.

Мощный клич, подобный призыву «на абордаж», как при захвате кораблей, пронзает ночь. Двери испанских домов и железные ворота гарнизона открываются одновременно.

В гарнизоне большинство солдат зарезаны во сне, лишь несколько человек еще сражаются, так что среди нападающих тоже появляются первые раненые и убитые. Однако в целом испанцы были уничтожены почти сразу, даже не успев оказать никакого сопротивления. Гарнизон захвачен.

В новом городе испанские семьи вырезаны полностью — ни один человек не должен был спастись, чтобы не подать сигнал тревоги более мощным воинским подразделениям по другую сторону холма или в форт, который расположен у входа в залив. Убивают даже собак, ослов и мулов. Вот мертвый котенок в обнимку со своим убитым мальчиком-хозяином. Много крови. Мало стонов и криков. В садах вокруг испанских домов вновь воцаряется тишина.