Новость достигает площади и узких улиц старого города, где живут мориски.[8] Люди выходят на улицы, как в дни праздника. Их рабство кончилось.

Воины с закрашенными черными лицами, берберы и мориски, участвовавшие в операции, спускаются с холма и присоединяются к женщинам, детям, старикам и больным. Множество людей высыпает на улицы из домов. Тех, кто не может идти сам, несут на плечах. Плачет, испугавшись шума и темноты, только что проснувшийся малыш.

Двери домов и улицы слишком узкие, чтобы можно было пронести второпях то, что беглецам хотелось бы взять с собой: корзины, сундуки, мешки, огромные тюки, громоздкие котлы, печные горшки, всевозможную утварь, вывести домашних животных. Кто-то напоминает, что по договору не разрешается брать с собой вещи. Вспыхивают первые ссоры. Вмешиваются берберы: раис приказал спасать людей, бросив животных и вещи. С собой можно брать только еду и питьевую воду.

Из ворот появляются пятеро юных мавров с факелами в руках и крадучись поднимаются вверх по дороге. Берберы догоняют их и, бросив на землю факелы, тушат огонь. Юноши никак не могут понять, почему им не разрешили сжечь гарнизон и жилища испанцев.

— Потому что огонь будет виден далеко окрест.

Уже отдан приказ, запрещающий зажигать огонь, эти юноши заслуживают сурового наказания, но нет времени: лучше как можно скорее посадить их в лодки. Хорошо еще, что раис этого не видел.

Хасан на площади, он выясняет, сколько человек они потеряли. Среди берберов убито только четверо, много раненых, но все они в состоянии сами вернуться на борт. Гораздо больше потерь среди морисков, не знакомых с военным делом, — восемнадцать убитых, включая и тех, кого прикончили собственные товарищи, следуя древнему обычаю: чтобы не страдали.

Итог неплохой. Однако партия еще не доиграна. Надо поторопиться с погрузкой и отплытием. Толпы людей движутся по дороге. Среди общих криков ликования можно различить плач тех, кто потерял близких, вой и рев домашних животных, которые, проснувшись среди ночи, обнаружили, что их бросили. Привязанные во дворе или забытые в хлеву в сумятице беспорядочного бегства, они обречены на голодную смерть.

Воздух наполняется оглушительным гулом. Барки выходят в море сильно перегруженные — необычная, подпрыгивающая флотилия. Старые испанские шлюпы следуют своим привычным маршрутом, как всегда, степенные и чинные. Но больше всего новых суденышек. Их мориски строили тайно, постоянно рискуя, прибегая к разного рода военным хитростям: то в ямах, специально вырытых для этих целей под кроватью, то на кухне, то в погребе или в подвале, в садах и огородах, под хлевом или даже под навозной кучей — везде, где удавалось наладить потайную верфь. В результате и появились на свет Божий эти маленькие чудовища — детища их плотницкого искусства, которым отныне предстояло вести постоянный поединок с морем. Сегодня, оказавшись на воде, они могут проверить свою плавучесть и крепость просмоленных бортов. Не только шлюпы, но и сами мориски боятся моря. Их пугает не спуск судов на воду — в этой работе, которую они всегда выполняли для испанцев, мориски достаточно искусны и сноровисты. Именно рабы-мориски отвечали за хранение рыбацких лодок; они должны были содержать их в порядке, вытаскивать на берег и подтаскивать к воде, но только до ее кромки, так как под страхом смертной казни не имели права выходить в море. И вот теперь им всем предстояло отправиться в опасное морское плавание ночью, в кромешной тьме на самодельных суденышках, построенных из первого попавшегося материала, случайных форм и размеров, какие позволяли их импровизированные верфи. Выдержат ли? Не потонут ли? Вот в чем вопрос. А ведь они должны не просто удержаться на воде, но и плыть вперед, да еще перегруженными, с беглецами на борту, под управлением неопытных матросов-новичков, которые учились грести на суше, спрятавшись в укрытии и старательно подражая жестам испанских гребцов.

Когда Хасан добирается до толпы на берегу, женщины бросаются ему в ноги, пытаясь поцеловать край одежды в знак благодарности за спасение. Они кричат высокими, пронзительными голосами.

— Да благословит тебя Аллах!

— Скорее в лодки! В лодки! — Хасан не поощряет их, они только задерживают отплытие. Он созывает на совет своих офицеров и вождей морисков, требуя пригрозить людям суровыми дисциплинарными мерами и применять их при необходимости. Нужно отправляться немедленно. Уже давно пора быть в море.

Именно в этот момент на холме вспыхивают языки пламени. Они образуют гигантскую огненную арку, как будто огонь специально притаился и ждал, чтобы неожиданно подняться над городом пламенеющей короной.

— Проклятье, гоните их в море! — кричит разгневанный Хасан, в то время как мориски смеются и поют от радости при виде горящей цитадели их прежних хозяев. — Те, кто не успеют, останутся на берегу. Мы отплываем.

Приходится даже помахать саблями, чтобы добиться исполнения приказа. Тем временем пламя охватывает испанские жилища, добирается до площади в старой части города, скользит по тропинкам спуска. Белые дома ярко вспыхивают на общем фоне пожара.

— В лодки! В лодки!

Наконец на воду спускается более сотни лодок, и еще два десятка судов готовы принять на борт тех, кто сейчас мчится сюда с горы, подгоняемый огнем.

Лодки продвигаются вперед крайне медленно. Они до того перегружены, что их борта едва виднеются над водой.

На востоке горизонт начинает светлеть, и в глубине, там, где залив вновь сужается перед выходом в открытое море, появляются все еще темные очертания двух высоких массивов.

Тот, что слева, более приземистый и темный, так как зарос лесом. Он нависает над морем там, где обнажились отмели. Поэтому его не нужно укреплять специально, он укреплен самой природой. А тот, что справа, — морская скала, выступающая словно клык — защита от морских бурь, и удобный, и вполне безопасный причал. Там, на этом огромном скалистом пике, и находится форт с мощными пушками и зоркими часовыми, мимо которого им придется проплыть. Первоначальный замысел берберов заключался в том, чтобы проскользнуть друг за другом вдоль скалы у самого форта под прикрытием шума волн, бьющихся о мыс, чтобы потом пройти в залив как бы наискосок и выплыть в открытое море мимо массива, поросшего лесом, там, где кончается мелководье, полагаясь на темную, безлунную ночь. Но со стороны города темноту уже рассеял пожар, который разгорается все ярче, а в море тоже становится светлее — приближается утро. Часовые форта уже могли подать сигнал тревоги, и атаку следует ожидать с минуты на минуту.

Однако еще раньше начинается атака с берега. Там поднимается и растет облако пыли, которое, рассеявшись, открывает взглядам отряд всадников.

Лодки уже отплыли достаточно далеко, так что беглецы могут не опасаться выстрелов с берега, которые лишь поднимают фонтанчики брызг у самого края воды. Мориски, чувствуя себя в безопасности, отвечают на них ругательствами и оскорбительными жестами, от которых еще больше раскачиваются их и без того утлые суденышки. К счастью, всадники, ослепленные пламенем пожара, хотя и понимают, что какие-то лодки вышли в море, не могут рассмотреть, сколько их на самом деле, и даже не подозревают, что бежали все мориски. К тому же полоса огня, достигшая последних домов внизу, мешает им увидеть, что же на самом деле случилось в городе.

Уговорами и угрозами удается успокоить людей и заставить их замолчать. Берберы, сидя в своих лодках, помогают и дают советы неопытным гребцам, указывают проход, бросают канаты, вытягивают, когда надо, лодки морисков вручную.

Достигнув форта, они держатся у самой скалы, но нечего больше и думать плыть друг за другом: время упущено, рассвет уже близок. Они спешат изо всех сил, задыхаясь как во время бега, до спазмов в горле от нечеловеческого напряжения, прекрасно понимая, как опасно красть кость у собаки из-под самого носа.