Этот колокольчик был установлен в коридоре по распоряжению самого управляющего. Поэтому, едва заслышав его, Осман обретает удивительную способность исчезать или становиться невидимым для дворцовых властей, разумеется, за исключением раисов.

Кажется, сегодня страже нечего больше делать, как только звать Османа, трезвоня в этот проклятый колокольчик, который отвлекает его от дел. Сначала его зовут, чтобы сообщить, что раисы будут обедать на верфи, куда они снова принялись ездить, изучая различные модификации килей новых галиотов. Второй раз его зовут, так как женщины в гареме просят почитать им сказки. И наконец, колокольчик звонит, как сумасшедший, потому что внизу стоят носилки и носильщики утверждают, что им приказано ждать Османа Якуба именно здесь, перед самым входом во дворец, что строго-настрого запрещено.

— Я не просил никаких носилок, — говорит Осман, почти оскорбленный, — я еще прекрасно держусь на ногах и буду сам сопровождать тех, кто понесет трапезу на стройку, если решу пойти с ними.

Но Осману объясняют, что в носилках сидит очень элегантная дама в вуали, которая спрашивает о нем, называя «сиятельным господином Османом».

— Кто бы это мог быть?

Вряд ли это какая-нибудь женщина из гарема, которая, выйдя тайком, теперь не может вернуться, потому что на перекличке были все. Это не может быть и одна из тех бедных женщин, которым Осман помогает в городе, потому что ей не удалось бы пройти сюда.

— Спуститесь, если хотите узнать, кто это! — говорит ему управляющий, потерявший терпение оттого, что ему пришлось разрешить остановку незнакомых носилок перед входом в царский дворец.

Поборов изначальную лень, Осман летит вниз в своих блестящих и легких туфлях, полученных в подарок от Анны де Браес, и останавливается перед воротами, где стражники зорко охраняют таинственные носилки.

— Дорогая моя, — важно произносит Осман Якуб, как только дама раздвигает множество занавесок, — бесценный друг, достаточно было послать за пропуском.

Это знакомая дама, с которой Осман часто встречался, когда посещал вместе с Хасаном Жан-Пьера де Лаплюма. Госпожа Койра Таксения, богатая вдова армянского купца, хозяйка Жан-Пьера, утешавшая его, когда он находился в Алжире.

— Я не хотела, чтобы меня видели, — шепчет дама, не снимая вуали и не выходя из носилок. — Я сознаю всю важность доверенной мне миссии. У меня послание из Франции, и, полагаю, секретное. А кроме того, мне нравится таинственность. Единственное развлечение, которое у меня осталось.

С этими словами дама передает Осману Якубу маленький, аккуратно перевязанный свиток, на котором вместо печати, а заодно украшения и сувенира прикреплено лакомство из кокоса, фиников, специй и яичного белка. Послав Осману воздушный поцелуй, дама дергает за шнурок с бубенчиками, давая тем самым понять, что носилки могут отправляться в обратный путь.

Решив сам передать секретное послание, Осман Якуб отправляется вместе со слугами на верфь и наблюдает за тем, чтобы обед был приготовлен и сервирован должным образом. Ему не нравится, что в мирное время без всякой на то причины его господа обедают не во дворце. Нет необходимых удобств для омовений, нет подходящего места для отдыха и послеобеденного пищеварения — словом, нет ничего, что подобает царям. Осман Якуб считает недостойным государей есть на глазах у всех. Действительно, если нет двора с его этикетом и строго установленными правилами, государь вообще может затеряться среди своих подданных, а это приведет к хаосу.

Осман Якуб следит за тем, чтобы жаркое было горячим, питье хорошо охлажденным, сиденья чистыми, скатерти без складок и морщин, чтобы ароматы, поднимающиеся над жаровнями соответствовали вкусу еды, а опахала не теряли перья. Он так поглощен своими занятиями, что даже не слышит, когда Хайраддин обращается к нему. Однако, поняв в чем дело, чуть не подпрыгивает от радости.

— Неужели это правда, что мы будем сажать новые деревья взамен тех, что пошли на строительство судов? Давно пора! Посмотрите на холмы вокруг: они выглядят так, словно им сбрили макушки.

Слава Аллаху, этот день, казалось бы, весь сотканный из мелких неприятностей, заканчивается очень хорошо. И Осман чувствовал бы себя совершенно счастливым, если бы не содержание послания, привезенного Койрой Таксенией.

Король Франции, тот самый Франциск, о котором ему рассказывал Хасан, хочет установить с ними новые соглашения: это написано в письме, доставленном Койрой Таксенией от господина де Лаплюма, не только подданного, но и друга короля Франции.

Хайраддин не может отправиться с визитом к королю Франциску, так как обещал Великому Султану приехать в Истанбул. Значит, на эту встречу поедет Хасан.

— Итак, мечты о будущих путешествиях отбили у вас аппетит? Повара тоже имеют право на уважение и должны получать удовлетворение от своей работы.

Кроме обычных блюд, Осман заказал кунжутные лепешки, которые так любят оба раиса, и жаркое из дичи с острыми маринованными сливами и кориандром. Чтобы обед не пропал, Осман приказывает раздать его рабочим, недовольно ворча, так как рабочим, не привыкшим к царской пище, еда все равно не понравится.

— Если мои господа не будут как следует питаться, в каком виде они приедут к пригласившим их государям?

— А ты? — спрашивает Амин, который должен следить за каждым его шагом и заботиться о нем. — Ты тоже ничего не ешь. Я ни разу не видел, чтобы ты ел. Или ты питаешься воздухом?

— Я сам из воздуха, — отвечает Осман.

И в порыве внезапного веселья поднимает свои маленькие острые плечи, гордясь тем, что он такой легкий. Он чувствует, как сквозь его старую и изношенную кожу проходит воздух, проникая в кровь, проветривая мозги.

— Готов биться об заклад, что когда-нибудь ты от нас улетишь!

О! Амин даже не знает, какую радость доставило Осману его случайное замечание. Осману Якубу очень хотелось бы летать, иногда ему даже снится, что он летает, но он не решается просить об этом в своих молитвах, раз Господь не создал его птицей и до сих пор в птицу не превратил.

— Амин, ты умеешь хранить тайны? Когда-нибудь, как ты говоришь, я действительно улечу. Но пока время еще не пришло. Слишком много нитей связывает меня с землей. Например, Амин, я очень любопытный старик, и, может быть, именно грех любопытства тянет меня к земле, мешая взлететь. Нет, я еще не могу летать. Подождем немного.

— А не замерзнут они на ветру в такой легкой одежде? — спрашивает, понизив голос и закутываясь в расшитую стеганую мантию Элеонора, королева Франции, у Маргариты, королевы Наваррской, сидящей по правую руку от нее.

— День такой погожий и солнечный, что даже не похож на декабрьский, — спокойно, как всегда в разговоре с ней, отвечает Маргарита и, чтобы лучше рассмотреть приближающуюся процессию, наклоняется вперед, облокотившись о перила, так что из-под накинутой на плечи рысьей шубы выглядывают новые желтые бархатные накладные рукава, на которые обращают внимание все присутствующие.

— Вы боитесь, что они замерзнут? — язвительно спрашивает мадам Д'Этамп, сидящая по левую руку от Элеоноры, только чуть ниже. — Они же пираты!

Мадам Д'Этамп, официальная фаворитка Франциска Валуа Ангулемского, его величества короля Франции, терпеть не может, когда ее игнорируют. Ни в чем ни на волосок не собирается она уступать Маргарите, а тем более позволить, чтобы ее затмили какие-то желтые рукава. Поэтому как бы случайно она сбрасывает с плеч темно-серую парчовую накидку, чтобы продемонстрировать свое пурпурное шелковое платье, и тоже наклоняется над перилами, размахивая кружевным платком и приветствуя чужестранцев.

Матросы-берберы, направляясь к помосту, где восседает король Франции, проходят мимо ложи первых дам королевства. Моряки одеты в белые льняные штаны и рубахи, перехваченные широкими поясами — красными, черными, бирюзовыми или разноцветными, — и в короткие грубошерстные плащи свободного покроя.