— Смотреть на звезды.

Ночь ясная и звездная. Амин смотрит на небо и снова смеется.

— Ну, сегодня ночью мне тоже нравится смотреть на звезды, потому что я думаю, что мог бы быть там, среди них, если бы умер, но я остался здесь, на земле. А вообще-то звезды меня не интересуют. Они слишком далеко. Но я буду охранять тебя, когда тебе захочется полюбоваться на них, и тогда ты сможешь делать это совершенно спокойно и в полной безопасности.

Караван торговых судов медленно проплывает мимо, держась все время на значительном расстоянии, чтобы избежать неприятных неожиданностей. Море снова становится совершенно черным. Ночь безлунная, а света звезд недостаточно. Они действительно слишком далеко.

Осман Якуб, для которого, похоже, время остановилось, избороздив лицо его сеткой мельчайших морщинок, предается гневу и кричит что есть сил тоненьким своим голоском.

Скоро утро, у Хасана тысяча дел, а его слуг нет на месте. Никто не откликается на зов, никого нет и вокруг комнаты принца.

Никогда еще дворец не являл собой столь откровенного царства лени, и виноват в этом Хасан, который не умеет наказывать, никогда не прибегает ни к палкам, ни к хлысту и, само собой, не сажает провинившихся на кол. Кол — ужасное наказание, даже Осман его не одобряет, но что-то ведь нужно делать, чтобы встряхнуть этих бездельников. Скоро принц проснется, а рядом с ним ни одного слуги, чтобы помочь ему одеться, ни одного факельщика, чтобы сопровождать его. Никого. Покои принца опустели.

Как можно тише, стараясь не шуметь, старик открывает дверь в комнату Хасана. Он собирается пожелать принцу доброго утра и посмотреть, не нуждается ли тот в его помощи. Но комната Хасана пуста. Постель смята, ночная одежда брошена в угол, светильник над кроватью потушен, окно открыто, а на улице еще совсем темно. Встревоженный Осман Якуб, опасаясь похищения или таинственного исчезновения своего питомца, суетливо ищет его в спальне, ковыляет в приемную принца, мечется по коридорам, где обнаруживает стоящих на часах гвардейцев, как в тех особых случаях, когда проводятся чрезвычайные заседания Совета. Не обращая внимания на усмешки, которыми обмениваются солдаты при его появлении, он носится среди них в своих шлепанцах с загнутыми кверху носами и ночной накидке с развевающейся по краям шелковой бахромой, подобно аисту с обтрепанными крыльями. Здесь ошеломленный Якуб узнает, что Совет недавно собрался на срочное ночное совещание.

Святая Мадонна, на этот раз старость все-таки взяла свое! Пока весь дворец жил как в лихорадке, Осман спал себе, словно крот, размышлял о будущем и хотел посадить на кол лентяев. Он и не слышал ничего, глухой старый дурень. Его самого стоило бы за это наказать, но сначала надо выяснить, что происходит.

Осман садится прямо на землю, что в таком торжественном и сугубо официальном месте одному ему и разрешено делать, и смущаясь, как человек, который не знает того, что обязан знать, начинает осторожно выведывать причины такой поспешности и суматохи.

Ночью почтовые голуби принесли дурные вести.

Гвардейцы и слуги прекрасно осведомлены обо всем, хотя речь идет о секретном сообщении, известном только Совету. Но этот царский двор ничем не отличается от любого другого царского двора, приемная есть приемная, то есть место, где известна любая новость.

Слуги сообщают Осману Якубу все эти секретные сведения шепотом, но с большим ажиотажем, гордясь тем, что на этот раз знают больше, чем доверенный слуга по особым поручениям.

Тунис пока не сдается, но есть опасность, что долго он не продержится. Его осаждают превосходящие и хорошо вооруженные силы противника, и, что еще хуже, в городе тяжелое положение — голод, болезни. Кроме того, горожане опасаются расправы. Наместники боятся возможного предательства сторонников свергнутого султана, который готов вновь сесть им на шею, и теряют время, измышляя неосуществимые планы бегства или какие-либо иные невероятные способы спасения, вместо того чтобы помогать оборонять город. Войско берберов обессилено, а турецкий контингент слишком невелик.

Осман затыкает уши. Что он может услышать еще? Подробности его не интересуют.

Уткнувшись подбородком в худые, костлявые коленки, он размышляет, пытаясь понять, как произошло, что в Тунисе они оказались на грани поражения. Ведь все это предприятие осуществлял не порывистый и нетерпеливый Арудж-Баба, а истинный мудрец, который к тому же умеет держать в руках вожжи. У Хайраддина светлый и ясный ум, словно в голове у него таблица умножения. Все дело в самой войне. Осман в этом совершенно уверен, и именно теперь, в этих трудных обстоятельствах, он хотел бы быть великим раисом, самым великим и могущественным, чтобы иметь возможность сказать: «Хватит, прекратите эту бессмыслицу. Зачем бесконечно таскать за собой оружие и солдат по всему миру? Если вы хотите навести порядок, то этот способ не годится. Последствия такие, словно у вас в руках грубые и жесткие щетки, которые, вместо того чтобы чистить, только поднимают пыль и делают дырки в одежде».

Звук трубы возвещает, что Совет закончился, церемониймейстер распахивает двери.

— Ты тоже уходишь? Подожди, прошу тебя, — кричит Осман Якуб, которого отшвырнуло в сторону волной выходящих из дверей членов Совета и воинов, — скажи, что я должен делать, сын мой? Что случилось?

Но Хасан не видит его и не слышит. Он уже далеко.

Что за несчастье найти себе сына, который является также сыном двух царей и должен все время куда-то бежать, как будто иначе мир перевернется!

В приемной говорят, что войска в Тунис посылать не будут, слишком поздно.

— По крайней мере, он останется со мной дома, — вздыхает Осман, — конечно, я не буду видеть его ни утром, ни вечером, но зато здесь он в безопасности.

Дворец словно охвачен бурей. Нужно как можно скорее подготовиться к обороне. Все куда-то бегут, и у всех есть какие-то дела. Затихают лишь с приходом сумерек. Император Карл Габсбургский может решиться приплыть и сюда на гребне затеянной им войны, но пока он пытается захватить Тунис, Алжир одевается в броню.

А что может сделать бедный старик? Официально он получил задание помогать службе почтовых голубей. Совершенно очевидно, что во время осады города голуби — идеальный способ передачи информации, но немногие имеют верное представление о том, как их использовать. Если расстояния велики, то голубей необходимо несколько раз менять, как почтовых лошадей, только с птицами гораздо меньше проблем. Совсем не трудно припрятать в заранее подготовленных местах несколько ящиков с голубями. И в этом случае голуби надежнее, чем верховые гонцы, пловцы, скороходы и т. д. Но необходимо скрыть их отлет, потому что в этот момент достаточно одного выстрела, чтобы все кончилось, не успев начаться, зато потом, на лету, голубей очень трудно перехватить. Осман имеет большой опыт и не может спокойно смотреть, как молодые пускают все на самотек. Мальчики, которым доверены голуби, смелые и преданные, но они больше заботятся о послании, чем о птицах, и не понимают, что в этом деле нужны ласка, любовь и забота. Необходимо следить за состоянием крылышек, лапок, коготков, слушать, не слишком ли сильно бьется сердечко птицы от страха, проверять перья. Надо быть очень заботливым, внимательным и к тому же иметь крепкие нервы: ведь иногда голубь расплачивается собственной жизнью за дурную весть, а это несправедливо.

К сожалению, почти каждый вечер приходится оплакивать послание, пришедшее утром, потому что каждая новая весть хуже предыдущей. Осман Якуб, который за годы пребывания во дворце и на адмиральских кораблях научился понимать истинный смысл шифрованных посланий, то есть читать между строк, догадывается, что положение очень серьезное. Он понимает, что Тунис — это место обманутых надежд и невыполненных обещаний, клятвопреступлений и интриг, где люди разбились на враждующие группы и где у каждого одна цель — спасти собственные богатства любой ценой. И еще Осман понимает, что Хайраддин должен уйти оттуда. А если он решит остаться, то исключительно из любви к сражениям и войнам, которую Краснобородые впитали с молоком матери и которая теперь гложет их, словно червь. Как может Хайраддин так заблуждаться, сообщая всякий раз о победах, которые на самом деле победами не являются? Он вышел из крепости с большой частью своих людей, чтобы отогнать к морю войска императора, и действительно ему удалось разгромить их позиции у самых стен крепости. И это, как следовало из послания, считалось крупной победой. Но Осман понимает, что то была кратковременная победа: корабли Карла Габсбурга сохранили свой боевой порядок, ни одна лодка не отвалила от берега, и многочисленное войско императора даже не почувствовало этих мелких уколов.