Однако тут возникли известные затруднения. Проверяются счета, параграфы, оговорки. Между тем Арудж-Баба отпустил без выкупа нескольких испанских солдат, что привело маркиза в ужасную ярость.

— От этого человека остались только кожа да кости, ему надо лечиться. Я уверен, что в теле маркиза бродят нездоровые соки.

Но вот прибегает посыльный с французского корабля. Настало время поднимать якорь. Пора прощаться.

— Позвольте же обнять вас, сынок.

Разве мог Жан-Пьер де Лаплюм когда-нибудь представить себе, что так подружится с этим пиратом, пардон, захватчиком. Он даже не может скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

— Надеюсь, вы, так часто путешествуя, сможете выкроить время, чтобы навестить меня. Буду очень рад. Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.

С этими словами он снова обнимает Хасана, потом, стараясь подавить волнение, говорит шутливо:

— Осторожнее, ради Бога, не запутайтесь в моих лентах и складках! — С этими словами он легкими, умелыми жестами приводит свой костюм в порядок. — Не будем портить чудесную картину, которую я должен явить своей супруге!

Последнее рукопожатие, и французский капитан уходит.

— Да, забыл вам показать, — кричит он уже издали, — смотрите, какое чудо!

На груди у Жан-Пьера сверкает огромный сапфир — подарок Арудж-Бабы, который от выкупа не отказался, но все же не захотел заработать на новом друге слишком много.

После отъезда капитана Жан-Пьера маркиза де Комарес почувствовала себя еще более одинокой: не с кем было поболтать о придворных интригах, балах, новых играх, модах и о милых сердцу людях ее далекого мира.

Но спустя несколько дней Арудж-Баба, ко всеобщему удивлению, пригласил ее в свои апартаменты, а потом стал приглашать все чаще, едва у него выдавался свободный вечер. Похоже, ему пришлось по душе общество Шарлотты-Бартоломеа.

Теперь гранд-дама помогает Аруджу удовлетворять некоторые его пристрастия. В первую очередь это касается вина. Посредник, приехавший из Испании для завершения переговоров, привез с собой два бочонка хереса. Хотя официально Арудж-Баба алкоголя не употребляет, кому не известно, что главное достоинство берберов состоит в умении проявлять гибкость и не связывать себя жесткими нормами. Арудж чтит заповеди Корана, но по крови он все-таки грек, а у греков за плечами совсем иные многовековые традиции, тоже заслуживающие уважительного отношения. Так что и маркизе, и бейлербею доставляет удовольствие посидеть вечерком без посторонних за стаканчиком вина и поболтать о том о сем. Беседуют они чаще всего о самых простых вещах: как лучше зажарить барана, чем развлечь себя во время скучной церемонии, как добиться, чтобы слуги были послушными, но не выглядели при этом словно побитые собаки.

Шарлотта-Бартоломеа гордится тем, что умеет в случае необходимости быть очень строгой, но признается, что тоже не любит иметь дело со слугами, у которых на лицах написан вечный испуг. Чтобы избавиться от этой докуки, она выработала свой особый, «модуляционный» так сказать, метод приказывать, позволяющий подстегивать мерзавок-служанок, ленивых и неповоротливых, не отбивая у них охоту к играм, шуткам и развлечениям, когда желание поразвлечься возникает у нее самой.

Однажды маркиза де Комарес продемонстрировала бейлербею, пребывавшему ту ночь в особо хорошем расположении духа, как именно она «модулирует» свои приказания в зависимости от необходимости и цели, которую она намерена достичь. Арудж пробует подражать ей — такая игра ему нравится — и повторяет приказания по-фламандски, стараясь найти верный тон и тщательно подбирая силу и окраску голоса. Потом маркиза с важным видом показывает, как надо делать последние предупреждения и выговоры, используя всякие выразительные междометия: ах, эх, ох, ух, эй, ой, ай и так далее. В различных комбинациях набор их может быть бесконечным. Маркиза гарантирует эффективность своего метода, уверяет, что и служанки, и слуги благодаря ему становятся смирными как овечки, выполняют приказания беспрекословно, понимают их буквально с полуслова и готовы в лепешку разбиться, чтобы сделать все, как нужно. Стоит только пуститься в длинные объяснения, как у прислуги развязывается язык, но на резкий и короткий приказ она реагирует немедленно. Шарлотта-Бартоломеа могла бы написать целый трактат об искусстве приказывать без малейших усилий и с максимальной эффективностью. Арудж-Баба хохочет как сумасшедший, просит маркизу продемонстрировать свое искусство еще раз, чтобы он успел повторить все за ней, потом оба исполняют этот экзерсис дуэтом, издавая то резкие, то гортанные звуки, переходят на едва слышный шепот или орут во все горло. Под конец Шарлотта-Бартоломеа просит угостить ее табачком: Комарес к нему равнодушен, маркиза же любит пожевать его вечерком в воскресенье. Эту привычку она переняла у одного из своих братьев, побывавшего в Новом Свете. Признание маркизы еще больше сближает их: и Шарлотта и Арудж с удовольствием жуют табак вместе.

Однажды стражники, охраняющие покои Аруджа, услышав урок правильного обращения с прислугой, который иностранка с особым подъемом дает бейлербею, решают, что наша парочка предается разнузданной оргии. Слух этот быстро разносится по дворцу, и вскоре уже все только и говорят, что о ночных свиданиях Аруджа-Бабы с Шарлоттой-Бартоломеа.

По правде говоря, огненная борода и шевелюра Аруджа, его любовь к выпивке и вообще его манера поведения и порывистость разжигают в душе Шарлотты охоту к более смелым забавам, тем более что маркиза, в конце концов, всего лишь невольница, и если бы между ними что-то произошло, ее вины, считает гранд-дама, в том не было бы. Но ничего такого не происходит. Арудж-Бабе такое и в голову не могло взбрести. Вообще-то ему нравятся разные женщины, и мальчики тоже, но Шарлотта-Бартоломеа вовсе не вызывает у него мыслей и желаний подобного рода.

Наконец слухи, продолжающие распространяться по дворцу, достигают ушей главной фаворитки бейлербея, и тут начинается светопреставление. Женщина впадает в истерику, капризничает, рыдает и рвет на себе кисейные одежды. Да, Баба может забавляться с маркизой как ему угодно, он хозяин и повелитель, но зачем же выделять ее, и если уж у него вдруг так переменился вкус, пусть официально назначит маркизу главной фавориткой.

Эта бурная сцена ревности приводит Аруджа в полный восторг. Не говоря уже о том, что рассерженные женщины бейлербею особенно нравятся, его ужасно смешит это недоразумение, ведь он и представить себе не мог маркизу де Комарес в своей постели, приносящую ему удовольствие или даже дарующую любовь. К тому же много лет обитательницы его гарема не выказывали такой ревности. Он чувствует себя кумиром, важничает, раздувает ссору еще больше, нарочно стравливая соперниц, пока наконец они не вцепляются друг другу в волосы, словно какие-нибудь скандальные прачки у водоема.

Но, как и обычно, любая забава, если она продолжается слишком долго, наскучивает. Так получилось и с Аруджем. Увлеченный другими мыслями и другими играми, он все реже принимает у себя маркизу, хотя никаких враждебных чувств к ней не испытывает и не отказывается от хереса, еще оставшегося в бочонках.

Шарлотта-Бартоломеа не сразу замечает, что ситуация изменилась, но все же чувствует, что ее отношения с бейлербеем дальнейшего развития не получат, а поскольку женщина она не глупая и не склонная предаваться слишком глубоким переживаниям из-за утрат, то утешается хотя бы тем, что обычно редко выпадает женщинам ее возраста: она испытала настоящее любовное томление, а ведь думала, что сердце у нее в груди уже давно забальзамировалось и затихло.

— Каких только чудес не бывает в этих экзотических странах! — говорит она себе, укладываясь спать и надеясь увидеть приятные сны. А по утрам ей даже просыпаться не хочется, чтобы подольше сохранить в душе образ своего героя.

Однажды на рассвете она вдруг просыпается от какой-то суматохи. Погустевший от пыли воздух сотрясают цокот копыт, звуки труб и рожков. Маркиза бросается на бельведер, и окрашенные хной волосы трагическим ореолом развеваются вокруг ее головы. Перегнувшись через перила, она видит, как Арудж-Баба уносится верхом со своей свитой неизвестно куда, навстречу Бог весть каким новым приключениям. «Пират остается пиратом!» — думает маркиза, вздыхая и любуясь удивительно эффектной картиной отъезда своего червонного короля.