Император жил только на вытяжках из жень-шеня. Он был настолько слаб, что иногда он засыпал прямо на стуле. Зато по ночам часто просыпался и сидел на постели в одиночестве. Но бессонница его больше не страшила — теперь он боялся заснуть из страха перед ночными кошмарами. Когда такое сидение становилось невыносимым, он подходил к столу и начинал просматривать стопки документов, которые каждый вечер приносили ему евнухи. Так он мог работать до полного изнеможения. Ночь за ночью я слышала, как он плачет от полной безнадежности своего положения.
В сад рядом с императорским дворцом доставили красивого петуха, чтобы он будил Его Величество на рассвете. Сянь Фэн предпочитал петушиное пение бою часов. Оперенье петуха было черно-зеленым, на голове красовалась высокая красная корона. Клюв его, загнутый наподобие крючка, и когти на лапах были как у стервятника. Он бросал на всех злобные, воинственные взгляды. По утрам он будил нас громкими криками, причем часто еще до рассвета. Эти крики казались мне очень энергичными и бодрящими, однако у Его Величества все равно не появлялись силы, чтобы подняться.
Однажды ночью Сянь Фэн швырнул кипу с документами на кровать и попросил меня на них взглянуть. При этом он бил себя в грудь и причитал:
— Любое дерево сойдет для того, чтобы на нем повеситься! Так чего же мне ждать?
Я принялась читать. Моего скудного образования едва хватало на то, чтобы разбирать смысл самых употребительных иероглифов, однако обсуждаемые в документах вопросы были у всех на слуху и уловить их суть не составляло труда. С тех пор, как я вошла в Запретный город, все разговоры здесь вертелись вокруг одних и тех же проблем.
Мне трудно вспомнить, когда точно император Сянь Фэн стал регулярно просить меня читать его документы. Мне так страстно хотелось ему помочь, что я игнорировала правила, согласно которым наложницам запрещалось совать нос в государственные дела. А император чувствовал себя настолько усталым и больным, что тоже не обращал внимания на запреты.
— Я только что приказал обезглавить нескольких евнухов, опиумных наркоманов, — однажды вечером сообщил мне Его Величество.
— А что они натворили? — спросила я.
— Чтобы добыть денег на опиум, они обворовывали императорскую сокровищницу. Я долго не мог поверить, что эта зараза проникла в мое окружение. В таком случае даже трудно себе представить, что творится во всей стране!
Я встала с кровати и подошла к столу. Он перелистывал страницы, лежащие толстой стопкой, и сказал:
— Я тут пытаюсь вникнуть в статьи договора, который навязывают нам англичане, но никак не могу сосредоточиться, потому что меня все время отвлекают разные мелочи.
Я почтительно спросила, могу ли я чем-нибудь помочь. Он бросил договор мне.
— Тебе тоже очень скоро опротивеет это чтение.
Я прочла весь документ с начала до конца не отрываясь. Меня всегда интересовало, какой силой владеют иностранцы, если с ее помощью они могут заставить Китай делать все, что им угодно, будь то открытие портов или продажа опиума. Почему, спрашивала я себя, мы не можем попросту ответить им «нет» и выгнать вон из страны? Но тут я понемногу начала понимать. Китайский император не вызывает у них ни малейшего уважения. Им казалось аксиомой, что император Сянь Фэн является слабым и беспомощным правителем. Однако тут же передо мной вставал другой вопрос: каким образом двор пытается справиться с ситуацией? И отыскать смысл в его действиях я не могла. Те люди, которые считались великими умами нации и стояли у руля правления, все время повторяли, что китайская цивилизация, которой больше пяти тысяч лет, сама по себе является силой. Они верили, что Китай по самой своей сути неуязвим. Вновь и вновь я читала в их слезливых докладных записках, что «Китай не может проиграть, потому что на нем покоится благословение Небес и он строится на Небесных моральных принципах».
Однако правда была столь очевидной, что даже я могла ее увидеть: несмотря на небесные предначертания, Китай многократно подвергался нападениям извне, и его император утрачивал свое достоинство. В отчаянии мне хотелось бросить в лицо всем этим сановникам и грамотеям «Неужели вы считаете, что указы императора Сянь Фэна способны остановить иностранное вторжение или обуздать крестьянских бунтовщиков?» Сколько времени потратил Его Величество на то, чтобы воплотить в жизнь фантастические планы своих советников!
День за днем я наблюдала за работой своего царственного мужа, как он изучает разные постановления и договоры. Каждый параграф в них доставлял ему нестерпимые мучения. Мускулы его лица напрягались, пальцы скрючивались, он хватался руками за живот, словно пытаясь выдавить из него внутренности. Он просил, чтобы я кипятила ему чай и подавала огненно-горячим. И пил эту обжигающую жидкость, не дожидаясь, пока она остынет.
— Вы же обварите все нутро! — в ужасе кричала я.
— Зато это помогает, — отвечал он, глядя в пространство безжизненным взглядом.
Я убегала в туалетную комнату и выплакивала там свое горе. Но стоило императору вернуться к работе, и боли начинали его мучить с новой силой.
— Что мне делать со своим телом? — спрашивал он каждую ночь, перед тем как лечь в постель.
— Завтра утром запоет петух, взойдет солнце, и все станет по-другому, — отвечала я, заботливо укутывая его простынями и одеялами.
— Петушиное пение мне уже опротивело, — жаловался он. — Впрочем, я его почти не слышу. Потому что гораздо явственнее слышу, как умирает мое тело. Стоит повернуть шею, и она скрипит. Пальцы рук и ног по утрам немеют. Легкие отказываются дышать. Очевидно, в них образовались какие-то дыры, которые с каждым днем увеличиваются. У меня такое чувство, словно в них поселились слизняки.
Однако видимость благопристойности мы должны были соблюдать неукоснительно. Пока император Сянь Фэн не умер, он должен был присутствовать на аудиенциях. Я забыла про сон и еду, только чтобы побыстрее читать документы и кратко пересказывать их Его Величеству. Мне хотелось превратиться в его шею, в его сердце и в его легкие. Мне хотелось, чтобы он вновь услышал петушиное пение и почувствовал тепло солнечных лучей. И в те моменты, когда я была с ним рядом и когда Его Величество чувствовал себя отдохнувшим, я позволяла себе задавать ему вопросы.
Я спрашивала о происхождении опиума. Мне казалось, что закат династии Цин начался тогда, когда в страну завезли это зелье. Частично история была мне известна, однако далеко не до конца.
Его Величество мне объяснял, что проникновение опиума в Китай началось на шестнадцатом году правления его отца, императора Дао Гуана
— И хотя мой отец запретил опиум, однако продажные министры и торговцы продолжали тайно заниматься своим бизнесом. К 1840 году ситуация начала выходить из-под контроля, половина придворных сама пристрастилась к опиуму или поддерживала политику по его легализации. Или делала то и другое одновременно. В гневе отец приказал положить конец опиуму раз и навсегда. Он призвал к себе самого надежного министра и возложил это дело на него. — Тут император сделал паузу и вопросительно посмотрел на меня. — Тебе известно имя этого министра?
— Специальный уполномоченный Лин?
Его Величество одобрительно покивал головой. Я рассказала ему все, что знала сама о специальном уполномоченном Лине, как он арестовал сотни торговцев опиумом и сжег многие тысячи фунтов контрабанды. Не то чтобы Его Величеству не были известны все эти детали, однако мне казалось, что, слушая меня, он вновь переживает тот далекий момент и испытывает от этого удовольствие.
— От имени императора Лин назначил определенный срок и приказал всем иностранным купцам к этому времени сдать весь свой опиум. — Я рассказывала с выражением, словно профессиональная актриса. — Но никто его не послушался. Тогда специальный уполномоченный Лин, который не собирался сдаваться, начал отбирать опиум силой. 22 апреля 1840 года Лин предал огню двадцать тысяч ящиков с опиумом и провозгласил, что Китай прерывает торговлю с Великобританией.