— Дорогу императорскому фениксу! — провозгласил посланник, и по его знаку моя семья в последний раз упала на колени.

Я заметила, что макияж у матери размазался, но она, уже не думая о том, как выглядит, утирала платком обильно текущие слезы.

В это время заиграл оркестр. Звук китайских труб был так громок, что у меня заложило уши. Впереди меня двигалась группа евнухов, которые стреляли в разные стороны хлопушками. Я шагала по ковру из кусочков красной бумаги, соломы, зеленых бобов и разноцветных сушеных фруктов. Я старалась прямо держать шею, чтобы с головы не упало ни одно украшение.

Меня бережно усадили в паланкин, и я еще больше почувствовала себя улиткой. Носильщики рьяно взялись за поручни, едва не выронив меня.

За воротами пришли в движение всадники. Знаменосцы несли флаги с изображением драконов и желтые зонтики. Среди всадников были и женщины, одетые в маньчжурские боевые костюмы XVI века. К их седлам была приторочена кухонная утварь, с которой свешивались желтые ленты.

Впереди всадников двигалось стадо животных, выкрашенных красной краской. Казалось, что это течет кровавая река. Приглядевшись повнимательнее, я разглядела среди них баранов и гусей. Мне объяснили, что эти животные символизируют долгосрочную удачу, а красный цвет — вкус к жизни.

Я опустила занавески, чтобы никто не видел моих слез. Надо было готовиться к долгой разлуке со своей семьей. Все случилось так, как хотела моя мать, пыталась убедить я саму себя. Мне вспомнилось одно стихотворение, которое она читала мне в детстве:

Воистину, память о нас наполняла меня счастьем. Мои воспоминания — вот все, что я уносила с собой из дома. Когда паланкин начал двигаться ровнее, я слегка отдернула занавеску и выглянула на улицу. Родные уже исчезли из поля зрения. Вместо них перед глазами столбом стояла пыль и сплошной стеной двигались одетые в парадную форму гвардейцы.

Внезапно я увидела Гуй Сяна. Он все еще стоял на коленях и лбом касался земли. У меня упало сердце, и я вскрикнула, словно китайская лютня, расколовшаяся прямо во время исполнения веселой мелодии.

В тот день, когда я стала императорской наложницей, праздничной церемонии я, в общем-то, и не видела. Я сидела в паланкине и только слышала, как на Воротах зенита бьют колокола.

Нюгуру была единственной из нас, кто вошел в Запретный город через Ворота божественной полноты — главного входа в заповедные императорские владения. Все остальные невесты входили туда через боковые ворота.. Мой паланкин пересек Золотой поток по одному из пяти переброшенных через него мостиков. Этот поток представлял собой границу запретных владений, а каждый мостик символизировал одну из пяти конфуцианских добродетелей: верность, стойкость, честность, скромность и почитание родителей. Потом я миновала Ворота правильного поведения и оказалась во внутреннем дворе, по размерам превосходящем все остальные в Запретном городе. Мой паланкин обогнул Тронный дворец, украшенный огромными резными колоннами и увенчанный великолепной многоярусной крышей, которая возвышалась над широкой беломраморной Террасой дракона.

Меня высадили из паланкина у Ворот божественного сияния. К тому времени наступил полдень. Почти одновременно сюда же прибыли и другие девушки: госпожи Юн, Сю, Мэй и Юй. Мы чинно оглядели друг друга и стали ждать.

Появились евнухи, которые оповестили нас, что император Сянь Фэн и императрица Нюгуру начали свадебную церемонию.

Я себя чувствовала не очень хорошо. Хотя с самого начала мне было ясно, что, по существу, я лишь одна из трех тысяч императорских наложниц, но все равно мне очень хотелось оказаться сейчас на месте Нюгуру, и я ничего не могла с этим поделать.

Вскоре снова появились евнухи и оповестили нас, что пора расселяться по отведенным нам апартаментам. Мое новое местожительство называлось Дворцом сосредоточенной красоты. Здесь я провела многие годы своей жизни. Именно здесь я узнала, что император Сянь Фэн распределяет между нами свою божественную сущность далеко не поровну.

Дворец сосредоточенной красоты был окружен столетними деревьями. Когда дул ветер, их листья громко шумели, рычали и ворчали. Это ворчание напомнило мне любимую поэтическую строку одного поэта: «Тело ветра можно увидеть сквозь колеблющуюся листву». Я попыталась сориентироваться. Вход во дворец находился с западной стороны, и, похоже, он был единственным во всем здании. Само здание напоминало храм, с высокими стенами и изогнутой крышей, покрытой желтой полированной черепицей. Все его колонны и балки были ярко разрисованы, наличники окон и дверей украшены резьбой символов плодородия: разные фрукты и овощи круглой формы, руки Будды, пышно цветущие растения, морские волны и облака.

Во дворе бесшумно появилась группа красиво одетых мужчин и женщин. Они бросились ко мне, и все как один упали на колени. Я глядела на них и не знала, чего они от меня хотят. Наконец один из них сказал:

— Наступил счастливый момент, госпожа Ехонала. Разрешите нам проводить вас во дворец

И тут я поняла, что все это мои слуги.

Но лишь только я приподняла край платья и собралась сделать шаг в сторону дворца, как услышала в отдалении ужасный грохот.

От неожиданности я едва не потеряла равновесие, и слугам пришлось подхватывать меня на лету. Мне объяснили, что это звуки китайского гонга, которые ознаменовали момент, когда император Сянь Фэн и императрица Нюгуру вступают в Великий брачный зал.

Об императорских брачных церемониях я много слышала от Большой Сестрицы Фэнн. По описанию мне были хорошо знакомы даже сама брачная постель и занавешивающие ее, сверкающие, как солнце, прозрачные шторы, покрытые знаками плодородия. Я знала даже о ярко-желтом шелковом одеяле, расшитом тысячью играющих детей.

Много лет спустя Нюгуру рассказала мне, что запах в императорской спальне стоял столь сладостный, что его ни с чем нельзя было сравнить. Этот запах исходил от самой брачной кровати, которая была сделана с использованием душистого сандала. Нюгуру вошла в спальню в сопровождении главного евнуха Сыма, который нес ее регалии. На голове у нее было три золотых феникса.

В день брачной церемонии Нюгуру вышла из паланкина возле Дворца земного спокойствия. Ее провели сперва в Зал материнского благословения, потом в другой, где она сменила одежду со светло-желтой на ярко-желтую, и лишь потом вступила в брачный покой. Голова и лицо ее при этом были покрыты накидкой из ярко-желтого шелка. В таком виде она подошла к императору Сянь Фэну, произнесла брачную клятву и отпила из свадебной чаши.

«Стены в брачном покое были красными, причем такими яркими, что я решила, что у меня что-то случилось со зрением, — с улыбкой вспоминала потом Нюгуру. — Сперва мне показалось, что комната пуста, потому что она была слишком большой. У северной стены стояли два трона, у южной — большая кирпичная кровать, которая подогревалась с помощью находящейся под ней жаровни».

Все это я и представляла себе так явственно: и место, и ритуал полностью соответствовали описаниям Большой Сестрицы Фэнн. Трудно было бороться с чувством какой-то обиды.

Я говорила себе, что для этого у меня нет никаких причин. Что с моей стороны подло испытывать зависть и тешить себя мыслью, что я достойна большего, чем мне уже даровано. Чувство горечи никак не хотело меня покидать. Я пыталась рисовать в воображении Пина и его омерзительные, почерневшие от опиума зубы. Но разум мой меня не слушался и шел своей дорогой. Мне вспомнилась мелодия из одной любимой оперы — «Любовь маленькой простушки». В ней рассказывалась история служанки и солдата, ее возлюбленного. Солдат подарил своей любимой в качестве свадебного подарка кусок мыла, и служанка была просто счастлива. Вспомнив эту сцену, я снова заплакала.