Я взглянула на дверь, на углубление в форме половинки арбуза, на каменный шар, готовый в это углубление скатиться.
Мой гроб был расписан белыми лилиями. Я решила посмотреть, открыт ли он. Он оказался закрыт, во всяком случае, я не смогла приподнять его тяжелую крышку. Почему его закрыли? Роспись на нём была не в моем вкусе. Фениксы какие-то неживые, узор слишком грубый, цвета крикливые. Будь я художником, я бы добавила сюда изящества и одухотворенности. Птицы бы у меня запорхали, а цветы зацвели.
Тут я заметила нечто, выбивающееся из всей этой гармонии. Плащ Ань Дэхая. Он постелил его здесь. Этот вполне земной предмет меня заинтересовал. Зачем Ань Дэхай оставил его в гробнице?
Послышались торопливые шаги, а затем взволнованное человеческое дыхание. Впрочем, я не была уверена, что все это происходит не в моем воображении.
— Ваше Величество! — раздался голос Жун Лу. — Уже полдень!
Не успев притормозить, он наскочил на меня, и мы упали на плащ Ань Дэхая.
Мы посмотрели друг другу в глаза, наши губы встретились.
— Это мой гроб, — зачем-то сказала я.
— Именно поэтому я и посмел... — Его дыхание обжигало мне шею. — Совсем не грех украсть мгновение у вашей вечности. — Его руки коснулись моего платья.
Я почувствовала, что слабею, что сознание меня покидает. С неба лилась мелодия музыкальных трубочек, привязанных к лапкам голубей.
—Уже полдень, — услышала я свой собственный голос
— И мы в вашей гробнице, — ответил он, пряча лицо на моей груди.
— Возьми меня, — сказала я, обнимая его за шею.
Он отпрянул назад, тяжело дыша.
— Нет, Орхидея.
— Почему? Почему нет?
Он не стал объяснять. Я умоляла его, говорила, что никогда не желала другого мужчину. Я пыталась вызвать жалость и сострадание. Я очень хотела принадлежать ему. В ответ он только без устали шептал:
— О Орхидея, моя Орхидея!
На другом конце туннеля послышался шум. Это закрывались каменные двери.
— Архитектор приказал их закрыть! — Жун Лу, как ошпаренный, вскочил на ноги, и, схватив меня за руку, бросился к выходу.
И все прежнее вернулось ко мне. В голове пронеслись картины прежней жизни. Вечные усилия по поддержанию видимости, притворство, улыбки, за которыми скрывались слезы. Долгие бессонные ночи, одиночество, которое высосало из меня все силы и превратило почти в привидение.
Жун Лу тащил меня изо всех сил.
— Пошли, пошли, Орхидея!
— Зачем? Мне этого совсем не нужно.
— Tун Чжи тебя ждет. Ты нужна династии. И я... — Внезапно, словно опомнившись, он остановился. — Я надеялся служить вам, Ваше Величество, до конца своих дней. Но если вы решили остаться, то я остаюсь с вами.
Я заглянула в его наполненные слезами глаза и прекратила сопротивление.
— Но мы станем любовниками? — спросила я.
— Нет, — ответил он дрожащим голосом, но все-таки твердо.
— Но ты хоть меня любишь?
— Да, моя госпожа, я готов отдать вам свое последнее дыхание, так я вас люблю.
Мы вышли на дневной свет и услышали за собой сперва рокочущий звук, а потом три глухих удара. Это каменные шары упали в предназначенные для них углубления.
При виде меня вся толпа бросилась на колени и долго и ожесточенно билась лбами о землю. Все в унисон повторяли мое имя. Тысячи людей лежали распростертые со всех сторон от меня, словно гигантский веер. Они истолковали мое желание остаться внутри гробницы как выражение преданности Его Величеству императору Сянь Фэну. Моя добродетель вызвала их благоговение.
И только один человек среди всех не преклонил колени. Он стоял поодаль, но я заметила его зеленое, расшитое соснами платье. Очевидно, он размышлял о том, какая судьба постигла его плащ.