— Нет… Впрочем, теперь я вспоминаю, как все было. Священник сотворил последнюю молитву, и Селимус хвастливо заявил, что суд над Миррен — его личная заслуга, — нахмурился Уил.

— Все верно. И тогда Миррен обратилась к нему с вопросом, с какой стати принц крови принимает участие в этом дешевом балагане.

— Он сказал, что это нужно в воспитательных целях и в качестве примера привел меня. Мол, чтобы стать настоящим военачальником, я должен научиться не бояться крови и человеческих страданий, — проговорил Уил, вспомнив события прошлого с такой беспощадной ясностью, словно это было вчера.

— От Миррен не ускользнула твоя ненависть к Селимусу, Уил. Она не могла призвать на помощь магию, но благодаря своим врожденным способностям тонко чувствовала настроение других людей. Моя дочь видела, что ты благородный человек, что ты презираешь того, кто заставил тебя наблюдать за истязаниями несчастной, оклевещенной девушки. В тот же день ей стало известно, кто ты такой, что ты близок к королю и обладаешь определенной властью. Ее выбор пал на тебя. Но именно я воспользовался тобой, сынок. Прости меня. Будь у меня возможность все исправить, поверь, я бы так и сделал.

— То есть вы не можете все исправить? — с грустью в голосе переспросил Уил. Он все еще не оставлял надежды, что, отыскав колдуна, избавится от колдовского дара.

Элизиус покачал своей огромной головой, выражая глубокое сожаление.

— Извини, но это невозможно. Повернуть жизнь вспять не удавалось еще никому, — сказал он и, поджав губы, умолк с удрученным видом. Затем все также молча встал и принялся убирать со стола посуду. Уил был готов лопнуть от бессилия и злости.

— Оставьте в покое эту чертову посуду! — воскликнул он в сердцах, схватив хозяина дома за длинную руку. — Ответьте мне! Я должен знать все до конца!

Элизиус повернул голову, глядя на тонкие женские пальчики, сжимавшие ему руку. Вот только сжимали они ее с таксой силой, что лишенная кровотока кожа под ними стала белеть прямо на глазах. Неожиданно Уил ойкнул и отпустил руку.

— Простите меня, Элизиус! Это такое тяжкое бремя… это сущее проклятие! — простонал он, вспомнив тех, кто стал жертвой магического дара.

Колдун вернулся к прежнему занятию. В комнате повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь позвякиванием тарелок. Уил угрюмо молчал. Элизиус взялся заваривать чай. Спустя какое-то время напряжение спало, и лишь Нейв поскуливал время от времени. Вернувшись за стол, колдун подсел ближе к Уилу и удивил его тем, что взял изящные руки Илены в свои огромные лапищи. Затянутые белесой пленкой глаза колдуна, как показалось Уилу, заглянули ему прямо в душу.

— Тебе не за что извиняться, Уил! Это я должен просить у тебя прощения, сынок. Я глубоко переживаю из-за того, что тебе пришлось вынести по моей вине. Мне, право, жаль, но я не в силах изменить то, чем тебя наделило волшебство. Обретя этот дар, ты навсегда стал его обладателем. Он никому не подвластен и живет собственной жизнью.

— Но как же мне остановить его действие? — беспомощно спросил Уил. Финч поспешил отвести глаза в сторону, не в силах вынести страдальческое выражение на лице Илены. Впрочем, ему самому от слов волшебника тоже сделалось грустно.

— Оно не вечно и остановить его можно, — успокоил гостя колдун.

Финч тотчас затаил дыхание. Что до Уила, тот буквально впился глазами в лицо Элизиуса.

— Скажите как! — прошептал он.

— Оно прекратится тогда, когда ты станешь тем, кем тебе предначертано стать. Тем, кем желала видеть тебя Миррен, — последовал ответ. Уил напрягся, зная, какие слова последуют дальше. И верно Элизиус произнес то, что его гость отнюдь не жаждал услышать: Властителем Моргравии.

Уил — а он за последний час пережил самые разные чувства — закричал. Это был протяжный вопль отчаяния. Даже сидевший в углу Финч сочувственно всхлипнул.

— Нет! — взмолился Уил. — Только не это! Прошу тебя, Элизиус!..

Колдун виновато понурил огромную голову.

— Прости меня.

В следующее мгновение Уил выскочил из-за стола и скрылся за дверью, Элизиус жестом велел Финчу оставаться на месте.

— С ним будет Нейв. Не беспокойся, с твоим другом ничего не случится.

Уил вернулся через несколько часов, такой же опечаленный, что и прежде, но уже гораздо более спокойный. Элизиус знал, далеко от дома он не уйдет, ему просто необходимо немного побыть одному, привести в порядок мысли и успокоиться.

Пока его гость бродил где-то поблизости, колдун отнес сонного Финча на кровать, которой до него воспользовался Уил. До рассвета оставалось еще несколько часов.

— Насколько я понимаю, ты намерен меня о чем-то спросить, — сказал колдун, когда Уил наконец вернулся. — Поставь чайник, чашка чая тебе не помешает. — Уил безмолвно отправился выполнять его просьбу. — А я пока подброшу в огонь дров.

В комнату вошел Нейв и улегся поближе к очагу. Хозяин поворошил угли, подбросил в очаг дров, и огонь разгорелся с новой силой. Элизиус сел в скрипучее кресло-качалку, сделанное его же собственными руками, и устроился поудобнее.

— Теперь я готов ответить на все твои вопросы, — сказал он, обращаясь к гостю.

— Почему вы решили, что я собрался их задать?

— Я практически слеп. Глазами мне служат другие существа. Нейв — мой любимый помощник, но я также использую разных зверей и птиц.

— А людей?

— Только в тех случаях, когда готов открыть им мои волшебные способности.

— Но, насколько я понимаю, этого вы никогда не делаете.

— Ты прав. К чему напрасно рисковать. Пользоваться животными куда безопаснее. Они никому не проболтаются.

— Но вы ведь использовали в своих целях Миррен.

— Только в ужасные минуты ее истязаний. Кстати, мне пришлось частично наделить ее колдовскими способностями. Иначе она не смогла бы вынести пытки, которым ее подвергали эти изверги.

Уил понимающе кивнул.

— Это ваш брат — если я, конечно, правильно все понял — сделал вас таким? — осторожно поинтересовался он.

— Да, он.

— Зачем?

— Потому что ненавидел меня. Увы, я слишком поздно понял, что он задумал.

— За что же он вас ненавидел?

— Я не поделился с ним моей тайной, умением общаться с животными и птицами. Еще в детстве мне стало понятно, что Рашлин безумен. — Элизиус задумчиво почесал огромный подбородок. — Он и в самом деле безумен. В детстве он был страшно жесток, жесток как никто другой.

Любопытство Уила достигло предела, и он не удержался от нового вопроса.

— Почему же он оказался неспособен делать то, что и вы, то есть общаться с животными?

— Мы были наделены разными способностями. Мои связаны с миром природы и всего живого. Рашлин… скажем так, обладал талантами иного рода. Мощь его чар вселяет ужас, а доставшись в дар человеку с жестоким, извращенным умом, они превратились в страшное орудие зла.

— А вашему колдовству он мог научиться?

— Конечно, мог, — ответил Элизиус. — Как и я — его умениям. Что, кстати, он мне сам предлагал сделать, правда, в обмен на мои знания.

— Для чего же ему понадобился язык зверей?

— Наверное, чтобы повелевать ими.

— Но какую цель он при этом преследовал?

Элизиус грустно улыбнулся.

— В конечном итоге он стал бы властителем всей страны.

Уил недоверчиво посмотрел на волшебника.

— Вы хотите сказать… он стал бы королем? Узурпатором?

— А что могло ему помешать? И почему бы не императором? Для начала, верховным правителем трех королевств? Имея в своем распоряжении магические силы, он легко смог бы стать нашим властелином.

— Так почему же он до сих пор этого не сделал? Имея власть над стихиями, он способен ввергнуть мир в хаос.

Элизиус задумчиво покачал головой.

— Похоже, мой брат выжил из ума. Я чувствую, что периоды ясного сознания случаются у него все реже и реже. Он пытается подчинить людей своему влиянию. Именно поэтому он и оказался в Скалистых горах при дворе короля Кайлеха. Рашлин всегда жаждал власти. Он же был младшим сыном в семье. Отец побаивался моих магических способностей, однако сильно любил меня, а я любил его. С Рашлином у него были сложные отношения. Отец нутром чувствовал его злобную сущность и часто вел со мной разговоры об этом. Как-то раз он попросил меня повлиять на брата, попытаться исправить его в лучшую сторону, даже если для этого потребовалось бы отнять у него колдовской дар.