Но и Селимусу проницательности было не занимать.

— Что ж, об этом следует подумать. Нам что-нибудь известно про ее отъезд?

— Лишь то, что один из ваших личных пажей, Джорн, сопровождал ее до самых ворот. Вполне возможно, что парнишке что-то известно.

Кобылица нетерпеливо рыла землю копытом, да и терпение самого короля тоже было на пределе. Впрочем, на лице его проступило выражение озабоченности.

— Джорн? Как я понимаю, это он принес ей мое послание, которое она должна отвезти в Бриавель.

Джессом изобразил гримасу, которая должна была означать следующее: ему неприятно то, что придется сейчас сказать.

— Ваше величество, меня мучают опасения, что Джорн, который прислуживал и вам, и Лейен — без вашего на то позволения, осмелюсь заметить, — также прислуживал Ромену Корелди, когда тот находился в Стоунхарте.

Эти слова тотчас привлекли внимание короля, на что, впрочем, и рассчитывал Джессом. Главное, намекнуть, а Селимус, стоит ему проглотить наживку, дальше сам возьмется за дело.

По монаршему лицу темным облаком скользнул гнев.

— Немедленно разыщите сопляка и бросьте его в темницу. Пусть как следует испугается, чтобы к тому времени, когда я вернусь с прогулки, он уже заговорил. Я доверяю вашему чутью, Джессом. Здесь действительно что-то нечисто.

— Всегда рад услужить, сир. — Джессом склонился в глубоком поклоне.

Селимус верхом выехал за стены замка.

Джорн сидел, сжавшись в комок, в холодной, сырой темнице, испуганный и сбитый с толку. Он работал в теплице, срывая фрукты для королевского завтрака, когда неожиданно на него накинулись двое солдат и бесцеремонно потащили за собой. В это утро Джорн специально встал пораньше, чтобы король, когда, разгоряченный и весь в пыли, вернется после утренней верховой прогулки, мог утолить жажду свежевыжатым соком. И вот теперь паж с грустью вспоминал, как, увидев рядом с собой солдат, от испуга уронил сочный, мясистый плод, а потом и вовсе наступил на него. Солдаты же, ничего не говоря, поволокли его в темницу.

Джорн, дрожа, обвел взглядом каземат. От испуга зрение притупилось. Он продолжал ломать голову, пытаясь понять, что такого натворил и чем навлек на себя гнев начальства. Почему его бросили сюда, в этот страшный каменный мешок, куда обычно сажают преступников?

Между прочим, но чистой случайности, это был тот же самый каземат, из которого десятью годами раньше палачи вывели на казнь Миррен. Вряд ли это что-то значило для Джорна, но если бы он внимательно осмотрел стены, то рядом с тяжелой дверью нашел бы странную надпись, нацарапанную на камне, которая наверняка навела бы его на определенные мысли.

На склизкой тюремной стене темнели четыре слова:

Отомсти за меня, Уил.

Юноша, чувствительный к действию магии — как, например, Финч, — на его месте наверняка приложил бы к ним ладонь и ощутил присутствие колдовских чар, при помощи которых эти слова были нанесены на камень.

Увы, даже обладай Джорн таким талантом — а в мире, где на магию смотрели свысока, считая ее предрассудком, такой талант был вещью редкой, — он все равно не смог бы сосредоточиться ни на чем другом, кроме собственного страха. Что он такого наделал, что его бросили в темницу?! Он мысленно перебрал события последних двух дней, пытаясь разобраться, какие ошибки совершил. И не обнаружил ни одной — за исключением разве что своей неразделенной любви к Илене Тирск. Приход канцлера отнюдь не вселил в него надежду, скорее, наоборот. Джессом с многозначительным видом расхаживал по коридору перед дверью в камеру, ожидая появления самого короля, и при каждом шаге цепь с государственной печатью покачивалась на его толстой шее.

— Пожалуйста, умоляю вас, канцлер Джессом, скажите мне, что я такого натворил! — умолял через железные прутья решетки Джорн.

— Ничем не могу помочь, мой мальчик, — отвечал тот, делая вид, будто сочувствует его беде. — Все это довольно запутано. Как ты понимаешь, речь идет о чем-то таком, что затрагивает самые высокие государственные интересы. Не знаю чем, но ты привлек к себе внимание короля — увы, далеко не в лучшем смысле.

— Но, канцлер Джессом, я верой и правдой служу его величеству. У меня и в мыслях нет, сир, причинять нашему любимому королю вред.

— Неужели?

Юноша закивал головой. Хотя страх сковал его волю, внутренний голос подсказывал, что разгадке чего-то недостает, причем чего-то важного. Он мог прочесть это по глазам канцлера.

— Ага, а вот и его величество, Джорн. Надеюсь, мы сможем прояснить это недоразумение, и ты уже к полуденному колоколу вернешься к исполнению своих прежних обязанностей.

— О, с радостью, канцлер! — воскликнул Джорн, ощущая прилив надежды. — Я готов сделать что угодно, лишь бы исправить ошибку.

— Молодец! А теперь возьми себя в руки. Идет твой король.

Джорну было слышно, как королевские сапоги чеканят шаг по каменному полу темницы. А вот слов он не разобрал, хотя по взрыву хохота тотчас понял, что король отпустил какую-то шутку, чем рассмешил стражу. До него вновь донеслась царственная поступь, и вскоре рядом с Джессомом выросла величественная фигура короля. Лицо Селимуса блестело капельками пота, и Джорн подумал, что его величество пожаловал к нему прямо с верховой прогулки. Судя по всему, секрет, который ему хотелось узнать, в данный момент был важнее отдыха. Король обратил на Джорна хищный, неприязненный взгляд. От страха юноша тотчас сжался в комок.

— Ваше величество! — приветствовал короля глубоким поклоном Джессом.

Джорн, напуганный так, как не пугался еще ни разу в жизни, бросился на колени.

— Ваше величество! — прошептал он, готовый сознаться в чем угодно.

Селимус обернулся в Джессому. Тот едва заметно кивнул, и от этого кивка Джорну сделалось не по себе. Селимус холодно улыбнулся. Если бы Джорн в это мгновение поднял взгляд, то сразу понял бы, что судьба его уже решена. Увы, он стоял на коленях, понурив голову, нервно сжимая и разжимая кулаки, в ожидании, когда король заговорит.

— Встань, юноша! — поднял его с колен сухой голос канцлера.

Джорн повиновался, хотя по-прежнему не смел поднять головы. К своему стыду он обнаружил, что от страха испачкал штаны.

— Посмотри на меня, юноша! — приказал король. Голос его был холоден как лед.

Джорн кое-как поднялся на ноги и наконец обратил на Селимуса полные слез глаза.

— Я не стану задавать много вопросов, — продолжал король, — но требую от тебя полной честности. Тебе нечего бояться, — солгал он.

Джорн кивнул. Во взгляде его читалось безмерное желание угодить королю.

— Да, ваше величество. Я обещаю вам, что скажу все, что вы пожелаете услышать.

— Что ж, отлично. А теперь, скажи, ты помнишь, кто ужинал со мной вчера вечером? Их было двое — женщина, а с ней мужчина по имени Аремис…

— Как же, конечно помню, госпожа Лейен! — не дал договорить королю паж, стремясь понравиться ему.

Селимус кивнул. Джессом злорадно улыбнулся.

— Скажи, правда ли, что ты прислуживал ей… не получив на то разрешения ни от меня, ни от своего начальства?

Джорн нахмурился.

— Я не прислуживал ей, ваше величество.

— Вот как? А мне сказали иное.

Джорн вцепился в железные прутья двери.

— О нет, сир. Я…

Он нахмурился, судорожно вспоминая события вчерашнего дня.

— Я выполнял срочное поручение одного из ваших советников, сир. В то утро мне как раз по делам надо было попасть в то крыло замка, где поселили госпожу Лейен. Я не нашел того, кого искал, и очень торопился.

Король и канцлер понимающе кивнули.

— Так вот… госпожа Лейен остановила меня, когда я бежал по коридору.

— И что ей надо было от тебя? — поинтересовался король.

— Совет, сир.

Джессом едва сдержал ухмылку.

— И что за совет?

— Это выяснилось лишь позднее к вечеру, потому что, когда она позвала меня в первый раз, я очень спешил по делам, и она это видела. Мы с ней обменялись лишь парой слов, сир. Тем более что я видел ее впервые.