Но в это время года город словно вымирал, что было только на руку приезжему. Уил направился к питейному заведению под названием «Четыре перышка». На его счастье Кидгер не обратил особого внимания на бородатого чужака, который осведомился о наличии свободных комнат. Фарил при необходимости умела говорить басистым голосом, который звучал вполне по-мужски и потому не вызывал подозрений. Из ее воспоминаний Уил знал, что на отработку этого трюка у нее ушли годы. Он мысленно поблагодарил свою убийцу за приложенные старания.
Уил заплатил вперед за постой и еду. Из кухни доносились аппетитные запахи, и он тотчас понял, что проголодался.
— Это у вас так вкусно пахнет? Чем же таким вы сегодня нас угостите? — спросил он.
— Хозяйка готовит рагу из барашка. А еще у нас есть цыплята на вертеле.
Оба предложения выглядели соблазнительно.
— Мне, пожалуй, рагу, — произнес он.
— Хорошо, сударь, — ответил Кидгер. — Вам его подадут ближе к вечеру.
Уил кивнул и направился в отведенную комнату, где рухнул в постель с таким удовольствием, словно та была покрыта пуховой периной и тонким полотном, а не изношенными едва ли не до дыр простынями поверх набитого конским волосом тюфяка. Тем не менее и постель, и комната были чистыми, а из открытого окна приятно тянуло свежим ветерком. Прежде чем лечь в постель, Уил намеревался раздеться и снять повязку с груди. Вместо этого его мгновенно сморил сон. Проспал он недолго. Примерно через полчаса его разбудило звяканье кастрюль под окном, а боль в груди напомнила о том, что прежде чем уснуть, он так и не освободился от повязок. Уил попросил прислугу приготовить ванну.
— Наши городские бани тоже неплохи, сударь, — сказала неприветливого вида девица, которой он велел принести горячую воду.
Уил понял, что девушка отнюдь не в восторге оттого, что ей придется тащить наверх корыто или ведро воды, и улыбнулся, как он надеялся, вполне дружелюбно:
— Знаю, но мне не хочется никуда идти.
С этими словами он протянул девушке две кроны. По местным меркам сумма была огромная.
— Ой, сударь, вы слишком…
— Бери, они твои, но не забудь про воду.
Девица расплылась в улыбке и быстро спрятала монетки под блузку.
— Сию минуту, сударь.
Что ж, кажется, сработало, подумал Уил. Если когда-нибудь придется разгуливать в обличье Фарил, можно воспользоваться этим же трюком.
Девушка не обманула. Вскоре посреди комнаты уже стояла внушительных размеров лохань с кипятком. Кроме того, служанка прислала наверх мыло и душистое масло. Уил поблагодарил двух малых, что притащили ведра с водой и лохань. Судя по всему, двух монет, что он дал девушке, хватило на то, чтобы та наняла себе лакеев.
Когда дверь закрылась, Уил сбросил с себя одежду. Он попытался развязать полоски полотна, которыми спеленал грудь, и когда те все-таки поддались его усилиям, вздохнул с неподдельным облегчением. Посмотреть на свое новое тело он так и не решился. Вместо этого Уил капнул в воду несколько капель душистого масла, после чего, на всякий случай проверив запор на двери, залез в лохань и, согнув ноги В коленях, сел в воду, стараясь не замечать изящные очертания женских ножек.
До того как заказать себе ванну, он позаботился о том, чтобы ему также прислали фляжку вина, и теперь, нежась в теплой воде, решил попробовать его. Нет, пара лишних монет не пропала зря, потому что вино оказалось приятным на вкус. Уил закрыл глаза и отрешился от всяких мыслей. В эти минуты для него существовала только теплая ванна, в которую было так приятно погрузить чужое усталое тело. Намочив брови и бороду — оставшаяся от Фарил память подсказала ему, что клей моментально растворится — он осторожно оторвал их от кожи и положил на стоящий рядом стул вместе с париком. Сейчас для него не было на свете ничего ценнее.
Вытащив из прически шпильки, Уил распустил волосы и слегка удивился их весу. Потом смахнул с лица тяжелые волнистые пряди. Куда только подевалась его собственная непокорная рыжая шевелюра! Как, впрочем, и аккуратный хвостик Ромена! Теперь его голову, ниспадая почти до пояса, украшали темно-золотистые локоны. Он не устоял перед искушением и еще раз потрогал их — на ощупь они были как шелк. Он помнил ощущение волос Фарил — они приятно щекотали кожу, когда она склонилась над ним, якобы для того, чтобы погладить, а на самом деле, чтобы нанести смертельный удар стилетом в самое сердце. Вспомнив тот удар, он вздрогнул от ужаса: первоначальное потрясение тотчас сменилось новым кошмаром — его душа настойчиво рвалась наружу из мертвого тела Ромена, чтобы переселиться в тело убийцы.
Уил устремил взгляд на противоположную стену, возле которой стоял небольшой комод. Там также находился столик с зеркалом, которое он старался не замечать. Меньше всего ему хотелось увидеть себя в женском обличье. Довольно и того, что он решился потрогать волосы — вот и все знакомство с новым телом.
Он вновь закрыл глаза, и мысли тотчас устремились к матери Миррен — та призналась, что обманула своего мужа. Если бы только отец Миррен знал, что растит ребенка, рожденного от другого мужчины! Вспомнилось, с какой печалью в глазах Лотрин отдавал своего новорожденного сына Кайлеху, хотя тот был не его собственным ребенком, а бастардом короля. Кайлех потребовал, чтобы малютку отдали ему — король намеревался воспитать из мальчика наследника трона. Уил покачал головой и задался новым вопросом — как же все-таки Кайлех обошелся с Лотрином? Владыка гор — мстителен; не похоже, чтобы он ограничился простой казнью главнокомандующего и своего бывшего друга.
Мысли о том, какие страдания выпали на долю Лотрина, заставили Уила вспомнить Элспит и данное ей обещание вернуться в Скалистые горы и разыскать ее любимого. Интересно, где она сейчас? Удалось ли ей подружиться с Иленой? Уил пал духом, представив, как две женщины путешествуют порознь, напуганные, переживающие гибель близких людей, несчастные и неприкаянные — и все по его вине. Он не сумел защитить их. Заставил терпеть лишения и муки, самим бороться за себя — до тех пор, пока он вновь не встанет на их защиту. Уил помолился всемогущему Шарру, чтобы тот как мог оберегал их.
Молитва настроила его на серьезный лад. Изо всех сил стараясь не смотреться в зеркало, Уил быстро завершил омовение. Пока ему недоставало смелости потрогать новообретенное тело. Он встал и потянулся за полотенцем. Лохань накренилась, не устояв на своем шатком основании, и в тот момент, когда Уил взмахнул руками, чтобы сохранить равновесие он, заметил в зеркале свое отражение. Вид обнаженного женского тела заставил его содрогнуться от ужаса.
Его едва не стошнило. Он поспешил закрыть глаза, и лишь когда тошнота прошла, рискнул открыть их снова. И вновь перед ним возникло отражение обнаженной красавицы. Ей, конечно, недоставало утонченности Илены или классической красоты Валентины, зато Фарил была наделена чем-то таким, чему было трудно подобрать название. Она буквально светилась уверенностью в неотразимости своих прелестей. Уил отметил про себя высокомерную улыбку, что играла на четко очерченных губах. Взгляд зеленых словно у кошки глаз был полон чувственности. Овальное лицо — немного смуглое, загоревшее на солнце. Но главный предмет ее гордости, подумал Уил, это, конечно, волосы. Будь это не так, она давно бы рассталась с ними, потому что в ее профессии они служили только помехой. Порывшись в остатках памяти Фарил, Уил обнаружил, что волосы были нужны ей для того, чтобы по-прежнему ощущать себя женщиной. Дело в том, что большую часть жизни она провела, выдавая себя то за одного мужчину, то за другого, и золотистые локоны напоминали ей о том, что несмотря на свое неженское ремесло, она все-таки принадлежит к прекрасному полу. Впрочем, тело ее тоже было прекрасно — женственное, но сильное. Судя по всему, она занималась бегом, чтобы поддерживать себя в нужной форме, предпочитая при этом горные тропы. Они не только закаляли мышцы, но и позволяли делать это вдали от посторонних глаз. Уил кивнул. Из Фарил вышел бы прекрасный солдат легиона. Те тоже постоянно занимались физическими упражнениями, отрабатывали боевые приемы. Его убийца предпочитала стилет, но, судя по всему, искусно владела мечом и луком.
