Тантра не могла сказать ни «да», ни «нет», ибо горло ее сжималось, она лишь кивнула и позволила ледяной руке вампира взять ее теплую ладонь и повести куда-то в глубь парка.

Они обошли замок, и Тантра увидела, что вдоль дорожки стоят мраморные статуи. То были женщины и мужчины. Все они были вампирами.

Дорожка вела меж залитых луною статуй к одной, крупней остальных.

Это был высокий стройный вампир в плаще. Кольчуга его, ножны и меч в опущенной руке говорили о том, что он был воином. Лицо вампира было не молодо и не старо, черты прямые, а глаза холодней, чем снег на вершинах Тиэльских гор. То был Первоначальный.

У ног статуи виднелась каменная плита.

— Отец под ней, — сказал Грэт почтительно.

Тантра обратила внимания на фонтан, бьющий неподалеку.

«Должно быть, это кровь», — равнодушно подумала она, привыкшая уже к вампирскому быту.

Но Грэт разрушил ее предположение. Он спокойно прошел к фонтану, взял невесть откуда два бокала и до краев наполнил их красным вином.

Один из бокалов вампир вручил Тантре, другой же оставил себе. Как-то странно, демонически блеснули глаза вампира в свете луны, заклятой здесь навечно быть полной.

— Ну, пей, — нетерпеливо сказал Грэт, когда его собственный бокал был уже полупуст.

Такого странного вина Тантра не пробовала никогда в жизни. Оно было на вкус обычным, разве что очень терпким, но странные чувства оно пробуждало в душе, точно такие же, как этот Черный замок в звездном небе, такой же пронзительно, до боли красивый.

И спутник ее показался Тантре таким же. Грэт остался тем самым, но нечто новое появилось в его облике, что-то, делающее его лицо в тысячу раз красивей, чем оно было. Может, лунный свет, вырисовывающий контуры вампира дивной серебряной кистью, а может, нечто такое случилось в душе Тантры, что она, не имея сил больше стоять, устало опустилась на неизвестно откуда возникшую сзади скамейку. Странное, неведомое ранее чувство разрывало ее душу на куски, одновременно прикладывая лед к горящей ране, остужая ее… И дрожь прокатывала по телу от осознания, что Грэт стоит рядом, смотрит на нее… Лед опустился на ее плечи…

Тантра подняла голову и увидела, что не лед вовсе на ее плечах, но Грэт протянул руку и поправил сбившуюся прядь, нечаянно коснувшись ее кожи.

— Я бы никогда не хотела покидать замок, — сказала Тантра.

— Да, но боюсь, скоро придется, — с сожалением сказал Грэт.

— Как? — нахмурилась Тантра.

— Тебе придется принять участие в войне, ибо лишь тебе будут подчиняться восставшие из могил мертвецы. Значит, ты будешь вместе с их армией. Конечно, прямо в битву тебя никто не пошлет, — поспешно добавил Грэт.

— Мне все равно, — безразлично сказала Тантра, но вдруг мысль пришла к ней в голову, и она оживилась. — Я давно хотела спросить… как же Гектор смог найти меня?

— Храм каждого города делает записи об умерших и рожденных в самом городе и окрестных деревнях. А потом копии этих записей отправляются в Катарианс, а в местном храме есть такая рутинная должность — переписывать в особую книгу и сортировать людей по году рождения. Гектор говорил, там тысячи таких книг. Умирает кто — его тут же оттуда вычеркивают. Нудная, должно быть, работа.

— А Гектор рассказывал… ну, о другой Тантре, которая родилась тоже пятого августа и тоже две тысячи седьмого года. Она, по идее, должна быть вычеркнута…

— Да, он рассказывал о Тантре Лиос, которая восемь лет назад пропала без вести. Она жила в Ильготе.

— А Гектор отправлялся в Ильгот? — взволнованно спросила побледневшая Тантра.

— Да. Там ему сказали, что дом Лиосов сгорел, а девочка пропала.

Тантра обхватила руками голову и застыла в такой нелепой позе.

— Значит, вот оно что… — прошептала она, — значит, из Ильгота я родом… Но это уже не имеет значения… Буду хоть знать, это уже неплохо…

Прошло несколько минут, и тоска, охватившая Тантру, снова постепенно утихла, уступив место чистому восторгу и печали, но печаль эта была не грустна, а возвышенна.

И тогда Тантра перевела взгляд на Грэта, и его угловатое серое лицо показалось ей самым прекрасным, что есть на этом свете. Сердце ее наполнилось теплом.

Судя по глазам, вампир думал точно так же, вглядываясь в черты Тантры.

Тотчас прохладная рука легла на шею Тантры, другая тихо проскользнула, обхватив за талию, и девушка вдруг поняла, что на руках вампира стремглав несется в небеса.

Тантра лишь вздрогнула, ощущая себя в воздухе, но не было ей страшно, потому что руки Грэта держали ее трепетно и крепко.

Ветер разметал его волосы и шевелил их, но Тантра лишь прикрыла глаза и прижалась щекой к груди вампира, надеясь, быть может, расслышать стук сердца. Конечно, то было иллюзией, ибо мертвые сердца не бьются, но ухо Тантры уловило слабый бой.

Они висели в воздухе, и Тантра глядела на расстилающийся внизу парк…

— Ты не находишь в нем загадки? — шепотом спросил Грэт, указывая на лежащие внизу мрачные верхушки.

— Нахожу. И в нем, и в статуях, и в Сетакоре… и в тебе.

— Во мне нет загадки, — усмехнулся Грэт, — я всего лишь вампир. Как холодная смерть.

Никогда еще в жизни Тантре не было лучше, чем сейчас. Ее сердце билось в сияющей радости, такой же чистой и ясной, как вечная луна над Сетакором.

— Если б ты был смертью, то быть мертвой было бы для меня непостижимым счастьем…

Хрустальный бокал, тихо звякнув, упал на могильный камень, и темное вино расплескалось, заполняя собой рунические печати.

Потянулись дни — настолько быстрые, что Тантра не успевала следить за ними. Она лишь изредка высовывала нос из комнаты Грэта, в своей же почти не жила. То время было заполнено теми двумя чувствами из тех, что более всего ценила Тантра в своей жизни: любовью и покоем.

Пройдут сотни, тысячи лет, и забытая сказка превратится в миф, но на всех фресках, изображающих легендарную Проклятую ведьму, рядом с девушкой с развевающимися черными волосами всегда будут изображать пепельноволосого вампира.

А пока они жили в замке и наслаждались самым счастливым своим временем, но самая неумолимая и загадочная вещь — это его ход. Настоящее — это миг между памятью и грядущим. Не успеешь оглянуться — вот бывшее вчера настоящим превратилось в память, а то, что когда-то приносило радость, сейчас же вызывает лишь досаду. Но странная, вызванная магией замка любовь была крепка, оттого и стали они героями тысяч легенд и песен, и не о битвах и воинах были те песни.

Но все чаще Тантра вздыхала, думая, что до двадцатого остается все меньше. День этот казался ей неким переходом между тихой спокойной жизнью, прогулками вместе с Грэтом и чем-то темным, пугающим. Сначала мысль об управлении толпой оживших мертвецов внушала ей отвращение и ужас, а потом… Тантра все чаще задумывалась о возможностях, которые подарит ей такое управление. Все меньше оставалось в ее душе от тихой деревенской девчонки и все больше — от Темной королевы, прозвища, которое дадут ей впоследствии, жуткой, загадочной, и, что греха таить, Тантре новый облик нравился куда больше.

Но вот настал этот день, двадцатое декабря две тысячи двадцать четвертого года, день Второго совета… но отчего день, если за окнами вечная ночь?

Тантра за круглым столом занимала почетное место. На девушке было белое платье — точно такое же носила Малия, волосы ее были аккуратно уложены, а на голове — небольшая изящная диадема. Грэт присел рядом и ободряюще положил свою руку на ее ладонь. Обожгло привычным любимым холодом, и Тантра благодарно глянула на вампира.

За столом собрались важные лица. Марет, одетый как король, в беседе участия вообще не принимал, и с его худого лица никак не сходило недоуменное выражение. Мальчик словно задавал себе вопрос: зачем я нужен здесь? Но почета, который ему оказывали, никогда не удостаивался его отец.