Когда до таверны остался один переход, Тантра остановилась. Ее зоркие глаза разглядели под стенами богатого дома белоснежную, пушистую, жирную кошку.

— Она не похожа на кошек, которых обычно держат ведьмы… те черные, худые и вообще не кошки, а бродячие коты… А эта… милое, раскормленное создание, не ведавшее в жизни ни единой горести… — Бормоча это под нос, Тантра подошла к кошке и опустилась перед ней на одно колено, поглаживая спину. Кошка довольно замурлыкала.

И тут железная хватка привычных к молоту рук сжала ей горло. Кошка дернулась, сдавленно мяукнула, а Тантра все смотрела на нее, и ее лицо в тот миг было страшно…

Чьи-то пухлые руки оттолкнули Тантру, кто-то всхлипнул под ухом, и через секунду чудом избежавшая удушения кошка была на холеных руках хорошо одетой бабы, а ведьма сидела на камне фундамента, прижимаясь спиной к стене дома и судорожно дыша.

Должно быть, выглядела она в тот миг жутко, потому что баба смотрела на нее с ужасом.

— Убирайся… — только и дернулись жирные губы.

Тантра поднялась, отряхнулась и, прошипев на прощание что-то грубое, удалилась, в глубине души дивясь неожиданной вспышке жестокости.

«Я чувствую, так до таверны и не дойду…» — подумала она, только бы не думать о кошке.

И тут чувство горечи наполнило ее душу, серые стены Мильгота вдруг точно сжались, стискивая сердце холодными коготками, и сам воздух стал удушлив. Чтобы не упасть, Тантра схватилась рукой за одну из этих стен, а грудь будто рвали на куски, такой была боль…

Пришла она в себя через несколько минут, когда холодные руки разжались. Тантра сидела на мостовой, а над нею опасливо возвышался проходящий мимо страж.

— Что с тобой? — спросил он, и жалость в его голосе давила подозрительность.

— Я… да нет… сейчас… — Она неуклюже, держась за стену, встала. Когда она увидела, что своими длинными ногтями оставила следы на штукатурке, ей стало вдруг одиноко.

Тантра подняла лицо к лоскутку неба. Заря уже сошла с него, оно было светло-светло голубым и дивно высоким.

«Что мне делать среди этих проклятых стен? Разве здесь мое место?» — подумалось Тантре. Кажется, ее губы что-то прошептали, потому что страж понимающе усмехнулся.

— Ворожишь, ведьма? Наворожи лучше себе здравие, бледна, как труп! — И посмеиваясь, он отошел.

Губы Тантры перекосила злая усмешка, и на миг ее лицо стало гримасой ведьмы, но потом складка у рта разгладилась. Тогда Тантра, вновь напустив на себя безразличный вид, встала и, добредя до дверей таверны, приоткрыла их.

В этот час там царил полумрак и пахло свежим пивом и хлебом. Воздух был раскрашен солнечными лучами и пылью, за стойкой стоял трактиршик, привычными глазу движениями вытиравший стаканы, три столика были заняты — неизвестные Тантре молодые парни поправляли с утра здоровье и с жаром обсуждали что-то.

Впрочем, нет — вон и один знакомый, сын хозяина трактира, слепой шестнадцатилетний парень, а рядом с ним его друг — хмурый здоровяк.

Тантра, купив хлеба и сыра, хотела было идти домой, как вдруг слепой беспокойно зашевелил головой и спросил друга:

— Кто там, женщина? Я слышу шелест платья.

— Это ведьма, — сказал здоровяк, и в его голосе не было злобы.

— Позови ее…

Но Тантра подошла сама.

— Здравствуй, — сказала она тихо — признаться, ей всегда жалко было этого паренька.

— Здравствуй. Как жизнь?

— Стараниями мильготцев все хуже и хуже. — Тантра села к ним за столик.

— Да, это печально, — вздохнул слепой, — но может быть еще печальней…

Тантра сдвинула брови.

— Угроза?

— Нет, предупреждение… — Слепой вдруг проворно схватил ее руку, подтянул Тантру к себе и прошептал. — Осторожней будь… люди на тебя когти точат… молись, чтоб никто в Инквизицию донос не накатал…

— А кто же тогда, интересно, кузнецом мильготским будет?

— Другого найдут.

— За столько лет не нашли — и теперь не найдут.

— Времена тревожные. Вампиры Грэта и вервольфья стая объединились.

— И что?

— А то, что они предложили колдунам присоединиться к их союзу.

— Откуда ты можешь знать? — изумилась Тантра — то же самое пару дней назад рассказал ей отец, заметив, что только нечистые ведают об этом.

— Они говорят, — слепой кивнул в сторону соседнего столика, — это заезжие инквизиторы. А еще они говорят, что это все добыли пытками из ведьм. И что теперь их будут искать гораздо строже. Так что тебе не сдобровать. Тебе лучше сбежать из Мильгота.

— Куда я сбегу с больным стариком?

Слепой пожал плечами.

— Я не знаю. Но иначе… — он развел руками, — мне жаль тебя, ведьма, — добавил он чуть погодя. — И… знаешь что… если ты решишься бежать, то эта таверна послужит для тебя временным убежищем…

«Все туже и туже затягивается эта петля…»

— Благодарю…

Тантра подхватила узелок с едой и, не сказав больше ни слова, бросилась прочь из таверны, хлопнув дверью.

Пока она дойдет до кузницы, я успею немного рассказать о Катарии и о народе, что с давних времен жил на берегах Великого Ниаса.

На северном берегу, сплошь покрытом лесами, обитали племена бледнолицых, голубоглазых и русоволосых охотников; на южном же — кочевники-скотоводы, главным богатством которых были бесчисленные стада.

За двадцать лет до начала исчисления один из северных вождей смог путем бесчисленных войн объединить под своей властью оба берега, изгнав кочевников в степи, ближе к пустыням. Шесть южных племен согласились войти в состав будущей Империи и осели на земле, остальные же одиннадцать — ушли к югу.

Того северного вождя звали Катарианс, как и столицу Катарии, со времени основания которой и ведется летосчисление…

Бывшие охотники большей частью начали заниматься земледелием, благо плодородные почвы юга позволяли. Смешавшись с оседлыми южанами, они и породили тот народ Катарии, что существует до сих пор.

Катария развивалась медленно, но главным ее счастьем было отсутствие всяческих соседей: на юге пустыни отгораживали ее от мира, на севере — густые, бесконечные леса, на западе — скалистый обрыв без дна, а на востоке — Тиэльские горы. Тысячу и двадцать лет жил народ катарианский в мире, пока на свет не появился первый вампир, сам себя назвавший Первоначальным. Даже сподвижники его не знали, откуда взялась в нем жажда крови и боязнь света. Тогда же родился от связи человеческой женщины и волка первый вервольф, обладавший способностью по своей воле менять облик. Чародеев, умевших бороться с нечистью, прозвали Инквизицией, а простым людям строжайше запретили практиковать магию…

Число нечисти все множилось, однако в Битве у могилы большая часть их была уничтожена, остальные же сбежали далеко на север. Вервольфы начали вести волчий образ жизни, удаляясь от человеческого подобия, а остатки вампирской орды во главе с Первоначальным воздвигли магией замок Сетакор, где и тянут годы бессмертия до сих пор…

А теперь, в конце 2024 года, те вампиры, что появились на свет после свержения Первоначального (вампиром становился не по обряду похороненный самоубийца) объединились с вервольфами в Союз против людей и зовут к себе ведьм…

«Слабые попытки… глупо… люди раздавят их…» — думала Тантра, заходя в кузницу и велением мысли зажигая очаг.

Инструменты, повинуясь ее взгляду, завертелись в работе, а девушка села на скамью и задумалась.

«А ведь я и вправду могла бы попробовать бежать… найти вервольфов… Но отец не выдержит пути через лес».

Монотонный стук молота о наковальню раньше успокаивал Тантру, теперь же она не находила себе места.

«Я могла бы убежать… если б не отец… а, все равно его жизнь кончена. Да и моя… жаль, что ничего не изменишь…»

Чувствуя себя разбитой и уставшей, Тантра ушла из кузницы, не доделав работу до конца.

В глубине леса есть поляна, которую покрывает высокая трава, имеющая рост в полчеловека. Инквизиторы избегали заходить туда, рассказывая сказки о змеях, — на самом же деле их останавливал страх перед вервольфьим городом.