Сатур почтительно улыбался, прямо смотря большими голубыми очами в узкую серость глаз своего господина.

– Где этот человек? – надменно спросил магистр, отпивая из серебряного кубка.

– Отрава. Я всегда говорил, что любое вино в Мизии или Дакии – хуже дрянного уксуса. Кислое, как кровь перса.

– Он прибыл, мой светлейший господин, и ждет твоих указаний.

Магистр ядовито засмеялся, почесывая гладковыбритый жирный подбородок.

– Где ты ходишь? Зови его немедленно. И еще! Уже полдень. Выдай моим букелариям пшеничного хлеба. Трибуну скажи, что я скоро смогу с ним поговорить. Пусть не дрожит как застывшая собака.

Сатур вернулся через минуту. В комнату вслед за ним вошел белобородый гот. На его лице читались тревога и усталость.

– Говори!

– Я привес тебе то, что ты просил, господин! – охрипшим голосом произнес варвар. – Это нерадостные вести. Даврит перейдет Дунай этой весной. С ним будет не менее 20 тысяч воинов: склавин, гуннов и готов. Он поведет их в глубь страны, до стен Константинополя, а может и дальше.

– Ах, – с горечью вырвалось из груди Феодота. – Это точно?

– Да, благородный магистр.

– Беспокойное будет лето, – проворчал Фритигерн.

– Что тебе еще известно наверняка? Где склавины перейдут реку?

– Вместе с жизнью я вырвал из приближенного Даврита место. Восточнее Ротиория склавины устроят переправу, едва только солнце согреет воду в Дунае. Там они и ступят на землю империи. Склавины знают, насколько плохо защищены римские рубежи. Им известно, что цезарь воюет с Сасанидами, перебросил многие силы в Азию, а Дунай оставил на попечение дуксов. В империи Даврит рассчитывает на поддержку уже переселившихся соплеменников, голого люда и разбойничьих шаек.

– Значит не набег, – прошептал магистр. Скривились тонкие уста, показав на мгновение желтоватые клыки. Взор сделался ядовитым и напряженным. – Я благодарю тебя. Иди и молчи. Сатур, прикажи хорошо накормить его и выдай 10 солидов выше обещанного. Отныне этот человек мой букеларий.

– Благодарю тебя, мудрый Феодот! Мой меч послужит тебе верно.

Короткий толстяк и гот вышли. Магистр повернулся к Фритигерну. Сказал размерено:

– Об этом я не могу писать в столицу. Денег нам не дадут, а спросят втрое строже обычного. Если склавины перейдут Дунай, будет нелегко их остановить. Но если император сможет обвинить меня в том, что я хорошо знал планы врага и не разгромил его одним ударом, то полетят наши головы. И моя, и твоя.

– Зачисляй лучших пограничников в полевые войска. Только как убедить их провести лето не в полях, а на маршах и в битвах? Тиверий не одобрит таких дорогих милостей. Кто будет платить всем этим новым полевым солдатом?

– Значит надо выставлять их вперед в бою, а за спиной держать лучших воинов. Твоих, например?

– Выходит так.

– Но деньги… деньги… Где этот трибун? Позовите моих людей.

Шум с улицы проникал теперь всюду. Букеларии Феодота похватав оружие, плотно закрыли ворота дома трибуна XI дакийского конного номера. Фритигерн разъяренным басом отдавал во дворе приказы, перекрывая голоса пограничных солдат окружавших жилище, отделенное от поселения невысокой изгородью.

Остолбенев, стояли перед магистром командиры бунтовавшей части, знатные юноши из военной свиты и приближенные.

– Не может быть, чтобы собралась целая толпа! – кричал магистр. – Сейчас не время для сходок! Кто все это устроил? Отвечайте, римские центурионы, безбожные хранители древней славы![68] Вы что допустили мятеж в моем присутствии? Прямо сейчас? Здесь? Это бунт, Гонорий?

– Ходят разные слухи… – испуганно пробурчал трибун XI номера. – Воины не знают, зачем ты приехал сюда, светлейший Магистр…

– Что это значит? Где мои букеларии, Фритигерн?

– Он поднимает людей. Мы готовы тебя защитить, если потребуется, – грозно ответил молодой иллириец стоявший во главе небольшого отряда у входа в зал. – Никто не пройдет через ограду, оставшись живым.

– Вот от кого есть толк! – магистр грозно затряс пальцем перед лицами встревоженных командиров. – Вот кто действует, а не рассуждает.

Круглые щеки Феодота нервно замялись. Плечи дернулись. Рот раскрылся.

– Нет, нет! Не будет никакого бунта! Спаси господь! Просто солдаты требуют, чтобы им все объяснили. Они не хотят идти на войну, – взволнованно принялся объяснять происходящее трибун.

– По воле бога и императора, я тебя спрашиваю, Гонорий, это пеший полк или конный? Скажи мне, почему по спискам у тебя значится 890 человек, а показать мне ты можешь только 300 пехотинцев и 50 всадников! 50 конных? И при том сейчас они устроили мятеж! Что они кричат?

– Они хотят видеть тебя, светлейший, – почтительно ответил красивый темноглазый мужчина в дорогом синем плаще из свиты магистра.

– А еще и вы! – гневно бросился Феодот на своих приближенных. – Вы раздразнили этот сброд своими похотливыми домогательствами их жен, своими праздными речами. Вы разоделись как питухи! На вас золота и рубинов больше, чем пыли под ногами бродяг!

Красавец горделиво поднял голову. Выставил вперед изящно завитую бороду. Вспомнив про его родственников при дворе, магистр остановился, нервно обрушив вниз кулаки. «Сгореть мне в аду!» – мысленно бросил он сам себе. Швы на его тунике треснули от напряжения тела. Страх смешивался с гневом, а ярость переплеталась с бессилием отменить навязанную, совсем не нужную ему войну.

– Не беспокойся, господин. Мы в безопасности. Поговори с солдатами, – размеренно произнес Сатур. – Выслушай, что они хотят. Прими мудрое решение.

Щеки магистра моментально перестали трястись. Губы снова соединились, спрятав некрасивее зубы. Усыпанные перстнями пальцы с хрустом сложились в кулаки. «Что я не знаю, чего они хотят? Им нужны деньги», – подумал Феодот.

Через час магистр появился на площади в центре селения. Мягкое тело командующего войсками Фракии покрывал жаркий плащ на волчьем меху. Вокруг стояли крепкие телохранители-варвары, сложив руки на рукояти мечей. Снег лежал вокруг тонким истоптанным ногами сотен людей слоем.

– Чего вы хотите, храбрые защитники империи? – негромко произнес магистр, а зычный голос молодого иллирийца повторил сказанное.

Разлившись по толпе слова, быстро вернулись шумовым эхом, в котором Феодот различил немало известных ему вопросов.

– Что ты нам привез, стратег? Куда ты собираешься нас вести? Где наше жалованье, магистр? Отвечай! На какой край посылает нас август?

Постаравшись отрешиться от всех этих навязчивых голосов, Феодот вспомнил, как прекрасен цветущий сейчас на юге миндаль, как нежны распускающиеся ромашки. Вновь захотелось вдохнуть бегущий с моря воздух Македонии, упасть, как годы назад, на траву сладко целуя медовые уста женщины.

– Мы хотим знать! – голосила толпа, в которой опытный глаз магистра насчитал до полутысячи вооруженных людей. – Ты хочешь вести нас в Азию? Мы не пойдем! Где наше золото?

Феодот поднял руку, требуя тишины. Когда толпа стихла, он вышел вперед.

– Богом данный нам цезарь, соправитель славного августа Тиверий послал меня сюда, чтобы принять лучшие пограничные номера под свое начало. Вот его эдикт! – магистр вновь поднял руку. Стиснул в пальцах свиток.

Толпа загудела.

– Чего ты хочешь, магистр? – разгадал Феодот главный вопрос в потоке голосов.

– Вы всегда верно служили Юстину, будьте верны и его сыну – Тиверию. Вас не пошлют на Восток. Вы нужны империи здесь.

– Мы никуда не пойдем от своих домов и своей земли!

– Варвары вели себя тихо в прошлое лето. Мне известно, что одну из немногих дерзких шаек перебравшихся через Дунай вы смогли разметать, сохранив собственность благородного рода. Мудрый Тиверий видит в вас опору. Вы защита империи! На вас смотрят с надеждой.

Пафос удался, но не произвел впечатления. Солдаты продолжали с недоверием смотреть на магистра. Некоторые из них вновь стали кричать: