К счастью для Актис, варвары не докучали ей. Одевалась она сама, ухаживала за своей внешностью тоже. Служанки, вернее рабыни, когда-то захваченные на войне с другими племенами, лишь приносили ей еду и питьё несколько раз в день. Они не говорили ей ни слова, лишь молча выполняли свои обязанности и уходили. Актис не делала попыток договориться с ними. Её вполне устраивало одиночество. Зато она чувствовала, что за ней следят. Чьи-то невидимые глаза внимательно наблюдали за каждым её движением и днём, и ночью. Поэтому, когда римлянку беспокоили мысли о самоубийстве, она понимала, что ей не дадут сделать этого.

Одиночество. Вот с каким чувством Актис встретила новость, что у неё будет ребёнок. Венуций сделал своё дело. Сделал и исчез. Конечно, не навсегда, но сейчас его нет. Всё-таки, несмотря ни на что, он был единственным близким для Актис человеком в её одиночестве. А теперь он ещё стал и отцом её ребёнка.

Сначала мысль о том, что она станет матерью, да ещё матерью ребёнка варвара, которого будут готовить к великим делам, о которых Актис слышала от сестры Венуция, привела её в ужас и смятение. Она почувствовала такое презрение к себе, что слёзы чуть не задушили её отчаянием и муками совести.

Но день проходил за днём, складываясь в недели, Актис понемногу успокоилась и привыкла к мысли о том, что она будет матерью. Всё больше и больше она думала о ребёнке. Ей стало нравиться чувствовать в себе что-то новое, то, что вроде и принадлежало ей, и в то же время жило само по себе. Временами Актис даже казалось, что она видит его своего ребёнка, хотя прошло совсем мало времени. Но Актис чувствовала его каждым нервом и старалась двигаться, как можно более осторожно и плавно, что впрочем не вызывало у неё особых усилий, а наоборот, причиняло тихую радость.

Актис вдруг обнаружила, что она не одна в этом жестоком мире, населённом враждебными существами. Не одна, а с ним! Одиночество кончилось, когда она поняла это. Стало намного легче. Появились совсем другие мысли, куда более приятные и спокойные. Даже где-то в глубине души появилось что-то похожее на благодарность к Венуцию. Нет, конечно, за то, что он изнасиловал Актис, пользуясь её невменяемостью, она не чувствовала ничего кроме ненависти, досады и злости. Но он заплатил ей за это, тем, что сделал её счастливой по-другому. Действительно, Актис была счастлива, что у неё будет ребёнок. Невероятно, но ей это нравилось. Она была счастлива, что подарит жизнь кому-то чрезвычайно близкому и родному. Это поднимало намного ступеней её значимость в этой жизни. Она не просто предмет, которым пользуются мужчины, которые по воле судьбы владеют ею, не рабыня, на которой можно жениться по случайности, а потом взять в плен в бою, и снова пользоваться по прихоти и неуёмному желанию. Нет, сейчас она что-то важное и значимое. И пусть всего лишь для одного, её, да не оформившегося существа, о котором никто кроме неё не знает. Всё равно Актис этого вполне достаточно.

Актис уже не страдала от своего положения. Она успокоилась и прекрасно понимала, что у римлян ещё недостаточно сил, чтобы добраться до Сегедуна. Клодий невероятно далёк от неё. Да если бы даже он сейчас появился с легионерами и освободил её, что она ему сказала бы? Как бы она объяснила свою беременность? Ей нечего было бы сказать. А счастье освобождения легко могло бы превратиться в ненависть Клодия к ней, за то, что она предпочла измену ему смерти. Приходя к таким выводам, Актис боялась и не очень желала свободы. Хотя и варваров она боялась не меньше. Женщина находилась между двух огней. Оба выхода сулили неизвестность и беду.

Но королева варваров нашла третий выход. Она просто всеми силами старалась не думать об этом. Так было легче. Самообман очень хорошее лекарство. Оно помогает многим, помогло и Актис. Она думала только о себе и о будущем ребёнке. Всего остального словно не существует. К ней никто не лезет с расспросами, никто не велит и не приказывает. Такая жизнь пока вполне устраивает пленницу и королеву.

Но такая жизнь продолжалась недолго. До тех пор, пока не стало заметно, что Актис беременна. Хотя молодая женщина старалась как можно дольше скрывать это, время шло, и изменение стройной фигурки Актис стало невозможно скрыть. Она сильно похорошела, и если бы в этой глуши можно было бы найти зеркало, то она бы это увидела. В чашке с водой, в которую сморят британки, многого не увидишь.

Зато это увидел Венуций. Он ненадолго вернулся из поездки по северным племенам, где вёл горячую агитацию за поход на римлян. К сожалению, для него северные племена были слишком заняты борьбой между собой, а перспектива завоевания их римлянами казалась им довольно нереальной. Рим ещё не овладел до конца центром острова, и поэтому вряд ли пойдёт на север. К тому же некоторые из князей не хотели признавать власть в этом походе Венуция, которого они считали выскочкой. Молодой король вернулся расстроенный и взбешенный таким безразличием к судьбе Британии.

Но когда король увидел свою королеву, которую он почти не вспоминал в поездке, он позабыл все свои неудачи. То, что она ждала ребёнка, произвела на него сильное впечатление. Он поверил окончательно во все предсказания Вирки и исполнился нежностью к супруге. Однако, как истинный сын своего племени, он не показал, что в его сердце поселилась любовь к жене, а всего лишь сделал вид, что рад предстоящему рождению ребёнка.

Тщательно осмотрев Актис, три старые и самые уважаемые повитухи племени заявили, что родится мальчик.

— Посмотри на свою жену, — прошамкала беззубым ртом одна из них, — посмотри какая она красавица. Я за всю свою жизнь не видела такой красоты. Только мальчик дарит женщине красоту. Девочки всегда сами забирают её у матери, и те дурнеют. Жди охотника и великого воина, короля!

Венуций усмехнулся, но не смог скрыть своей радости при этом известии. Он приказал приставить к Актис ещё трёх рабынь, а повитухам велел следить за здоровьем днём и ночью, сказав, что они отвечают своей жизнью за будущего героя Британии.

В одни из прекрасных летних дней, когда солнцем пронизан воздух, а небо было голубое, как никогда, в покои королевы вошла Суль.

— Здравствуй королева, — радостным голосом приветствовала она жену брата. — Радостная весть прилетела ко мне. Ты даришь нашему королю сына?

— Привет тебе, Суль, — ответила Актис. — Я рада видеть тебя.

— Я буду с тобой. Так велел мой брат.

Девушка разговорилась с королевой. Сейчас в ней не было такой осторожности, как раньше. Бригантка разговаривала с королевой, как настоящая сестра. Актис это было приятно. Она тоже увлекалась разговором, и между ними начали созревать первые ростки дружбы.

Затем, ближе к вечеру, к королеве зашёл брат короля — Пролимех. Он тоже дружески поговорил с Актис, поклялся быть ей таким же верным другом и оруженосцем, как и Венуцию. После него, как по команде, пошли к королеве остальные, даже те, кто ещё вчера не замечал присутствия Актис. Удивительно, никто будто бы не помнил, что Актис когда-то была римлянкой. Они разговаривали с ней на своём языке и не ждали ответа. Сказав всё, что хотели, удалялись.

Последним пришёл Мэрлок.

Его-то меньше всего Актис хотела бы видеть. Она вздрогнула от страха и поёжилась. Мэрлок заметил это и улыбнулся. Он видел, какой ужас он вызывает у римлянки, и наслаждался этим. Страх и почтение соплеменников его удовлетворяли во много раз меньше, чем ужас этой чужеземки.

— Не надо бояться, королева, — начал он приглушённым голосом, от которого сердце римлянки забилось, как пойманная птичка. — Я пришёл поблагодарить тебя за то, что ты оказалась достойна доверия богов и нашего доверия.

Актис молчала. Она инстинктивно боялась этого человека, хотя ничего и не знала о его намерениях по отношению к ней.

— Мы рады, что правильно поняли волю богов и не ошиблись в их выборе, — продолжил друид. — Ты прекрасно справилась с первой задачей. Но теперь перед тобой более важная и сложная цель. Нужно правильно выносить ребёнка, а затем нормально родить его. Если бы на твоём месте была бы женщина моего племени, я так бы не волновался. Но ты — чужая. Ты римлянка. И я не знаю, способна ли ты на столь сложное дело, как рождение избранника богов.