Первая эпоха борьбы с саботажем заключалась в беспощадном разрушении организации саботажников. Это было необходимо, и потому правильно.
Сейчас, в период, когда власть Советов обеспечена, борьба с саботажем должна выражаться уже в том, чтобы вчерашних саботажников превратить, где это нужно, в слуг новому режиму, в исполнителей, в технических руководителей. Если мы с этим не справимся, если не привлечем все необходимые силы и не поставим их на советскую службу, то наша вчерашняя борьба с саботажем, борьба военно-революционная будет тем самым осуждена, как совершенно напрасная и бесплодная.
Как в мертвые машины, так и в этих техников, инженеров, врачей, учителей, бывших офицеров вложен народный национальный капитал, который мы обязаны эксплуатировать, использовать, если, вообще, хотим разрешить основные задачи, которые стоят перед нами.
Демократизация состоит не в том вовсе – это азбука для каждого марксиста, – чтобы совершенно упразднять значение квалифицированных сил, значение лиц, обладающих специальными познаниями, а только в том, чтобы, по необходимости, замещать их выборными коллегиями, главным образом, как органами контроля.
Выборная коллегия, состоящая из самых лучших представителей рабочего класса, но не обладающих необходимыми техническими познаниями, не может заменить одного техника, который прошел специальную школу и который знает, как выполнять данное специальное дело. Тот разлив коллегиальности, который ныне наблюдается у нас во всех областях, является естественной реакцией молодого революционного, вчера еще угнетенного класса, который отбрасывает единоличное начало вчерашних повелителей, хозяев, командиров и везде ставит своих выборных представителей. Это, говорю я, совершенно естественная и в источниках своих здоровая революционная реакция. Но это не есть последнее слово хозяйственного государственного строительства пролетариата.
Дальнейший шаг должен заключаться в самоограничении коллегиального начала,[168] в здоровом и спасительном самоограничении рабочего класса, который знает, где может сказать решающее слово выборный представитель самих рабочих, и где необходимо дать место технику, специалисту, вооруженному известными познаниями. На него нужно возложить при этом большую ответственность и взять его под бдительный политический контроль. Но одновременно необходимо специалисту предоставить возможность свободной деятельности, не стесненного творчества, потому что ни один сколько-нибудь способный, даровитый в своей области специалист не может работать, подчиняясь в своей специальной деятельности коллегии людей, не осведомленных в этой области. Политический коллегиальный советский контроль нужно вводить всюду и везде, но для исполнительных функций необходимо назначить специалистов-техников, ставя их на ответственные посты и возлагая на них ответственность.
Те, которые боятся этого, бессознательно относятся с глубоким недоверием к советскому режиму, думают, что привлечение на технические специальные посты вчерашних саботажников грозит самим основам советского режима; они не отдают себе отчета в том, что не о какого-нибудь инженера или вчерашнего генерала может споткнуться советский режим: в политическом, в революционном, в военном смысле советский режим непобедим, – но он может споткнуться о свою собственную неспособность справиться с творческими, организационными задачами.
Необходимо извлечь из старых учреждений все, что там было жизнеспособного и ценного, с целью запрячь в новую работу.
Если мы этого, товарищи, не сделаем, то с нашими основными задачами мы не справимся, ибо в кратчайший срок выдвинуть из своей среды всех необходимых специалистов, отбросивши все, что было накоплено в прошлом, решительно невозможно.
В сущности говоря, это было бы то же самое, как если бы мы сказали, что все те машины, которые доселе служили для эксплуатации рабочих, мы теперь отбрасываем. Это было бы безумием. Привлечение ученых специалистов для нас так же необходимо, как взятие на учет всех средств производства и транспорта и всех вообще богатств страны.
Повторяю, нам надо, и притом безотлагательно, взять на учет техников-специалистов, которые у нас есть, и ввести для них трудовую повинность, предоставивши им в то же время широкое поле деятельности под нашим политическим контролем.
И здесь, товарищи, перед нами вырастают те затруднения субъективного характера, о которых я упоминал и которые лежат в самом рабочем классе. Здесь тоже сказываются прошлые века русской истории, дают себя знать те времена, когда массы народные были придавлены к земле, обобраны материально и духовно и лишены необходимейших навыков управления.
Мы и раньше знали, что нам не хватает необходимой организации и дисциплины, т.-е. необходимой исторической школы. Но это нисколько не мешало нам с открытыми глазами идти к завоеванию власти. Мы были уверены, что всему научимся и все наладим.
Теперь, взявши власть в свои руки, мы, представители рабочего класса, должны совершенно ясно и честно отдать себе отчет в том, каковы наши внутренние грехи и недочеты, которые представляют собой величайшие опасности для дела социалистического строительства.
Они имеют, как сказано, свое историческое объяснение, которое покоится в старом «сплошном» мужицком быту, когда не было еще пробужденной свободной, самостоятельной человеческой личности, а была, по выражению Глеба Успенского, «вобла», сплошная масса, которая жила и гибла, как живет и гибнет сплошная масса саранчи. Революция, пробудившая человеческую личность из ее подавленного состояния, естественно, на первых порах, придала этому пробуждению крайний, если хотите, анархический характер. Это пробуждение элементарнейших инстинктов личности имеет нередко грубо-эгоистический, или, говоря философским термином, «эгоцентрический» характер. Вчера еще человек массы, он был ничем, рабом царя, дворянства, бюрократии, придатком машины фабрикантов. В крестьянском быту он был только тяглецом, плательщиком налогов. Сегодня, освободившись от этого, он впервые почувствовал себя личностью и начинает думать, что он – все, что он – центр мироздания. Он стремится взять для себя все, что может, думает только о себе и с народной классовой точкой зрения не склонен считаться. Отсюда разлив дезорганизаторских настроений, индивидуалистических, анархических, хищнических тенденций, которые мы наблюдаем особенно в широких кругах деклассированных элементов страны, в среде прежней армии, а затем в известных элементах рабочего класса.
Это есть не что иное, как болезнь роста. Мы были бы, товарищи, слепцами и трусами, если бы видели в этом какую-нибудь роковую опасность, гибельный симптом. Нет, этого нет. Как корь у ребенка или как боль при прорезывании зубов, это – органическая болезнь роста класса, муки пробуждения его классовых сил, его творчества. Но это есть все же болезнь, и мы должны постараться преодолеть ее в кратчайший срок. Отрицательные явления наблюдаются везде: на заводах, на фабриках, в мастерских, в профессиональных союзах, на железных дорогах, в учреждениях среди нового чиновничества, всюду и везде…
Мы разбили старый саботаж и вымели метлою большинство старых чиновников. Но заместившие их оказались далеко не всегда первоклассным материалом. С одной стороны, на освободившиеся посты пошли наши товарищи по партии, которые проделали подпольную работу, прошли революционную школу, лучшие элементы – боевые, честнейшие, бескорыстные. С другой стороны, пошли карьеристы, интриганы, вчерашние неудачники, которые при старом режиме были не у дел. Когда оказалось необходимым привлечь сразу десятки тысяч новых квалифицированных работников, немудрено, если многим мародерам удалось проникнуть в поры нового режима.
Нужно к тому же сказать, что многие из товарищей, работающих в разных ведомствах и учреждениях, далеко не всегда оказывались способными к органическому, творческому, настойчивому труду. Мы наблюдаем в министерствах сплошь и рядом таких товарищей, особенно из рядов октябрьских большевиков: они работают четыре-пять часов в день и то не весьма интенсивно, в то время как все наше положение сейчас требует от нас самого напряженного труда не за страх, а за совесть.
