Золотые глаза… Золотые глаза, Точно множество тусклых зеркал, Подымает прекрасная птица. Сквозь туманы и свисты дождя Голубые несутся просторы. Появились под темным дождем Два крыла быстролетной певицы, И томимый голос зажег Бесконечно утлые лица. И запели пленительно вдруг В обветшалых телах, точно в клетках, Соловьи об убитой любви И о встречах, губительно редких. Он с юностью своей, как должно, распрощался… Он с юностью своей, как должно, распрощался И двойника, как смерти, испугался. Он в круг вступил и, мглою окружен, Услышал пред собой девятиструнный стон. Ее лица не видел он, Но чудилось – оно прекрасно, И хор цветов и голоса зверей Вливались в круг, объятый ночью властной И появилось нежное лицо, Как бы обвеянное светом. Он чувствовал себя и камнем и свинцом, Он ждал томительно рассвета. Всю ночь дома дышали светом… Всю ночь дома дышали светом, Весь город пел в сиянье огневом, Снег падал с крыш, теплом домов согретый, Невзрачный человек нырнул в широкий дом Он, как и все, был утомлен разлукой С своей душой, Он, как и все, боролся с зябкой скукой И пустотой. Пленительны предутренние звуки, Но юности второй он тщетно ждет И вместо дивных мук – разуверенья муки Вокруг него, как дикий сад, растут. Подделки юную любовь напоминают… Подделки юную любовь напоминают, Глубокомысленно на полочках стоят. Так нежные сердца кому-то подражают, Заемным опытом пытаются сиять. Но первая любовь, она благоухает, Она, безумная, не хочет подражать, И копии и слепки разбивает, И пеньем наполняет берега. Но копии, но слепки, точно формы, Ее зовут, ее влекут, Знакомое предстанет изваянье, Когда в музей прохожие войдут. 1933 Кентаврами восходят поколенья… Кентаврами восходят поколенья И музыка гремит. За лесом, там, летающее пенье, Неясный мир лежит. Кентавр, кентавр, зачем ты оглянулся, Копыта приподняв? Зачем ты флейту взял и заиграл разлуку, Волнуясь и кружась? Везенья нету в жаркой бездне, Кентавр, спеши. Забудь, что ты был украшеньем, Или не можешь ты? Иль создан ты стоять на камне И созерцать Себя и мир и звезд движенье И размышлять. Норд-ост гнул пальмы, мушмулу, маслины…
Норд-ост гнул пальмы, мушмулу, маслины И веллингтонию, как деву, колебал. Ступеньки лестниц, словно пелерины, К плечам пришиты были скал. По берегу подземному блуждая, Я встретил соловья, он подражал И статую из солнечного края Он голосом своим напоминал. Я вышел на балкон подземного жилища, Шел редкий снег и плавала луна, И ветер бил студеным кнутовищем, Цветы и травы истязал. Я понял, что попал в Элизиум кристальный, Где нет печали, нет любви, Где отраженьем ледяным и дальним Качаются беззвучно соловьи. 1933, Крым Южная зима Как ночь бессонную зима напоминает, И лица желтые, несвежие глаза, И солнца луч природу обольщает, Как незаслуженный и лучезарный взгляд. Среди пытающихся распуститься, Средь почек обреченных он блуждал. Сочувствие к обманутым растеньям Надулось в нем, как парус, возросло. А дикая зима все продолжалась, То падал снег, то дождь, как из ведра, То солнце принуждало распускаться, А под окном шакалы до утра. Здесь пели женщиной, там плакали ребенком, Вдруг выли почерневшею вдовой, И псы бездомные со всех сторон бежали И возносили лай сторожевой. Как ночь бессонную зима напоминает, Камелии стоят, фонарь слезу роняет. 1933 |
