– Оставил адрес, номер телефона?

– Ничего. Сказал, сам объявится.

Сержант указал наверх:

– Пройдемте в квартиру.

Все трое поднялись на лифте в пентхаус.

Оливер Доулер выразился точно: Космеску в самом деле очистил квартиру. Ничего не осталось – ни мебели, ни ковров, даже мусора. На проводах висели голые лампочки. Сильно пахло свежей краской.

Детективы обошли все комнаты, слыша эхо собственных шагов. На кухне Гленн открыл дверцу холодильника и морозильной камеры – пусто. Посудомоечная машина пуста. Заглянул в стиральную машину и в сушилку в подсобке – тоже пусто. При беглом осмотре не обнаружилось ничего, что хоть что-то сказало бы о жильце. На стенах ни одного пятна от снятых картин и зеркал. Брэнсон провел пальцем по светло-серой стене, но недавняя краска уже высохла.

– Он снимал квартиру или в собственность приобрел? – поинтересовалась Белла.

– Снимал, – ответил консьерж. – Без обстановки.

– Долго жил?

– Почти столько же, сколько и я. В будущем месяце десять лет стукнет.

– Значит, истек срок аренды? – уточнил Гленн.

Консьерж покачал головой:

– Вовсе нет. Заплачено еще за три месяца.

Детективы хмуро переглянулись. Брэнсон вручил консьержу визитку:

– Если он с вами свяжется, сообщите, пожалуйста. Нам срочно надо с ним побеседовать.

– Обещал черкнуть или сообщить по электронной почте новый адрес на случай счетов и всякого такого.

– Что о нем можете рассказать, мистер Доулер? – спросила Белла.

Консьерж покачал головой:

– За десять лет ни разу с ним не разговаривал. Ни слова. Весь сам по себе. – Тут он усмехнулся. – Только я частенько его видел с очень даже приятными дамами. Глаз у него хороший на женщин, ничего не скажешь.

– А где его машина?

– Тоже уехала. – Консьерж зевнул. – Я вам еще нужен?

– Можете идти, – разрешил Гленн. – Мы долго не задержимся.

– Конечно, – ухмыльнулся консьерж. – Я тоже так думаю.

После его ухода Гленн улыбнулся:

– Есть! Вспомнил.

– Что? – поинтересовалась Белла.

– Вспомнил, кого он мне напоминает. Актера Юла Бриннера.

– Кого?

– Из «Великолепной семерки». Один из самых потрясающих фильмов!

– Никогда не видела.

– Боже мой, что за серая у тебя жизнь!

По выражению лица Беллы Гленн понял, что задел обнаженный нерв.

Утром в 7:45 Таня Уайтлок информировала свою команду о плане предстоящей операции.

Посмертное вскрытие брайтонского торговца наркотиками Джеффри Дивера, выпавшего из окна своей квартиры на седьмом этаже и разбившегося насмерть, показало, что ему в висок был нанесен удар тяжелым тупым предметом и он умер еще до падения именно от этого, а не от удара головой о металлическую ограду, как считалось вначале. По контурам раны на черепе и анализу застрявших в волосах фрагментов патологоанатом заключил, что орудием убийства вполне могла быть старинная медная настольная лампа, пропавшая из квартиры по заявлению обезумевшей от горя подружки Дивера.

Перед Таней была расстелена карта обширного открытого пространства до Старой Шорэмской дороги, примыкающей к кладбищу Хоува. На этом месте располагается городская свалка и предприятие по переработке мусора. Вчера в поисках той самой лампы бригада в полном составе целый день рылась в тоннах отбросов, загаженных крысиными экскрементами. Сегодня многие мучаются головной болью от паров метана, выделяемых гниющим мусором.

В светлеющем рассветном небе пилот четырехместной «сессны» радировал шорэмским диспетчерам:

– Джи-би-и прибывает из Дувра.

Маленький аэродром не освещается, поэтому функционирует с рассвета до заката. Самолетик прибыл одним из первых.

– Полоса ноль-три. Сколько пассажиров?

– Я один, – ответил пилот.

Сержант Уайтлок показала коллегам предстоящий квадрат работ, и все полностью сосредоточились. Никто не слышал рокот легкого самолета, пролетевшего низко над головой, закладывая круг на посадку в Шорэмском аэропорту.

Поскольку аэропорт не принимает международных рейсов, здесь нет ни пограничного, ни таможенного контроля. Прибывающие из-за границы пилоты должны сами вызвать таможенников и пограничников и до осмотра оставаться в кабине. Но это, как правило, означает долгую задержку, офицеры часто вообще не являются, поэтому летчики порой рискуют и не трудятся докладывать.

Пилот двухмоторной «сессны» определенно не собирался никому докладываться. В полетном листе, заполненном им прошлым вечером, указан маршрут из Шорэма до частной взлетно-посадочной полосы в Дувре и обратно. Он опустил незначительный крюк за каналом с посадкой в Ле-Туке во Франции, который проделал с выключенным передатчиком. За такие деньги он с большим удовольствием забудет внести в полетный лист что угодно.

Пилот провел самолетик к месту стоянки, с радостью слыша, что прибывают и другие машины, значит, диспетчеры заняты. Развернулся, поставил «сессну» под нужным углом. Внимательно огляделся, не заинтересовался ли им кто-нибудь, и выключил двигатель. Пропеллеры замедлили вращение, корпус перестал вибрировать, гул стих. Он снял шлем, оглянулся на красивую белокурую немку, сидевшую у него за спиной, и спросил:

– Все в порядке?

– Sehr gut,[38] – кивнула она, отстегивая ремни безопасности.

Пилот предупредительно поднял руку:

– Немного надо обождать.

Вновь выглянул в окно, потом обратился к усталой девочке-подростку в модном белом пальто, сидевшей в кресле за женщиной:

– Понравился полет?

Девочка по-английски не понимала, но поняла интонацию и нервно улыбнулась. Он расстегнул ее ремень, жестом велел оставаться на месте, вылез из кабины, спрыгнул на землю, оставив дверцу слегка приоткрытой.

Марлен Хартман с радостью вдохнула холодный свежий воздух, хоть и с запахом керосина. Улыбнулась Симоне. Та ответила улыбкой. Хорошенькая малышка, подумала Марлен. В другой стране, при других обстоятельствах жизнь к ней была бы добра. Она снова глубоко вдохнула, мечтая о чашке кофе. Позади долгая-долгая ночь. Сначала дорога до Белграда, затем поздний перелет до Парижа, в четыре утра поездка в такси в Ле-Туке. И вот они здесь. Отличный план.

Конечно, после вчерашнего визита офицера полиции благоразумнее было бы свернуть деятельность. Но тогда она потеряла бы выгодного клиента. Вряд ли суперинтендент так быстро развернется. Все будет сделано, прежде чем он узнает. Вечером она вернется в Германию.

На посадку заходил очередной самолет. Пилот «сессны», стоя рядом с машиной, слышал рев разных авиационных двигателей, в том числе треск вертолета. Диспетчерам есть чем заняться. Хорошее время – еще темновато, масса отвлекающих моментов.

В нескольких ярдах дальше за оградой стоял белый фургон. Пилот внимательно его рассмотрел, вытащил платок, высморкался. Влад Космеску за рулем фургона наблюдал за ним. Это был сигнал. Он включил мотор и стронул фургон с места.

Линн Беккет с воспаленными после бессонной ночи глазами, с тяжело колотившимся сердцем, сидела, сгорбившись, за кухонным столом, потягивая чай. Она всю ночь проворочалась в постели с боку на бок, то и дело взбивая подушку, стараясь устроиться поудобнее. Каждые двадцать минут вскакивала, бегала к Кейтлин, водила ее в туалет, проверяла, выпила ли та воду с глюкозой и приняла ли антибиотики. Похоже, лекарства, прописанные Россом Хантером, и сделанный им укол подействовали. Боль и зуд слегка утихли.

После ухода доктора Линн еще долго сидела внизу вместе с Люком. Они распили бутылку белого совиньона, выкурили целую пачку «Силк кэт», разделив пополам последнюю сигарету. И теперь голова как котел, в ней стучит молоток, легкие жжет, самочувствие ужасное. Люк в конце концов заснул в кресле у постели Кейтлин.