– Эх, раскипятился, – пробурчал Собинов.
– Вы послушайте, что я думаю, – разозлился Стерх. – Придется послушать, потому что я прав… Если бы вы делали свое дело, как следует, не прессовали каждого свидетеля просто по привычке, если бы хоть внешне соблюдали иногда приличия, для проформы держались вежливо, если бы работали, как ты выразился, как положено, черта с два они бы ко мне приходили. А они приходят, и будут приходить. Потому что я – прокладка между вами и теми людьми, которые уже оплатили ваши услуги, но которым вы не всегда – слышишь, – почти никогда не торопитесь помочь. И вместо того, чтобы это осознать, вы только ругаетесь, только угрожаете…
– Нет, ты понимаешь, Собинов, – сказал Линдберг своему верному помощнику, – мы еще и виноваты… Он всегда на судах говорил лучше, чем в жизни. Кажется, это Паганини на репетициях играх хуже ремесленника, зато на концертах… Одно время я его даже уважал за это. – Он повернулся к Стерху. – Слушай, ты сидишь тут, хотя я и не понимаю, как ты этого добился. Но ты сидишь, а потому помалкивай, слышишь, бывший судебный Паганини?
Они все замолчали, нехорошо замолчали, и Линдберг понял это. Он первый же и попытался это молчание разбить.
– Как у тебя дела – вообще-то?
– Я надеялся, что пожно помолчать… – Стерх вздохнул. – Нормально.
– То, что ты получил деньги задним числом от Прорвичей я знаю, – проговорил Линдберг. – А что с новыми делами?
– Наши акции идут в гору, – с деланной радостью объявила Вика. – Пару дней назад звонил тот самый тип, который чуть не сбил на месте аварии машины Халюзина Марину, ну, когда Стерх повез ее туда, чтобы расколоть.
– Помню, – кивнул Линдберг. – У него об этом в рапорте очень… живописно доложено.
– Оказывается, он какой-то производитель кошек…
– Ч-чего? – удивился Линдберг.
– Ну, он привез откуда-то редкого кота, особенного и очень дорогого, ценою под десять тысяч долларов.
– Такие коты бывают? – сдержанно удивился Собинов, но тут же заерзал от смущения.
– И он сдавал его на случки… – Вика чуть тряхнула головой, не найдя подходящего слова. – За каждого из этих котят цена выходит под тысячу, если с паспортом и всеми причандалами.
– Понимаю, – отозвался Линдберг.
– Так вот, один конкурент этого… котовода похитил основу благосостояния нашего клиента и требует выкуп. То есть, угнал этого кота и держит его в каком-то специальном питомнике. Сначала заявлял три тысячи, но теперь уже поменьше. – Вика вытянула ноги, потом все-таки поджала их. – Котовод нанял нас, чтобы мы провели с похитителем переговоры, скостили выкуп, и главное, вернули ему драгоценное животное в целости и сохранности.
– Теперь надеешься на котах заработать? – спросил Линдберг Стерха, подозрительно скосив глаза.
– Уже, – сказал Стерх, – зарабатываю. Он выплатил аванс, кстати, больше, чем за дело с Нюрой.
– Ты заставил его платить за унижение, – кивнул Линдберг. – Одобряю.
– Почему же за унижение? Обычная работа… Кота я, конечно, верну, и довольно скоро.
Они снова посидели. Внезано Собинов, который решил, что он тоже может поучаствовать, или просто вспомнил один из разговоров, который они некогда вели с Линдбергом, спросил, ни к кому не обращаясь:
– Все-таки, я не очень понимаю, почему они убили девушку? У них же хватало денег от нее просто откупиться!..
Стерх посмотрел на Собинова, и вдруг увидел такой азартный блеск в его глазах, что решил ответить.
– Витунов относится к тем людям, которые считают, что им можно больше, чем остальным. Они покупают самые крутые тачки и едут на красный свет, они покупают особняки на берегу водохранилища и устраивают подобие великосветской жизни… И они презирают всех, кто, по их мнению, остался вне этого благополучия. – Он прислушался к себе, кажется, он действительно понимал, почему так получилось, и продолжил: – Следует учесть, Митяша не хотел ее убивать. Но Витунов-старший решил таким образом преподать урок Митяше, хотел сделать его таким, каков сам. Он считал, вероятно, что этим приобщает его к новой психологии и новому отношению к жизни, недоступному нам, простым смертным.
– У него могло все получиться, если бы не ты, – неожиданно проговорил Линдберг. – Повезло тебе.
– Нет, не повезло, – отозвалась Вика. – Это тот случай, когда праведник не пропускает зло. Понимаете, попросту его не пропускает, – она произнесла последнее слово чуть не по буквам. – Стерх оказался тем, кто способен спасти множество людей, целый город, окажись он в нужном месте… Ну, когда приходит время судить и разводить судьбы.
– Это из Библии, – с осуждением вымолвил Собинов.
– Ты думаешь, будто он, – Линдберг бесцеремонно кивнул на Стерха, словно его «тут не сидело», – по каким-то заумным законам…
– Именно, – отозвалась Вика. – И потому все так… срослось.
– Девушка была на третьем месяце, – спокойно, даже равнодушно отозвался Стерх. – Я узнавал, нигде не делают аборт на таком сроке. – Он потер лицо, стараясь избавиться от онемения кожи, которая вдруг даже здесь, в тепле стала какой-то чужой.
– Стерх, – жестковато спросил Линдберг, – ты когда заподозрил, что Витуновы сделали сменку?
«Сменкой» на уголовном жаргоне называется подставка одного человека под другого. Иногда так матерым уголовникам с огромным сроком заключения удавалось выйти на свободу досрочно, «сменявшись» с типом, у которого «звонок» был ближе. Или избежать карцера, данного не очень опытными контролером… В данном случае термин был применен не очень точно, но Стерх понял.
– Да уже давно, – повинился Стерх. – Едва ли не в первые, как увидел Марину… вместо Нюры. Понимаешь, – он посмотрел почему-то на Собинова, – у Марины руки медицинские, ухоженные, ногти подрезанные, а вот у Нюры… Я не помню, какие у нее были руки и ногти, как она держала предметы. Пытался вспомнить изо всех сил, но не сумел. Но я ощущал, здесь что-то не то. Именно – в руках.
– М-да, – сказал Линдберг, наконец, – неплохо. Для дурачков это, может быть, и ботва на постном масле, но для тех кто понимает… Убедительно.
– А почему же ты тогда так… «прислонился» к этой Марине? – спросил Собинов, расчувствовавшись. – Почему отпустил ее, ну, тогда, когда она…
– Понимаю, – кивнул Стерх. – Видишь ли, я не мог поверить, что она так… легко продала сестру. Я думал, что у нее должны быть какие-то представления о родстве, об убийстве, о мести хотя бы… Но не угадал.
– Праведник, – фыркнул Линдберг. И завершил свое мнение чисто по-прокурорски: – Ладно, для начала поверим.
– Она выходит, – сказал вдруг водитель с переднего сиденья. Оказывается, он уже не спал. Стерх перевел взгляд на дом Капитанова, и увидел, что у двери стоит тощая соседка, только теперь она была в вытертом до блеска драповом пальто с узеньким каракулевым воротником, и без своего сына, который обычно держался за ее халат. В руках она несла небольшой полиэтиленовый пакет.
– Вы с ней разговаривали? – спросил Стерх. – Качали ее на предмет этих денег?
– Нет, – признался Собинов. – Только косвенно пытались выяснить, что к чему… Но в конце уже не сомневались.
– Я приказал прямо ее об этом не расспрашивать, – пророкотал Линдберг. – Ни ее, ни мальчика, ни самого Капитанова. Все-таки была вероятность, что они предупредят Марину, и тогда мы ее… Да, тогда нам оставалось только конфисковать эти деньги, а сама бы она ушла.
– Как ты догадался, что Марина именно соседке оставила все деньги? – спросил Собинов.
Водитель неторопливо включил машину, вышел, деловито сбил с ветрового стекла наледь, вернулся, включил дворники, и поехал за спешащей и не оглядывающейся по сторонам соседкой.
– Марина уже готова была удрать из дома Витунова. Но убегать с деньгами в руках она не хотела, она понимала, что может налететь на обыск, что, возможно, уходить придется налегке… Вот тогда она и решила спрятать деньги заранее. – Стерх оглянулся на Линдберга, тот смотрел на него чуть скептически, словно уже все знал заранее, но не прерывал. – Спрятать у Капитанова было невозможно, Жемал, вы или я могли «провентилировать» его квартиру, и не один раз. А больше знакомых у нее не было. Я имею в виду, надежных знакомых. Если бы она попробовала передать деньги кому-то из своих коллег, скажем, в МОНИКИ, скорее всего, она бы их больше не увидела. Вот и осталась… соседка. Подходящая кандидатура по всем статьям. Тем более, что она-то думает, что имеет дело с Нюрой, а не с ее сестрой.
