– Дело может кончится еще одной катастрофой, – полушепотом проговорил гаишник, стоящий за спиной своего начальника.

– Я тоже могу помочь, – с усмешкой, которую он собирался скрыть, произнес Стерх.

– Да, – вздохнул Линдберг обреченно. И повторил: – Этого не избежать! В хорошенькую историю вы меня втравили… Ладно, Стерх, придерживай меня с левой стороны.

То, что Собинов будет держать его справа, он даже не стал обсуждать.

Спуск вниз оказался делом непростым. Пару раз Линдберг чуть было не завалился на спину, но гораздо серьезней было то, что он едва не скатывался по сыроватому галечнику головой вперед, грозя увлечь обоих поддерживающих его людей, которые вдвоем весили меньше, чем он в одиночку. Поэтому Стерх вздохнул спокойно, лишь когда они добрались до машины. Пытаясь отдышаться, он обернулся и посмотрел на гаишников, которые следили за всем происходящим с явной насмешкой.

– Ну, и что тут? – спросил Линдберг Собинова.

Тот отпустил шефа, приоткрыл дверцу машины и положил руку на плечо мертвого водителя.

Голова погибшего, залитая кровью, склонилась набок. И Стерх чуть не вскрикнул. Потому что человек, погибший в этой аварии, был Игорем Халюзиным. Архитектором из Воронежа, с которым Стерх чуть более часа назад разговаривал в ресторанчике на Новопетровской улице. И который заключил со Стерхом контракт, заплатив за поиски его неизвестно куда исчезнувшей невесты.

Халюзин лежал, неплотно притянутый ремнями к спинке сиденья, спокойный, с той мертвенной расслабленностью, которую Стерх уже не раз замечал в трупах. Лицо с полураскрытыми глазами было обращено к небу, словно его уже ничто не могло заинтересовать в этом мире. Он показался бы спящим, если бы не эти полураскрытые глаза и не струйка крови, стекающая из губ на край его свитера.

И все-таки он был мертв, совершенно мерт. Когда ошеломление прошло, Стерх вдруг стал замечать людей, которые стояли около машины. Словно теперь, когда Линдберг спустился сюда, тут возникло что-то более интересное. Неизвестно откуда появился медэксперт в неизбежной, как клятва Гиппократа, медицинской шапочке, кто-то еще из экспертов, правда ни один из них не имел фотокамеры. Они посматривали на Линдберга и Собинова, о чем-то очень тихо переговариваясь.

Линдберг пару минут тяжело дышал. Стерх вспомнил за ним эту особенность, и лучше многих других понял ее. Он всегда так дышал, рассматривая труп в первую минуту, это было вызвано вовсе не героическим для него спуском по крутому склону, это была его реакция на смерть. Наконец, он повернулся к медику.

– И что сделало необходимым наш приезд? – спросил он.

– Труп, – отозвался медик. Он подошел к машине и перехватил голову Халюзина из рук Собинова. – Смотри сюда, как говорят в Одессе.

Он закинул голову вперед, с бесцеремонностью, которая Стерху показалась излишней. И сразу, чуть ниже затылка, почти на шее, неприкрытой свитером, стала видна интереснейшая, совершенно ни на что не похожая вмятина, вокруг которой расплывался чудовищный, чуть не с блюдце величиной, синяк.

– Удар был нанесен сбоку, почти по горизотали, с огромной силой. Предположительно круглым и конусовидным предметом, размером с крупную сливу. Или, если его сильно наклонили вперед, то сверху, под углом градусов семьдесят.

– Кастетом? – спросил Собинов.

– Кастет, дорогой мой прокурор, – отозвался «лекарь», – пробил бы кожу. А это – что-то весьма специфическое. Как я сказал, небольшой гладкий конус, закругленный, и который, тем не менее, за счет точечного приложения, создает очень глубокие, едва ли не проникающие повреждения. Я не берусь сейчас сказать наверняка, но уверен, что такое повреждение могло вызвать или сдвиг позвонков, или даже перелом основания черепа.

– Ударился, пока машина кувыркалась, – предположил Собинов.

Медик возвел глаза вверх, словно молил горние силы придать ему больше терпения.

– Ты видишь машину, дорогой. Найди тут хотя бы один предмет, который мог оставить на привязанном теле такой след… Нет, это сделано раньше, еще до того, как машину сбросили с обрыва.

Линдберг потянул носом.

– Алкоголь, – сообщил он свое наблюдение. – Этот человек был пьян, как зюзя.

Теперь и Стерх понял, что чувствовал запах свежей водки или другой, еще более пахучей выпивки, поднимающийся из машины плотным облаком.

– Бутылка лежит на заднем сиденье, – сообщил другой эксперт, делая пару шагов к Линдбергу. – Но это ничего не значит, даже если мы найдем половину ее объема в желудке. – Он помолчал, и чуть менее уверенно заявил: – К тому же, кто-то не постеснялся обрызгать салон и одежду.

– Вливали уже после смерти? – спросил Стерх. – Это довольно непросто сделать.

– Можно через воронку, – сообщил медик. – А если воронка мягкая, то для того, чтобы обнаружить царапины на гортани придется… очень тонко поработать патанатому.

Линдберг вздохнул. Собинов понял этот вздох по-своему.

– Все-таки не совсем понятно, почему так сложно? Водка, поворот… – он посмотрел наверх, откуда подходили гаишники.

– Точно, – согласился тот мент, который делал жест Стеху, чтобы он проезжал мимо, – поворот поганый. Тут три-четыре раза в год всегда кто-то да навернется. Мы уж и знаки ставим, и разметку обновляем чаще, чем на других участках, а все-равно.

– Столбиков нет, – обронил Стерх.

– Потому и нет, что они их сбивают, – пояснил гаишник. – Хотя, конечно, это все-равно не дело. Но денег мало… Тут не столбики нужны, а сплошная отбойная полоса. Но тогда дорогу следует расширять, иначе у встречных машин не будет возможности для маневра.

– Так, – сказал Линдберг. – Собинов, ты ближе стоишь и все-равно уже руки испачкал… Достань-ка все, что у него в карманах.

Собинов послушно стал обыскивать тело. Спустя четверть минуты он передал своему шефу бумажник. Линдберг сразу залез в него, достал паспорт. Раскрыл.

– Халюзин, Игорь. Проживает, если верить прописке, в Воронеже, на улице Приречной, дом шесть, квартира щестнадцать. – Порылся еще, достал фотографию. Повертел ее в пальцах, передал Собинову.

– Классная кошечка, – сказал Собинов, вытирая руки бумажной салфеткой, которую извлек из кармана.

– В твоем духе, Собинов? – переспросил Линдберг.

– Вполне, шеф.

– У тебя же есть невеста, – буркнул Линдберг, потом вдруг взъярился. – А я женат. И в этом вся разница.

Еще в возрасте, подумал Стерх, но добавить эти слова не решился. Ему очень хотелось посмотреть на фотографию, он и посмотрел, почти вырвав ее из пальцев Собинова.

Девушка на фотографии улыбалась. У нее были красивые зубы, четкие губы, высокий лоб, на который спадали чуть выбившиеся из гладкой прически волосы, высокая шея поднималась над широкими для девушки плечами, а вот высокая, правильная грудь почти вся осталась за кадром. В целом все было бы хорошо… Но вот глаза – они смотрели слишком пристально, прямо в объектив, и в них не совсем правильно отразился свет, падающий откуда-то из-за плеча фотографа. Но даже с этими бликами, глаза были недобрые, вернее, какие-то неискренние. Стерху она не понравилась. Он вернул фотографию Собинову.

Поднял голову, оказалось, что его в упор рассматривает Линдберг.

– Как ты тут оказался?

– Искал тебя, – ответил Стерх. – Позвонил в управу, мне сказали, что ты на выезде. Тогда я тоже приехал.

Линдберг оглянулся на всех, кто стоял поблизости.

– Парнишка работал когда-то со мной, был неплох… Но сейчас бросил нас, и подался в частные детективы. – Линдберг фыркнул. – Заделался частником. О времена, о нравы! – Подумал и добавил. – Я слишком давно учил термины, чтобы помнить как это звучит по-латыни. – Демонстративно, всем корпусом повернулся к остальным и буркнул через плечо: – Ну ладно, у нас тут, знаешь ли, работа. Поэтому, все – потом. – Неожиданно возвысил голос: – Потом, Стерх.

Посмотрел на медэксперта.

– Ты уверен, что этот удар нанесен до того, как машину направили под откос?