– Нет, я ничего не выдумал.

– Следовательно, ты полагаешь, ее нет в живых?

– Да, черт побери!

– Нет, господин Стерх, девушка не была убита, – проговорил Прорвич-старший. И посмотрел на Стерха холодными, пустыми глазами. – Они вернулись. Вернулись… Оба! – Он вздохнул и стал еще холоднее, еще злее. – Очень довольны поездкой, и весьма здоровы. А вы, молодой человек, нас разочаровали. И я хотел бы забыть о знакомстве с вами как можно скорее.

Оба повернулись и направились к двери в кабинет.

– Минуточку! – завопил Стерх.

Вдруг последние дни стали просто мороком, но в них уже не было той свинцовой тяжести, которая вколачивала его в землю почти на каждом шаге. Он почувствовал облегчение, услышав, что Нюра жива. Словно вылез из тягучего болота на сухой и твердый берег, как будто вышел из ядовитого тумана на свежий воздух. Он даже начал смеяться, хотя этого совсем не стоило делать.

Должно быть, именно этот смех и заставил обоих Прорвичей обернуться. Их взгляды были настолько внимательно-настороженными, что Стерх даже закрыл лицо рукой, чтобы они не видели этот дурацкий смех.

– Минуточку, – попросил он снова и заставил себя посерьезнеть. – Я хочу сказать, если девушка вернулась, она по-прежнему находится в опасности.

– Какой именно? – спросил Прорвич-старший.

– Ее по-прежнему могут убить.

– Эта идея существовала толко в воображении моего сына. Как-то я уже пробовал объяснить это вам.

– То есть, вы желаете, чтобы я перестал заниматься этим делом?

– Именно, – сухо подтвердил Вильгельм Прорвич. – Потому что не было никакого дела. И заниматься вам, собственно, нечем.

Стерх посмотрел на обоих Прорвичей, потом рука его вдруг поползла по пиджаку, словно самостоятельное существо. Наконец, она набрела на карман, залезла в него, и через миг Стерх выволок на свет восемьдесят долларов и кучу счетов, сколотых большой скрепкой.

– Вот остатки ваших денег. Я вынужден их вам вернуть. Разумеется, гонорар не стал меньше, просто я возвращаю его вам. Вместе со всеми чеками и расписками, которые подтвердят, что я не тратил их зря, что все они ушли на необходимые расходы по делу. – Стерх посмотрел на Прорвичей, вздернул подбородок. – Я могу заниматься делом Нюры и сам, без вас.

Прорвич-старший подошел, взял деньги и чеки, не гляда положил на стол Ивон Раи, и проговорил:

– Если все сойдется, будем считать наши финансовые отношения урегулированными. – Повернулся к секретарше. – Проверьте все расходы, сведите в ведомость, доложите результат. И прошу этого господина больше сюда никогда не впускать.

И не одарив Стерха больше ни одним взглядом, прошествовал к себе в кабинет. Сын, разумеется, потопал за ним. Оба выглядели весьма внушительно.

Когда дверь закрылась, Стерх подошел к столу.

– Если нужно будет прояснить что-нибудь с этими чеками, звоните по этому телефону, – он положил на стол свою визитную карточку с домашним адресом и поднял голову.

«Мисс» Ивон смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он даже чуть отступил, чтобы угол этого обзора, как сектор стрельбы по нему, стал меньше. А потом она улыбнулась. И показала отменные, как в рекламе зубной пасты, зубы, и ласковую сеточку морщин у уголков глаз.

Стерх даже засмотрелся на это явление природы, на эту невидаль, это чудо – улыбку Раи Ивон. Он неуверенно покопался в кармане, убедился, что выволок все, что Вика приготовила и подложила ему в карман, а потом решился и тоже чуть-чуть улыбнулся.

– Вам-то хорошо смеяться… над бедным, хотя и старательным детективом.

– А почему бы и нет?

– В самом деле… А ведь сначала мне показалось, вы вообще не умеете смеяться.

– Даже так?

– А вот теперь я вижу, что умеете. И довольно по-женски, я хотел сказать – ехидно.

– Раньше, как я понимаю, у вас не было полной ясности?

Стерх еще раз грустно улыбнулся и кивнул головой, принимая шутку. Подтолкнул карточку в общую кучу бумажек, и вздохнул. Потом посмотрел на дверь в кабинет Прорвичей.

– Да, ты оказался молодцом, – проговорила чуть слышно Рая. – Дал им по шее, натер холку… Как бы я хотела сделать это хоть раз в жизни!

– По-правде, это чисто безумие, – проговорил Стерх.

Теперь она уже не сдерживалась, а прыснула смехом, который и вовсе сделал ее красивой. Положила руку на кучку чеков, стала споро и умело их тасовать, записывая в какую-то книжечку, извлеченную сбоку, колонку цифр. Потом достала металлическую шкатулочку, отперла ее и сунула в нее деньги – полусотенную, десятку и очень измятую двадцатку.

– Надеюсь, деньги настоящие, ведь ты – детектив, сразу определил бы фальшивку? – она снова улыбнулась, вернее, и не переставала улыбаться, словно от Стерха веяло каким-то ветром веселья, как от Жванецкого.

Потом взяла в тонкие, холеные пальцы визитку. Посмотрела на нее внимательно, словно никогда прежде не видела ничего подобного.

– Это офис?

– Я беден, – честно ответил Стерх. – Устроил офис на дому, и приемы провожу в гостинной, а картотеку держу под кроватью… В коробках из-под винных бутылок.

– Сразу видно, ты изобретателен, и… всегда найдется бутылка хорошего вина.

Стерх запнулся, он сказал про коробки и кровать без всякого значения, не подумав. Но все обрело вдруг совсем непонятный, какой-то очень насыщенный смысл. Словно код шифровки, или… предложения?

– Я вижу тут и телефон, – довольно, словно кошечка, получившая нежданную мисочку сметаны, прошелестела девушка.

Стерх провел рукой по волосам, посерьезнел, поклонился и вышел. Еще долго он чувствовал между лопаток неожиданно веселый, изучающий, но дружелюбный на этот раз взгляд секретарши. И не очень-то понимал, как это могло получиться. И что из этого вообще должно было получиться.

Дома Стерх застал Вику. Она сидела за своим столом и самоотверженно работала. Окна, выходящие на Тимирязевский лес, были задернуты шторой, закрыты наглухо, и в помещении царила жара. Стерх и раньше замечал это за Викой – мерзлячество и неожиданное желание создать вокруг себя чуть не тропический климат. Вентилятор, который работал рядом со столом Стерха, разумеется, только гонял воздух, но легче от этого не становилось.

На стерховом столе лежали какие-то распечатки, которые к тому же были пропущены через факс. Вика нехотя писала что-то на листах сероватой бумаги. Все-таки, когда Стерх постоял в дверях минут пять, она оторвалась, взглянула на него и медленно опустила подбородок.

Стерх вздохнул, дошел до своего стола, плюхнулся в кресло со всего маху, развернул к себе вентилятор и тут же вынужден был прижать рукой листы, лежащие перед ним. Отставил вентилятор, отодрал верхний листок от потной ладони, и потащился на кухню. В холодильнике у него должно было стоять пиво, которое он попросил Вику в утренней записке купить наравне с их обедами – большая пластмассовая бутылка с восхитительно холодной жидкостью… Она и стояла, и была так холодна, что вызывала ломоту зубов от одного взгляда на нее, только была не пивом, а колой. Стерх все-таки налил себе стаканчик, второй для Вики, и вернулся в комнату. Поставил один стакан рядом с ее локтем, а из своего отхлебнул, присев на край стола.

Некоторое время царила тишина. Наконец, Стерх объявил:

– Дрянное дело.

– Исключительно точное определение, – согласилась Вика, с чрезмерным удовольствием принимаясь за свою колу.

Снова помолчали. Воздух после холодной колы стал какой-то сладкий, немного липкий, но уже не только от пота. Возможно, кому-то это нравилось, но не Стерху. Поэтому он и предпочитал пиво, а не… американский газированный квас.

– Они вернулись. Оба. По-крайней мере, такой доклад от своего агента получили Прорвичи.

– Ага! – выдала Вика.

– Потому пока считается, что никакого дела и не было. Так думает Прорвич-старший. Младший, кажется, соображает по-другому, но теперь и он вынужден пригаснуть.

– Да, – согласилась Вика.

– Меня считают последним шутом и полной бездарностью.