Вика принялась обмахиваться картой, расстегнув свою кофточку чуть не до пупа, продемонстрировав Стерху тонкий, телесного цвета бюстгальтер. Но сейчас это никого из них не интересовало.

– Солнцезащитных очков тут не видела? – спросил он.

Вместо ответа Вика порылась в сумке и вытащила свои, крохотные, в стальной оправе. Стерх попробовал натянуть их на нос и уши, они давили.

– Можешь их разогнуть, – предложила Вика.

– Все-равно будут давить.

Тогда Виктория принялась соблазнять его салатом, который купила еще перед Москвой. Салат подсох, но выглядел еще вполне… Если бы Стерх хотел есть.

– Оставь это для кроликов, – только и проговорил он.

Они закурили. Стерху вкус сигареты показался неприятным, как и приправа к шаурме, но он героически постарался не раздражаться.

– Может, попробуешь эти таблетки с кофеином? – предложила она.

– Наоборот, я готов пуститься с тобой в пляс, если…

Договорить он не успел. Из дверей забегаловки вышел Митяша, один, Нюры не было. Вика посмотрела на Стерха тревожным взглядом, но против своего обыкновения, ничего не спросила.

Митяша успел дойти до своей «Вольво», как дверь снова открылась, и из нее появилась Нюра. Она была свежа, умыта, и улыбалась чуть не до ушей. Она чуть собственнически, словно родилась с этим чувством, подошла к Митяше, погладила его по плечу, легко поцеловала в щеку, и пошла к противоположной дверце машины, устраиваться на своем месте.

– Кажется, они о чем-то договорились, – отозвалась Вика.

Митяша включил мотор, вышел, протер тряпочкой лобовое стекло, и они снова поехали. Курск, как и Орел, миновали в объезд, что Стерх только приветствовал, потому что крутить ставшую тысячекилограммовой баранку по узким улицам полагал сейчас откровенной пыткой. Так же крупно ему повезло с Белгородом.

Зато после Белгорода пришлось поднажать, потому что Стерх решил пересечь украинскую границу перед машиной Митяши. На случай, если у них возникнут какие-либо неприятности с таможенниками. Поэтому, уперевшись, казалось, не только ногами в педали, но и всем телом в сиденье, он обогнал «Вольво», главным образом потому, что ему уже было все-равно, гнать дальше, или оказаться в кювете.

Сложностей с украинцами почти не возникло. Вика заплатила какие-то деньги в кассе, уже освещенной бледным, люминисцентным светом, и лишь тогда Стерх понял, что солнце склонилось к горизонту. Через час должно было совсем стемнеть. Он представил себе, как заболят его глаза от света идущих по встречной полосе машин, и готов был заныть в голос. К тому же еще и Вика, чуть не подпрыгивая от радости, принесла ему большие, и довольно дорогие противосолнечные очки, широкие, как витрины процветающего магазина. На одном из стекол была крохотная наклеечка с фирменным знаком «Адидас», но ей Стерх не поверил.

Он уже готов был высказаться по поводу несвоевременного подарка, как вдруг к пропускному пункту подкатила «Вольво» Митяши, и пришлось в успоренном темпе сматываться. Езда в сторону Харькова испортила Вике характер. Она стала требовать, чтобы Стерх пустил ее за руль, и снова вспомнила о таблетках. Первое не вызвало в Стерхе энтузиазма, а в отношение второго ему было все-равно, и он съел две коричневае таблетки, запив их чуть не полубутылкой воды.

Лишь когда «Вольво» миновало их, Стерх вдруг вспомнил о револьвере, который в высшей степени бестолково провез среди своих вещей. Если бы таможенники потребовали раскрыть сумки, у них могли бы возникнуть неприятности… Или задержка на пару часов, что было бы еще хуже. Впрочем, Стерх все-равно не знал, как легально следует провозить оружие через все эти новообразованные границы. Разумеется, подрабатывая охранником, ему случалось оказываться и с более тяжелым оружием, например, помповиками «Моссберг», которые многие охранные агентства покупали по бросовым ценам, на другом конце России, скажем, в Хабаровске. Но там все было просто, разобрал, задекларировал, сел в самолет, и… А вот что делать с границей, он не знал, и дал себе слово, что по возвращению непременно прочтет соответствующие статьи законов, если сумеет их раздобыть.

В Харькове их догнали сумерки. Судя по скорости, с какой они перемещались, дороги в бывшей империи оказались не намного хуже, чем автобаны в Германии. Но Стерх-то отлично понимал, что это не так, а вот причину своего подвига, осознать не мог. Митяше за рулем «Вольво» было, без сомнения, легче, у него все основные технологические открытия цивилизации, включая кондиционер… Впрочем, с наступлением сумерек, должно было стать прохладнее.

Они въехали в Харьков, покружили по каким-то улочкам, потом Митяша развернулся, снова выехал на Белгородское шоссе, разбивающее северную часть города на две почти равные половинки, и наконец, свернул на улицу Свердлова. Сбоку показалась какая-то речонка, но уже через четверть часа они вышли на магистраль, и на одном из знаков мелькнуло название «Запорожье». Разумеется, оно было на украинском и английском языках, но Стерх был уверен, что не ошибся.

– Они едут в Крым, – сказала Вика.

Стех только вздохнул. После таблеток стало полегче, но во всем теле его накопилась такая масса свинцовой тяжести, что всем законным таблеткам на свете не удалось бы ее прогнать.

Снова шоссе, сверкающее теперь уже под его и чужимы фарами, ослепительные сполохи встречных машин, и скорость, скорость. Одурящая скорость, перекрывающая сотню километров в час… После Харькова Вика стала устраиваться поудобнее, а потом вдруг с ее стороны раздался монотонный, совсем не девчоночий храп. Стерх поморщился и включил радио, оно наполнило салон какими-то заунывными песнями, непонятной скороговоркой диктора, либо тяжелыми раскатами немеренно жестких электрогитар. Стерх сморщился уже как лимон, выжатый в чай, но поймать что-то более спокойное не сумел.

Потом наступила полночь. Вика на миг проснулась, поняла, что они уже миновали Запорожье, приближаются к Мелитополю и все еще едут на юг, напилась воды, перевернулась на другой бок, и снова попробовал «придавить ухо». Стерх сделал музыку потише, но не очень, гораздо важнее было не спать ему, а Вика, в конце-концов, могла перебраться и на заднее сиденье.

Все-таки, Россия слишком большая, думал он, проезжая Джанкой. Сегодня для него это обернулось неприятной слабостью в руках и ногах, сонливостью, которая стала еще неприятнее, едва прошло действие таблеток, и страхом, что он неправильно «поймает» свет впередиидущих машин, и примет за «Вольво» какой-нибудь местный рыдван. О том, что Крым уже не принадлежал России, он не думал, это был грех Хрущева и Ельцына, как и множество их прочих грехов…

Он очнулся уже перед Симферополем. Машина, в которую он уставился совершенно одурелым взглядом, вдруг стала сходить с ленты шоссе. Он лишь с трудом вспомнил, что в какой-то момент решил рискнуть и остановив машину, почти наощупь перелил бензин в бак. К счастью, Митяша занялся примерно тем же, только километров на сто дальше и в более комфортной обстановке, на нормальной автобусной остановке, пристоенной на обочине. На которой он с Нюрой даже пробовал немного перекусить бутербродами… Кажется, это было у Мелитополя.

«Вольво» с мягкостью, достойной знаменитой и чрезвычайно выносливой шведской марки, покрутилась по узеньким улочкам между высокими, темными зданиями, окруженными подобием парков, вырулило вдруг на настоящую стоянку, разбитую перед нескладным, гостинничного вида сооружением. Потом в «Вольво» вспыхнул свет, и из машины вылез Митяша. Он прошел к дверце со стороны пассажира, и помог выбраться Нюре. Нырнул внутрь и выволок дорожные сумки весьма умеренных размеров. После этого пара, чуть покачиваясь от усталости, направилась к главному входу. Потоптавшись там, Митяша добился, чтобы двери раскрылись, и обоих пустили внутрь.

Через десять минут в одной из больших комнат на третьем этаже засветилось окно. Потом к шторам этих окон подошла Нюра и задернула их, смешно поднимая руку и пытаясь подпрыгнуть, чтобы ее рывок был более высоким.