Стоило мне внутренне согласиться с этой версией низкой самооценки, как буквально за какую-то неделю многие вещи встали на свои места. Эта теория прекрасно объясняла, почему я вешалась на мужчин, которым была не нужна. Как сказала Джозефина в последний посвященный мне на группе, четвертый день:
– Вы хотели, чтобы они укрепили вашу веру в себя. – И почему большинству мужчин я была не нужна – теперь тоже стало ясно.
– Вы слишком нуждались в них, – объяснила Джозефина. – Вы отпугивали их огромной, зияющей дырой в вашей душе.
Наконец-то я все поняла и поразилась чудесам психотерапии. Конечно, я переживу неудачу с Люком и еще встречу другого мужчину.
– А теперь давайте поговорим о вашем нездоровом отношении к еде, – провозгласила Джозефина, и мое новенькое легкое счастье рухнуло с небес на землю. – С едой у вас те же проблемы, что и с наркотиками, – сказала она. – Когда вы сюда поступили, вы были, как скелет…
– Да бросьте, – отмахнулась я, горделиво улыбнувшись, – ничего я не была как скелет…
– Вот видите! – тут же вскинулась она. – Нездорово, очень нездорово! Это все звенья той же цепи, что и наркотики. Вы избегаете признавать свои крупные недостатки, концентрируясь на том, что, по вашему мнению, в состоянии контролировать, то есть на своем весе. Но вы не в силах изменить себя внутри, даже если измените снаружи. Все эти перемежающиеся голодания и приступы обжорства… – я сделала попытку возразить, но она пресекла ее. – Мы наблюдали вас здесь, Рейчел, и я знаю, что говорю. Вы очень озабочены своим весом. Но это не мешает вам поглощать шоколад и печенье в огромных количествах.
Я пристыжено опустила голову.
– Вы должны признать, – резко сказала она, – что несмотря на все эти россказни о вегетарианстве, голодной вы не ходите.
И все же, теперь ничто не могло надолго испортить мне настроение. Я была в такой хорошей форме, что даже могла себе позволить признать, что Джозефина отчасти права насчет моего отношения к еде. Почему бы и нет? К тому времени я уже готова была поверить во что угодно, даже в самое невероятное. Я смирилась с тем, что я наркоманка. Почему бы не подкинуть еще и неполадки с едой для смеха? Может, еще какие-нибудь отклонения? Это не проблема, потому что, как говорит Джозефина: «Стоит найти источник одного пристрастия – и тут же выплывут несколько других».
– Я теперь с нетерпением жду, когда начнется моя новая жизнь, – радостно пропела я Мисти в столовой.
– Слишком-то не обольщайся, – посоветовала Мисти. – Не все волшебным образом устраивается, как только прекращаешь принимать наркотики. Знать, почему ты их принимала, – это только вершина айсберга. Ты еще должна научиться жить без них, а это не так уж просто. Посмотри хоть на меня. Я сорвалась.
– О, нет, – улыбнулась я, тронутая ее вниманием. – Со мной этого не случится. Мне надо очень многое сделать.
– Вернешься в Нью-Йорк? – спросила она.
Я тут же смутилась и испугалась. И разозлилась, черт побери! Мои розовые мечты о будущей жизни не выдержали даже такой малости, как мысль об этих сволочах, Люке и Бриджит.
– Не думаю, что когда-нибудь вернусь в этот чертов Нью-Йорк, – процедила я сквозь зубы.
– Волнуешься, что скажут эти твои важные люди? – спросила Мисти. – Как там ее? Хеленка?
– Хеленка? – гневно воскликнула я. – Да пошла она! Терпеть ее не могу.
Просмаковав это кратковременное чувство освобождения, я мрачно добавила:
– Нет, я подумала об этих чертовых Люке Костелло и Бриджит Ленехан. Вот с ними у меня проблемы.
– Тебе придется вернуться в Нью-Йорк, – тоном умудренной и опытной женщины сказала Мисти. Она уже снова начинала меня раздражать. – Тебе надо помириться с ними.
– Никогда я не помирюсь с этими ублюдками!
Перед выпиской Джозефина позвала меня к себе для беседы. Каждый должен был побеседовать со своим психологом с глазу на глаз, перед тем как уйти из Клойстерса.
Так тренер перед важным матчем дает последнее напутствие игрокам.
В основном, она говорила о том, чего мне будет нельзя, когда я выйду отсюда. И я поняла, что нельзя мне будет ничего.
– Никаких наркотиков, включая алкоголь. Никакого голодания, обжорства, чрезмерных нагрузок. И, что самое важное, воздерживайтесь от контактов с противоположным полом в течение года.
Я так и села. (А я-то думала, вы мне друг!)
– Но почему? – воскликнула я.
– У вас нездоровое отношение к мужчинам. Сейчас, когда вы лишились наркотиков, в вашей жизни образуется пустота. Многие очертя голову бросаются в новые отношения, чтобы не оставаться наедине с собой. Вы можете стать одной из них.
«Какая наглость!» – оскорбленно подумала я.
– Мы советуем это всем, кто уходит от нас, – пояснила она.
Всем? Интересно, и Крису тоже?
– Это только на один год, – ласково добавила она.
Год! Для меня это звучало, как сто лет.
– Ну, тогда я, пожалуй, вернусь в Нью-Йорк, – угрюмо сказала я. – Даже если я не захочу сохранять целомудрие, там мне придется это делать.
– Никакого Нью-Йорка, – запретила она. – Дайте себе годик, чтобы придти в норму. И потом, вы что, хотите сказать, что с Люком у вас были целомудренные отношения? – улыбнулась она.
Мне удалось сдержаться и не пуститься в пространные объяснения насчет Люка, но моя ненависть к нему, кажется, отразилась у меня на лице.
– Люк – редкий мужчина, – сказала Джозефина. – Может быть, сейчас вы так не думаете, но потом поймете, что он все сделал правильно.
Я ничего не ответила.
– Он – верный, надежный, цельный, умный человек, и еще, он очень… – она помедлила, поправила волосы, – … очень красивый.
Я была поражена. Значит, этой старой грымзе тоже не чуждо ничто человеческое! Но недолго я так думала.
– Теперь, когда вы снова выходите во внешний мир, – сурово сказала она, – все самое трудное только начинается. Вы должны будете научиться жить со своим прошлым и правильно реагировать на новые ситуации. Это не всегда будет легко.
Я не испугалась. Не то, чтобы я ей не верила. Мне просто казалось, что при моем горячем желании начать новую жизнь я все смогу преодолеть.
– У вас по-прежнему напряженные отношения с матерью, – напомнила Джозефина. – Когда вы будете жить вместе, противоречия, возможно, обострятся. Постарайтесь не сорваться, если это случится.
– Обещаю, что не буду принимать наркотики.
– Мне можете ничего не обещать, – сказала она. – Это ведь не моя жизнь будет разрушена.
– И моя не будет разрушена, – с вызовом заявила я.
– Ходите на собрания, помните, что вам здесь говорили, и со временем все наладится, – пообещала она. – У вас огромные внутренние ресурсы.
– Что еще за ресурсы? – удивленно спросила я.
– Мы здесь не слишком много говорим о хороших чертах наших пациентов, не так ли? – улыбнулась она. – Что ж, вы умны, восприимчивы, остроумны, очень добры, я видела, как вы себя вели с другими членами группы, с новенькими. Вы умудрились наладить отношения даже с Мисти.
Я покраснела от гордости.
– И, наконец, должна сказать, что испытала огромное удовлетворение, наблюдая, как вы менялись и взрослели на глазах.
– Неужели я была так ужасна? – спросила я из чистого любопытства.
– Вы были крепким орешком, но случались и похуже вас.
– Я вас ненавидела, – с удивлением услышала я собственные слова. Но она вовсе не упала от них в обморок.
– Странно было бы, если бы не ненавидели, – кивнула она. – Как это в том фильме: «Я самый ужасный из твоих кошмаров»?
– Откуда вам столько известно обо мне? – робко спросила я. – Как вы чувствовали, когда я вру, а когда говорю правду?
– Я очень долго была «внутри», – сказала она. Это ничего мне не объяснило.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что я долгие годы жила с человеком, страдавшим хроническим алкоголизмом и наркоманией, – сказала она, загадочно улыбнувшись.
Я была потрясена. Бедная Джозефина! Кто же это был? Один из ее родителей? Брат? А может быть, муж? Может быть, она была замужем до того, как сделаться монашкой?
