Мне ужасно хотелось, чтобы у Бриджит сладилось с Джои, потому что мне все еще было как-то неловко появляться на людях с одним из Настоящих Мужчин. Если бы удалось уломать подругу встречаться с парнем из их компании, мне стало бы гораздо уютнее. А одна я боялась. Да-да, я отдавала себе отчет в том, что это мелко, что я ужасный человек, но ничего не могла с собой поделать.

Мы с Бриджит приняли душ, что было совершенно бесполезно, так как через пять минут мы снова стали мокрыми, как мыши. Надев на себя минимум одежды, мы поплыли на встречу с Люком по тяжелому влажному воздуху.

Робея и нервничая, я нажала на кнопку звонка. Я всегда чувствовала себя так, приходя к Люку. Странное сочетание сексуального желания и неприятия. Почти отвращения. Какое-то едва заметное еканье в желудке, как будто слабый сигнальный огонек мигает.

Мы выползли из лифта и остановились. Дальше идти было слишком жарко. Дверь в квартиру была открыта, Люк лежал на полу в хлопчатобумажных шортах. Вентилятор обдувал его загорелую грудь и длинные голые ноги, трепал его длинные волосы. Когда я подошла к нему совсем близко, он улыбнулся мне, и глаза его потемнели. На его шортах возник бугорок, а на лице – счастливое выражение. Я одновременно испытала бешеный взрыв желания и приступ тошноты.

– Ну, как дела, «Назад, в семидесятые»? – приветствовала Люка Бриджит.

– «Бросок в семидесятые»! – поправил Люк.

– «Нырок в семидесятые», – уточнила Бриджит.

– «Выныривание в семидесятые», – не уступал Люк.

– «Рука семидесятых»? – предложила Бриджит.

– Ну, нет, так не честно, – твердо ответил Люк. Люк и Бриджит прекрасно ладили. Что мне иногда почему-то нравилось. А иногда – нет, тут очень тонкая грань. Надо чтобы все-таки не слишком ладили…

А потом со мной случилось то, что всякий раз случалось, когда я попадала в дом к Люку: я угодила в тестостероновую ловушку. И Люк изрядно помог мне в этом своим смехом. Потом мы с Бриджит еще немного покрутились вокруг него, размахивая руками, как ветряные мельницы.

– Боже мой! – восклицала Бриджит, оглядывая это холостяцкое жилище мачо. – Здесь с каждым разом все хуже и хуже. Столько мужских гормонов! Как у вас только яйца не отвалятся! А не найдется ли тут стаканчика кофе со льдом?

– Ой, честное слово, не знаю. – Люк смущенно потер свою щетину жестом, который лично я нашла столь сексуальным, что немедленно захотела, чтобы Бриджит куда-нибудь сгинула, оставив нас с Люком заниматься серфингом на полу. – Вообще-то мы дома не очень-то готовим. Но я могу сбегать на угол и принести, – предложил он. – Или, может, пива? Пива у нас полно.

– Почему-то это меня не удивляет, – сухо заметила Бриджит. – Ладно, пиво так пиво. Что я вижу! – воскликнула она, подняв с пола кожаную безрукавку с надписью «Уайтснэйк» на спине. Она печально покачала головой и сказала:

– Какой теперь год, а. Люк? Ну, скажи мне, какой нынче год?

Она должна была задать этот вопрос. Она всякий раз задавала его, когда видела Люка.

– Конечно, 1972-й, – бодро ответил он.

– Вообще-то, нет, знаешь ли, – быстро возразила она. – Сейчас 1997 год.

Люк сделал большие глаза:

– Эта женщина бредит?

– Передай-ка мне газету, Рейчел! – велела Бриджит. – Посмотри сюда, ты, бедный отсталый дурачок, сюда, где проставлена дата…

Люк, как обычно, сосредоточенно наморщил лоб, и я решила, что хватит уже мне стоять в сторонке.

– А где ребята? – поинтересовалась я.

– Вышли, – ответил он, – будут с минуты на минуту.

Как раз в этот момент послышался шум в дверях, шарканье ног, голоса: невнятные восклицания, жалобы. И Джои с Шейком почти втащили в комнату Гэза, у которого лицо было землисто-серое.

– Уже совсем чуть-чуть осталось, старик! – уговаривал Джои Гэза.

И все они по очереди запнулись о пару велосипедных ботинок, которая валялась посередине комнаты на полу. И каждый пробормотал: «Боже!» Интересно, подумала я, как они только могут носить джинсу в такую жару. И так много… волос!

– Мы уже дома, старик, – сказал Шейк.

– Наконец-то, мать твою… – пробормотал Гэз и приложил тыльную сторону ладони ко лбу, как викторианская старая дева, которая так взволнована, что вот-вот упадет в обморок. Глаза его были полуприкрыты, а колени подгибались.

– У него обморок, обморок! – театрально провозгласил Шейк, когда Гэз мешком осел и ударился об пол.

Гэз упал в обморок. Вот умора! Люк, Бриджит и я подбежали поближе, чтобы получше рассмотреть, что это с ним такое.

– Эй, расступитесь, дайте ему побольше воздуха, – осадил нас Джои. – Давай, старик, дыши! Ну-ка дыши глубже! – он присел рядом с Гэзом.

Гэз ответил астматическим вдохом.

– Ослабьте ему ворот, – пробормотала я.

– Что это с ним? – поинтересовался Люк. Я-то сразу решила, что Гэз просто не выдержал такой жары, но Джои ворчливо ответил:

– Человек имеет право на частную жизнь. Стало ясно, что речь идет о чем-то поинтереснее теплового удара.

Джои всегда держался настороже в присутствии Бриджит. Он вел себя так, как будто Бриджит без ума от него, за ним охотится и спит и видит как бы заманить его в ловушку. Вот наглый тип! И все только потому, что она один раз переспала с ним! Но на сей раз было совершенно ясно, что Джои не по себе не из-за Бриджит. Я уже предвкушала что-то интересное. Что же тут у них произошло? Может, Гэза сбили? Нью-йоркские велосипедисты – народ свирепый.

Я оглядела его распростертое тело в поисках повреждений – например, следа велосипедной шины на лице, и тут только заметила, что с его левой рукой что-то не так. Она распухла и была вся в крови. Кровь почти заливала слово «ЗАДД», начертанное готическим шрифтом на коже.

– Что это у него с рукой? – спросила я.

– Ничего, – отрезал Джои. И вдруг я поняла.

– Ему сделали татуировку! – воскликнула я. – Вот от чего он в обморок упал?

«Как девчонка!» – подумала я презрительно. Гэз приоткрыл глаза:

– Этот козел – просто мясник какой-то, – прохрипел он. – Он меня измучил.

Я еще раз посмотрела на буквы: «ЗАДД».

– А что, собственно, вы хотели изобразить? – спросила я.

– Всего лишь название лучшей в мире группы.

– Но при чем тут «ЗАДД»? – недоуменно спросила Бриджит. – Разве есть такая группа?

– Да нет! – Джои закатил глаза, страдая от тупости Бриджит. – Они называются «ЗАДИРЫ».

– Но где же вторая часть слова? – смущенно поинтересовалась я. – По-моему, не хватает «И», «Р», и еще «Ы». К тому же, зачем тут две буквы «Д», я что-то не пойму…

– Татуировщик попался не слишком грамотный, – коротко пояснил Джои.

– Просто Гэз больше не мог терпеть, – добавил Шейк. – Он слезно умолял мастера остановиться… – голос Шейка дрогнул, когда он заметил недовольный взгляд, который метнул в него Джои.

– Он еще вернется и закончит работу, – мрачно пообещал Джои. – Он просто пошел домой отдохнуть немного.

– Нет! Я не согласен! – с Гэзом, по-прежнему лежавшим на полу, едва не случился припадок. – Не заставляйте меня, не заставляйте, я чуть концы не отдал, говорю вам, я терпел, сколько мог, но, черт, это такая боль, такая, черт, нет, больше я не могу… – он весь дрожал.

– Но, послушай, старик, – увещевал Джои голосом, каким убеждают мальчиков не позориться перед девочками. – Как же вторая часть названия? С такой татуировкой, как сейчас, ты будешь выглядеть, как бомж какой-нибудь.

– Тогда я отрежу себе руку! – диким голосом заорал Гэз. – И никто не узнает, что там было написано!

– Заткнись, старик, – прикрикнул Джои. – Мы тебя откачаем, приведем в норму и доделаем то, что начали.

– Не-е-ет! – завопил Гэз.

– Ну, старик, послушай, – успокаивал Шейк, – бутылочка «Джей-Ди» – и ты у нас будешь как новенький. Даже не почувствуешь ничего.

– Нет!

– Старик, ты помнишь, как мы с тобой познакомились? – Джои сурово и твердо посмотрел на все еще лежавшего на спине Гэза. – Это было первого июля 1985 года, на концерте «Зеппелин». Ты еще тогда сказал, что за Эксмана родную жену замочил бы. Что с тобой стало? Что с тобой приключилось, старина, что ты не хочешь немножко потерпеть ради такой клевой группы? И это после всего, что они для тебя сделали? Ты разочаровываешь меня, дружище.