Интересно, откуда она знает.

– Но ведь я не враг вам, Рейчел, – продолжала она. – Ваш истинный враг – это вы сами, и этот враг от вас никуда не денется. Допустим, вы сегодня выйдете из этой комнаты, чувствуя себя героиней, потому что устояли. Но, уверяю вас, это будет не победа, а поражение.

Неожиданно я почувствовала огромную усталость.

– А хотите, я скажу вам, почему вы такой ужасный человек? – спросила она. – Сказать? – повторила она, не дождавшись моего ответа.

– Да, – выдавила я.

– У вас уродливо низкая самооценка, – пояснила она. – В ваших собственных глазах вы ничего не стоите. А вам не хочется чувствовать себя такой никчемной, верно? Кому же хочется? Поэтому вы ищете одобрения и поддержки тех людей, которыми восхищаетесь. Таких, как та самая Хеленка, о которой вчера упомянула Бриджит. Ведь верно?

Я едва заметно кивнула. В конце концов, Хеленка действительно достойна восхищения. По крайней мере, с этим пунктом я готова была согласиться.

– Но, знаете, это очень неудобно – жить, не веря в себя, – продолжала Джозефина. – Вы как бы просто плывете по течению, ожидая, когда кто-нибудь поставит вас на якорь. Да говори ты что хочешь!

– Потому вы и не доверяли самой себе в отношениях с Люком, – сообщила она. – Вы разрывались между желанием сохранить его и чувством, что не должны этого делать, потому что единственным человеком, который сказал вам, что он вам нравится, были вы сами. А себе вы не верите. Какая же тяжелая, утомительная у вас жизнь!

Да, мне действительно было тяжело жить, и сейчас я это поняла. Бывали минуты, когда мне казалось, что я схожу с ума: мне казалось, что весь мир против моих встреч с Люком. Помню, я пошла с ним на вечеринку в полной уверенности, что никого из знакомых там не будет. И вдруг, к моему ужасу, встречаю Хлою, одну из приближенных Хеленки. В дикой панике я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и бросаюсь вон из комнаты. Ничего не понимающий Люк бежит за мной.

– Что случилось, детка? – взволнованно спрашивает он.

– Ничего, – нервно бормочу я.

Я просто принуждаю себя вернуться обратно, но весь вечер прячусь по углам, стараюсь не стоять слишком близко от Люка, чтобы Хлоя, не дай бог, не подумала, что мы вместе. Я злюсь, когда он пытается обнять меня или прижать к себе. Я отталкиваю его, и мне больно от обиды, которую я вижу в его глазах. В конце концов, я действительно ухожу, чтобы окончательно не тронуться.

– Не лучше ли было бы открыто и гордо признать, что вы – с Люком? – голос Джозефины выдернул меня из этого кошмара. – Сказать им: да, я такая, не нравится – не ешьте.

– Но… да нет, вы не понимаете! – расстроилась я. – Надо пожить в Нью-Йорке, чтобы понять это. Эти люди действительно очень важны.

– Для меня – нет. – Джозефина широко улыбнулась. – И для Мисти, например, тоже нет.

Мисти яростно затрясла головой. Чего еще от нее ожидать, от стервы!

– На свете миллионы людей, которые прекрасно обходятся без одобрения Хеленки.

– А вы не будете так любезны объяснить мне, какое все это имеет отношение к наркотикам? – едко поинтересовалась я.

– Огромное, – многозначительно ответила Джозефина. – Вот увидите.

После ланча Джозефина снова взялась за меня. Я бы все отдала, чтобы это кончилось! Я очень, очень устала.

– Вы хотели знать, какое отношение ваша низкая самооценка имеет к наркомании, – сказала она. – Самое простое объяснение – если бы вы хоть немного уважали себя, то не стали бы губить свой организм всякой дрянью и доводить себя до серьезной болезни.

Не имея ни малейшего представления, о чем она говорит, я разглядывала потолок.

– Я, кажется, с вами разговариваю, Рейчел! – крикнула Джозефина так громко, что я подскочила. – Вспомните, какой доходягой вы пришли сюда. В ваше первое дежурство по завтракам вы чуть не отключились, и все потому, что внезапно лишились вашего любимого валиума. Кстати, у вас в тумбочке нашли пустой пузырек из-под валиума, – сказала она, глядя мне прямо в глаза.

Я отвернулась, сгорая от стыда и злясь на себя за то, что не смогла спрятать пузырек лучше. Но прежде, чем я успела придумать какое-нибудь объяснение, вроде «это был не мой пузырек» или «мне его дала мама, там была святая вода», она продолжила:

– Это всех здесь касается. Если бы вы выше себя ценили, вы не морили бы себя голодом, или, наоборот, не объедались, не травили бы себя алкоголем, или, как в случае Рейчел, не доводили бы себя наркотиками до больницы.

Ее слова угрожающе звенели в тишине комнаты, и у меня по телу пробежала дрожь ужаса.

– Вы чуть не умерли, – безжалостно продолжала Джозефина, – из-за наркотиков, которыми накачали себя. Как вам кажется, это нормально?

Странно, но до сих пор я как-то всерьез не задумывалась о моей так называемой передозировке.

– Ничего я не умирала, – неохотно ответила я.

– Умирали, – настаивала Джозефина.

Я молчала. За считанные доли секунды я увидела себя со стороны. Я почувствовала, как все сидящие в этой комнате меня воспринимают. И то, что я могла умереть в больнице от передозировки, показалось мне ужасным. Если бы такое случилось с Майком, например, или с Мисти, я была бы поражена, как низко они пали из-за своего пьянства.

Но дверца в истину тут же снова захлопнулась.

– Это была случайность, – сказала я.

– Нет, не случайность.

– Случайность. Я не собиралась принимать так много.

– Вы вели образ жизни, при котором прием больших доз наркотиков был в порядке вещей. Большинство людей вообще не принимают наркотиков, – напомнила мне Джозефина.

– Это их проблемы, – я пожала плечами. – Если им нравится бороться со всем тем дерьмом, которым их забрасывает жизнь, не прибегая к помощи легких наркотиков, то они просто дураки.

– Где вы почерпнули столь стройную теорию, интересно?

– Не знаю.

– Рейчел, чтобы добраться до истоков, нам придется вернуться в ваше детство, – улыбнулась Джозефина.

Я картинно возвела глаза к небу.

– Трудно жить в большой семье и сознавать, что ты в ней – самая неталантливая, самая неумная, самая нелюбимая, не правда ли? – громко спросила Джозефина.

Это было, как удар в солнечное сплетение. У меня в глазах потемнело от боли и потрясения. Я бы запротестовала, да у меня дыханье перехватило.

– Ваша старшая сестра – способная и очаровательная, – жестоко продолжала она. – Ваша следующая сестра – просто ангел в человеческом обличье. Две ваши младшие сестры необыкновенно привлекательны внешне. Трудно жить в семье, где у всех, кроме вас, есть какие-то достоинства.

– Но… – попыталась вклиниться я.

– Трудно жить, когда ваша мать столь очевидно разочарована в вас, когда она переносит свои собственные комплексы по поводу слишком высокого роста на вас, – неутомимо продолжала Джозефина. – Другие пусть говорят, что вы слишком высокая, – это ладно, но когда это говорит ваша родная мать! Тяжело, когда считают, что вы недостаточно способная, чтобы сделать хоть какую-то карьеру.

– Моя мать любит меня! – похолодев от страха, выпалила я.

– Я вовсе не утверждаю обратного, – сказала Джозефина. – Но наши родители – тоже всего лишь люди, и свою горечь за неосуществленные амбиции они срывают па детях. Совершенно ясно, что бедная женщина зациклилась на своем росте и перенесла это на вас. Она хороший человек, но у нее не всегда получается быть хорошей матерью.

Во мне поднялась дикая злость на маму. Бездушная старая корова! Это она сделала так, что я всю жизнь чувствовала себя неуклюжей дурой. Не удивительно, что все мои романы кончались катастрофой. Не удивительно – я плавно подошла к этому выводу, – что я стала принимать наркотики!

– Значит, это моя мать виновата в том, что я – если это действительно так, стала наркоманкой? – спросила я, изо всех сил стараясь придти хоть к какому-то позитиву.

– Э, нет!

Нет? Тогда к чему все эти разговоры?

– Рейчел, – ласково произнесла Джозефина. – В Клойстерсе не занимаются поисками козлов отпущения.